Боярщина

– Граф! Я вас хотел просить об этом. Позвольте мне предоставить ее в полное ваше покровительство. Вы один, может быть, в целом мире…

– Все будет хорошо! Все будет хорошо! – говорил старик, еще раз обнимая Эльчанинова, и, когда тот, в последний раз раскланявшись, вышел из кабинета, граф опять сел на свое канапе и задумался. Потом, как бы вспомнив что-то, нехотя позвонил.

В кабинет вошел камердинер в модном синем фраке.

– Какой сегодня день?

– Четверг, ваше сиятельство.

– А когда почта в Петербург?

– Сегодняшний день, ваше сиятельство.

– Вели приготовить верхового в город.

Камердинер вышел. Граф снова подошел к бюро и начал лениво писать:

«Любезный Федор Петрович!

К тебе явится с моими письмами, от 5 сентября, молодой человек Эльчанинов. Он мне здесь мешает, затяни его в Петербурге, и для того, или приищи ему службу повидней и потрудней, но он вряд ли к этому способен, а потому выдавай ему денег понемногу, чтобы было ему на что фланерствовать. Сведи его непременно с Надей. Скажи ей от меня, чтобы она занялась им, я ей заплачу; а главное, чтобы она вызвала его на переписку, и письма его к ней пришли ко мне. Надеюсь, что исполнишь.

Граф Сапега».

Написавши письмо, граф опять позвонил нехотя. Вошел тот же камердинер.

– Отправить страховым! – сказал Сапега и начал ходить скорыми шагами по комнате, вздыхая по временам и хватаясь за левый бок груди. Ему не столько нездоровилось, сколько было совестно своих поступков, потому что, опять повторяю, Сапега был добрый в душе человек, – но женщины!.. Женщин он очень любил и любил, конечно, по-своему.

VIII

Спустя неделю после отъезда Эльчанинова граф приехал в Коровино. Анна Павловна была по большей части в беспамятстве. Савелий встретил графа в гостиной.

– Могу ли, любезный, я видеть больную? – спросил граф, приняв Савелья за лакея.

– Она в беспамятстве теперь, ваше сиятельство, – отвечал почтительно Савелий.

– Все-таки я могу войти?

– Пожалуйте.

Граф вошел в спальню.

– Боже мой! Боже мой! – вскричал он, всплеснув руками. – Ах, как она больна! Она в отчаянном положении! Кто же ее лечит? Кто за ней ходит?

– Я за ней хожу, ваше сиятельство, – отвечал Савелий.

– Но как же ты можешь ходить? Это неприлично даже – ты мужчина.

– Мне поручил ее Валерьян Александрыч, – отвечал Савелий.

– Очень неосмотрительно сделал Валерьян Александрыч; ты можешь любить госпожу, быть ей верен, но никак не ходить за ней больною.

Савелий не отвечал.

– Как сыро, как холодно в комнате! – продолжал граф. – Бедная… бедная моя Анета! Часто ли ездит к ней по крайней мере лекарь?

– Лекарь не ездит, ваше сиятельство, – отвечал Савелий.

– Господи боже мой! – вскричал граф. – Что вы с нею делаете! Вы хотите просто ее уморить! Это ужасно! Сегодня же, сейчас же перевезу ее к себе.

– Нет, ваше сиятельство, – возразил было Савелий.

– Что такое нет? Оставить вам ее здесь уморить? – перебил граф.

– Я не могу отпустить Анны Павловны: она мне поручена, – сказал с твердостью Савелий.

– А я не могу оставить ее здесь, – отвечал граф, несколько удивленный дерзостью Савелья. – Оставить, когда у ней нет ни доктора, ни прислуги даже, которая могла бы ходить за ней.

Слова его были отчасти справедливы. Служанки, редко бывавшие в комнатах и в бытность Эльчанинова, теперь совершенно поселились в избах. Один только Савелий был безотлучно при больной. Пригласить медика не было никакой возможности; Эльчанинов, уехавши, оставил в доме только десять рублей. Савелий, никак не предполагавший подобной беспечности со стороны приятеля, узнал об этом после. Услышавши намерение графа взять к себе Анну Павловну, он сначала не хотел отпускать ее, не зная, будет ли на это согласна она сама и не рассердится ли за то; но, обдумавши весь ужас положения больной, лишенной всякого пособия, и не зная, что еще будет впереди, он начал колебаться.

– Я не знаю, ваше сиятельство, – начал он не с прежнею твердостью, – захочет ли больная переехать к вам.

– Чего тут больная! Она умирает, а ее спрашивать, хочет ли она помощи. Я сейчас возьму ее.

– Я не могу совсем оставить Анны Павловны; если вам угодно взять ее, то позвольте и мне быть при них.

– Ты можешь наведываться, пожалуй.

– Я должен быть непрестанно при них. Я поклялся в этом Валерьяну Александрычу.

– Это совершенно не нужно; у Анны Павловны и без тебя будет много прислуги.

– Я не слуга, ваше сиятельство, – сказал, наконец, Савелий, вынужденный объявить свое настоящее имя.

Граф с удивлением и с любопытством посмотрел на молодого человека.

– Но кто же вы? – спросил он.

– Я знакомый Валерьяна Александрыча, – отвечал Савелий.

– Фамилия ваша?

– Молотов.

– Имя ваше, звание?

– Савелий Никандрыч, а звание – дворянин-с.

– И вы говорите, что Валерьян Александрыч поручил вам Анну Павловну?