– Поди, поговори, не усовестишь ли дураков! – сказал Варегин.
Старшина подошел к мужикам и обратился к ним с речью, сильно ударяя на о.
– Государь император делает вам теперь эткие милости, – начал он: – и что ж вы делаете? Госпоже вашей законной не покорствуете!
– Наша законная-то госпожа, господин старшина, умерла, – отвечал ему старик-староста.
– Погоди, друг любезный, погоди! – возразил ему на это старшина: – ты теперича имеешь сам имущество, оставляешь ты его сыну, что ли, али сродственнику, и кто ж может его отнять у него? Корову ты ему оставляешь: неужели корова не пойдет к нему на двор?
– Нынче, господин старшина, насчет того порядки другие, – опять ему возразил старикашка-староста. – Госпожа померла, значит, мы и вольные; другой господин жив, властвуй, а умер, тоже ослобождаются… Молодые пускай сами себе наживают. Как же ты иначе волю-то сделаешь?
– Ишь как рассудил, складно! – перебил его насмешливо старшина: – а словно бы не так в царских-то указах сказано.
– Знаем мы, господин старшина, как в царских-то указах сказано, знаешь и ты сам! Грех только тебе так говорить: миром, кажись, тебя выбирали.
– Да мне, дьявол вас возьми и с вашею должностью! Тьфу мне на нее! – воскликнул старшина. – С вами, дураками, только время потратишь, да себе беспокойство… – заключил он и, отойдя от толпы, молодцевато прислонился к стене дома.
Прошло еще с полчаса самого ужасного, томительного времени. е Наконец на двор прибежали две маленькие крестьянские девочки.
– Солдатушки уж идут! – как-то робко они оповестили.
Толпа, как бы вся в один момент, опустила голову.
Варегин проворно встал и пошел по деревне навстречу команде.
Впереди всоей роты ехал верхом на лошади молоденький офицер. На лице его написана была гордость и серьезность. Солдаты же, напротив, шли вольно, развязно, и большая часть весело между собой перешучивались.
Варегин пошел рядом с солдатами.
– Вы, братцы, имейте лицо-то посерьезнее, посуровее, – сказал он.
– Нахмуримся, ваше благородие, – отвечали ему несколько солдат в один голос.
– Ну, и сначала оцепите только некоторых, – обратился он уже к офицеру.
– Знаю-с, – отвечал тот самодовольно.
– Что огонь употреблять, кровь понапрасну проливать! – обратился опять Варегин к солдатам.
– Известно, ваше благородие, – подтвердил ему фельдфебель: – оцепим по-первоначалу, а тут, коли упираться очень начнут, так в приклады.
– Знаем, ваше благородие, не в первый уж раз, – подхватил молодой и с умным лицом солдат: – я этта в Спирове не то что прикладом, а схватил за волосы главного-то зачинщика. «Господин служивый!» – закричал и на колени, а за ним и прочие другие.
Все почти солдаты захохотали.
– Бунтовщики тоже, робята, важные, – произнесло опять несколько голосов.
– Смирно! Ружья на плечо! – скомандовал офицер.
В это время входили уже в самую усадьбу.
Солдаты сейчас же поправились и нахмурились. Офицер махнул барабанщику. Тот громко, так что раздалось на все селение, ударил марш.
Варегин, проворно опередя солдат, опять подошел к мужикам.
Лицо его было бледно, волосы растрепаны.
– Братцы, образумьтесь, смерть вам угрожает! – вскричал он.
Толпа вся дрожала с первого же звука барабана, но ничего не говорила.
Солдаты стали обходить ее и выстроились против нее.
– Братцы, образумьтесь! – произнес еще раз Варегин.
Молчание.
Он махнул белым платком офицеру.
– С левой по одному марш! – скомандовал офицер.
Цепь солдат отделилась и стала входить в толпу, которая и не понимала, что это такое с ней делают.
– Сомкнись! – скомандовал офицер.
Солдаты сомкнулись, человек двадцать мужиков осатлись у них в цепи.
Один молодой парень хотел было выскочить из нее, солдат ткнул ему прикладом в лицо.
Старикашка-староста что-то топтался на одном месте. Этот молодой парень был его единственный сын.
– Тятенька! – закричал он ему оттуда.
– Ну, черти, дьяволы! Становитесь на колени! – вскрикнул старик и сам стал на колени, за ним стали несколько мужиков.
– Виноваты, матушка наша Софья Петровна, виноваты! – завопили они.
Варегин подошел к одному из не ставших на колени мужиков и ударил его по плечу.
– Ну, становись! Еще за зачинщика сочтут.
И вслед затем все остальные коленопреклонились.
Оцепленные давно уже стояли на коленках, а нежный старостин сын даже ревел.
– Надо зачинщиков отобрать! – сказал исправник Варегину.
Тот махнул ему рукой и, совершенно утомленный, опять опустился на рундучок крыльца.