Нищенка на торте

расплетая гайтан самолёта,

ну а мне бы хоть таксой сыграть в царь-норы,
продираясь сквозь дебри женьшеня,
чтобы вдруг напугать этих девушек: р-р-ры,
от их визга и ног хорошея.

Диоген

Терпенье и покой до Пасхи, сидят на корточках бомжи,
и, зыркая глазами хаски, крикливы галки и свежи,
всё, что сверлило и копало, перестилая пух окрест,
слепило из говна и палок трамвай, где нет свободных мест,

аэрофлотовские мили давно профукав, я уже
не новичок в червивом мире – в депо на первом этаже,
убрал кастрюлю, чтоб не дуло зимой сквозь звёздочки в борще,
когда о прошлом больно думать, о настоящем – вообще,

искать в действительности кислой, пока на лужицах слюда,
такой отпугиватель мыслей, чтоб возвращались иногда,
по самый пуп в житейском соре, чем только память ни утюжь,
глаголом жечь запас калорий, как продолженье «Мёртвых душ»,

во вражьи вглядываясь лица, пока верховный не воскрес,
пытаюсь искренне поститься, но вру и набираю вес,
и у природы на примете, я основного не учёл —
в обратной съёмке, как спагетти, засасывает улей пчёл.

Эврика

Архимед не нашёл от чего оттолкнуться,
на перилах повис, выходя из пивбара —
только лужи апрельские бьются, как блюдца —
а в ушах, как окурки, наушников пара,

на «Фаросский Маяк» он настроил ресивер,
в Сиракузах не каждый весталками бредит,
вы ещё Кардашьян назовите красивой,
кстати, Кэмпбелл Найоми по-прежнему в тренде —

накануне Pall Mall распечатал сердито,
угадал алюминий, предвидел палладий,
разогнул силой мысли подкову магнита —
с мирозданием, наверняка, не поладил,

сам себя убедил, как законченный лузер —
только свет прохудившийся мир залатает,
вытесняя объём пузырьками в джакузи,
доказал, что корона почти золотая,

волшебству в общий список чудес не втереться,
кабы знал, собираясь шутя побороться —
не представится шанса второго, как в детстве,
дать по яйцам врагу, заслонившему солнце.

Ремиссия

Ещё одна покинула блиндаж
пока кукушка не прокукарекала,
плесну в стакан C2H5OH —
привет, моя любимая молекула,

поднявшись не над битвой, а between,
я как птенец, оперившись на поручни,
страдаю в плоскогубцах карты вин —
в зазоре, между выдержкой и горечью,

разлуки наблюдая крупный план —
сплошной наезд, хоть вдребезги разбейся мы,
ведут все рельсы мира в Абакан
сквозь белый шум черёмухи над рельсами,

картонный лес от сырости разбух,
апрельский гром покашливает буднично,
я изобрёл транзистор и фейсбук,
Джоконду набросал на чеке в булочной,

и, чистый спирт руками разведя,
на память засушил цвета и запахи,
кому медведь наступит на тебя,
проедут по ушам седые лабухи

и, поперёк душевной долготы,
другой трубой державу пустят по миру,
мне целый день названивала ты —
наверное, опять ошиблась номером.

Нищета

Гнутся конские шеи икон,
парусина окладов раздута,
и, от ужаса, всем косяком,
гибнут птицы во время салюта,

им уже не насыплешь пшена,
у сограждан расшатаны нервы,
а потом тишина, тишина —
только звёзды блестят, как консервы,