К нему робко подошел довольно доброй наружности мужик.
– Можно, Иван Егорыч, уйти-то? – спросил он.
– Нет, нельзя… сами заварили кашу, так не пеняйте, дьяволы экие, право!
– Да ведь, Иван Егорыч, мир-с, а не я, батюшка.
– Мир?.. Из собак, что ли, мир-то состоит? Из вас же, чертей!
Мужик конфузливо перебирал шапку в руках.
– Как гнилая горячка-то была, – продолжал Варегин: – так умирал с дьяволами, хоть бы тому поверили.
– Это точно что-с, – произнес мужик.
– Так что ж «точно что-с»!.. Стану я вас обманывать!
– Да мы, батюшка, и сумненья в том не имеем.
– Ну коли не имеешь, так пошел и уговаривай!
Мужик пошел, сказал что-то такое двум-трем мужикам, да так тут на месте и остался и не возвращался более.
– Может быть он уговорит, – произнес Бакланов.
– Нет, – отвечал с прежнею мрачностью Варегин: – я уж к исправнику и за военною командой послал, – прибавил он.
– Господи! – воскликнул Бакланов: – да нельзя ли как-нибудь уговорить так?
Варегин усмехнулся.
– Попробуйте, подите, поговорите… Вы спали, а я целую ночь их в сборной избе уговаривал, так будет: наговорился.
Бакланов пошел к Софи, чтобы предупредить ее.
– За командой уж послали, – сказал он больше шутя.
– Как! – воскликнула та, побледнев. – Нет, мой друг, не надо, не надо! Я от всего лучше отступлюсь.
– Да Варегин не отступися; ему это надо для общего порядка.
– Нет, нет, не надо мне ничего! – кричала между тем Софи, становясь перед Баклановым на колени.
– Ты вот кричишь, они услышат это и еще больше будут упираться, – уговаривал ее Бакланов.
– Жаль мне их, не могу я этого… – говорила Софи, упадая на руки Бакланову.
– Что ж делать-то? – отвечал он, сажая ее на диван.
Послышался колокольчик. Софи задрожала.
– Ничего, ничего! – успокаивал ее Бакланов: – я буду целый день сидеть около тебя и не отойду.
При звуке колокольчика толпа мужиков тоже зашевелилась несколько; один из них отделился и побежал ворота отпирать.
Въезжал исправник, довольно полный и расторопный, должно быть, мужчина, ч птичьим, совиным лицом. Он сейчас же выскочил из тарантаса и прямо подошел к толпе мужиков.
– Что, любезные, выстроились уж, – а? Здравия желаем!
– Здравствуйте, батюшка! – проговорили ему несколько голосов.
Исправник повернулся и увидел Варегина.
– А, ваше высокородие, честь имею кланяться! – продолжал он, весело прикладывая руку к фуражке. – Прикажете внушать-с? – прибавил он с улыбкой.
– Внушайте! – отвечал Варегин.
Исправник обратился к мужикам.
– Что ж, вы решительно не повинуетесь?.. Сейчас команда придет.
Мужики не отвечали ему ни того ни сего.
– Я вас спрашиваю, повинуетесь вы, или нет? – крикнул уже исправник.
– Да говори, старый! – толкнули несколько мужиков старика-старосту.
– Нет, батюшка, нельзя нам того, – прговорил тот наконец.
– Отчего же бы это нельзя, позвольте вас спросить?
– Государь император, батюшка, Александр Николаевич не приказывает того.
– А я не знаю, что государь приказывает, или нет?
– Не знаю, батюшка, знаешь ты, аль нет!
– Нет, ты знаешь: врешь, бестия ты этакая! Я вот тебя первого взъерепеню, первого!
Староста мрачно нахмурился.
В это время на двор въехала еще пара в тележке, и из нее соскочил нарядный мужик, с русою окладистою бородой.
– Старшина! – прошел легонький говор между мужиками.
Старшина сейчас же подошел к посреднику.
– Команда идет в версте, ваше высокородие, – донес он.