Из лугов, где сгребали сено, вотчина шла в усадьбу – мужики в красных ситцевых рубахах, женщины тоже в ситцевых сарафанах и в чистых белых рубашках, все с граблями и с вилами на плечах, все, по большей части, красивые и молодые.
Бакланов стоял на балконе и прислушивался. Толпа пела песню, и чем ближе подходила, тем голоса становились слышнее. Бакланов заметил впереди идущую фигуру в белой рубахе, синих штанах, которая разводила руками и помахивала платком. Это был гайдук Петруша, совсем седой, как лунь, но еще бодрый…
Голоса совсем уж стали слышны; Бакланов стал наконец различать слова:
«С поля, с поля едет барин», – пели мужики и бабы.
«Две собачки впереди!» – слышался, по преимуществу, дребезжащий голос Петруши.
«Поровнявшися со мною, кинул он умильный взгляд!» – пели, кажется, по преимуществу женщины.
«Здравствуй, милая красотка, из которого села?» – пробасили уж мужчины.
«Вашей милости крестьянка, отвечала ему я!» – опять залились женские голоса.
Всю эту штуку выдумал и управлял ею старик Петруша.
Бакланов, стоя на балконе, все ниже и ниже наклонял голову; наконец не мог выдержать и, убежав к себе в кабинет, упал на диван и зарыдал.
Покуда он лежал там, толпа пришла на двор, и слышалась уже другая песня:
«Башмачки, башмачки,
Башмачки мои тороченые!
Три рубля за них платила.
Только день в них походила.
Башмачки, башмачки,
Башмачки мои тороченые!»
При этом какой-то малый, из простых деревенских мужиков, неистово ломался перед народом.
Бакланов наконец вышел на крыльцо.
– Ура! наш батюшка, барин! – вскрикнула толпа, подкидывая шапки на воздух. – Ура! – повторила она.
И опять этим распорядился старик Петруша, который стоял на правом фланге и выше всех поматывал рукой.
Бакланов снова прослезился.
– Благодарю вас, братцы! – начал он взволнованным голосом. – Что же водку-то?.. Подавайте водку-то! – прибавил он.
Управляющий, с огромным бочонком и со стаканом в руках, пошел обносить.
– Давай по два стакана за раз! – сказал Бакланов.
Мужики при этом отхаркивались, отплевывались, однако выпивали.
– Земли вам, братцы, – продолжал между тем Бакланов, стоя перед ними: – по Положению назначено по четыре десятины; но вы владеете, вероятно, больше?
– Да, словно бы есть маленький излишечек, – произнесло несколько стариков-мужиков.
– Весь этот излишек оставлю вам, не отрезываю ни клочка.
– Благодарим, батюшка, покорно! – произнесли опять те же старики.
– Земля-то больно плоха, – сказал стоявший несколько вдали рыжий, с перекошенным лицом, средних лет мужик: – каменья да иляк.
– Ну уж, любезный, мне для тебя земли не выдумать, не сочинять, – отозвался ему Бакланов, услышав его слова.
– Что, пустяки!.. Земля как быть надо земле… У всех здесь одинакая, – сказал опять старик.
– Такая, небось, как у тебя, у старого. По сороку телег на одну полосу навоза-то валишь, – возразил ему, в свою очередь, мужик.
– А тебе кто мешает, какой леший? – окрысился на него старик.
– Ну-с, дворовые теперь, – перебил их Бакланов: – желаете ли оставаться у меня временно-обязанными крестьянами?
– Лучше того нам быть не может! – сказал ему первый Петруша.
– Старики пусть живут здесь, а молодые промышляют и будут платить за них оброк, – сказал Бакланов.
– Нам тоже, Александр Николаевич, все про них да для них взять негде-с! – сказал молодой парень.
– А ты вот найдешь у меня, как тебя на миру-то раза два поучат; их вспоили, вскормили, а они батек и знать не хотят, – сказал Бакланов.
– Так, батюшка, Александр Николаевич, справедливо! – отозвались с удовольствием старики.
– Ну, садитесь, кушайте!
Мужики повернулись и стали усаживаться за приготовленные для них столы.
– А я вот к бабам пойду и побеседую с ними, – прибавил Бакланов и пошел.
Он давно уже видел между женщинами Марью, которая с заметным любопытством смотрела на него и даже, как показалось ему, с некоторым чувством.
Он прямо подошел к ней.
– Здравствуй, Марья! – сказал он и протянул к ней руку.
Она хотела было поцеловать ее.
– Как можно! Этого уж нынче нет, – говорил Бакланов, не давая ей руки, и хотел поцеловать ее в лоб; но Марья протянула к нему губы, и они поцеловались, и оба покраснели.
Другие женщины смотрели на всю эту сцену с усмешкой.
– Ну, садитесь!.. Садись, Марья, и я сяду около тебя!..
Марья продолжала смотреть на него с любопытством.
– Я стану с вами ужинать и выпью водки. Эй, дайте сюда!..