Carved Rocks. Пригород

Еще с малых лет, будучи крохой, Макс понял, что умеет и знает то, чего не понимают остальные. Просто иногда видит и знает, что было, а что только будет. Он ушел из дома, когда отчим попытался засадить ненормального пасынка в психбольницу. Документы были уже все собраны, вещи тоже… Парень с радаров пропал, прихватив лишь двадцатку, свой любимый бесформенный рюкзак, самолично расписанный и расшитый бисером, и новые кеды.

Последние потерять было обиднее всего.

Но перед Максом открылся бескрайний, как ему казалось, добрейший мир. Даже когда его избили, отобрав последние пять баксов, он своего мнения не изменил. Парень же нашел шляпу! Как у настоящих ведьм, остроконечную.

А семью месяцами после к нему прибился черный кот.

Треверс даже ухитрился получить высшее образование. На самом деле, он и сам не заметил, как такое произошло. Просто случилось. А парень был благодарен всему. Даже когда совершенно не понимал зачем ему это.

Однажды он на полгода завис в пустыне, найдя там старого индейского шамана. А потом, когда вышел к цивилизации, обрезал отросшие, черные волосы, и выбелил бритый наполовину затылок, так, чтобы не каждый способен был это заметить. А еще на его теле начали появляться угольно-черные узоры. Поначалу разрозненные, странные звездочки, линии, листочки и палочки, разбросанные по бледноватой коже, впоследствии складывались в удивительные узоры. Загар почему-то его не брал, от слова совсем.

Как-то раз его кошка не вернулась домой. Знакомые посчитали своим долгом успокоить мятежную душу тем, что нагуляется любимица, и вернется. Макс кивал и даже пытался им улыбаться. Правду он знал. Поэтому прорыдал всю ночь, напрочь сорвав голос.

А утро вновь встретил с улыбкой и благодарностью.

Его стихийные площадки, где парень работал, больше всего любили дети. Макс обязательно выставлял на стол хрустальный шар, хотя он ему был совершенно не нужен. Брал пучки разнотравья, просто потому что ему нравился их терпковатый, но легкий аромат. А еще он честно выиграл в карты череп из театра в Мичигане, и теперь это тоже был неотъемлемый атрибут. А иначе, кто ему поверит, что он маг и чародей? Ясновидец в четвертом поколении… На самом деле в первом, но эти маленькие хитрости совсем не влияли на карму, а вот на сумму, которую выкатывали клиенты, весьма значительно.

Парень делал различные пассы руками, касаясь прохладной поверхности хрустального шара лишь кончиками пальцев. Он начинал что-то говорить. Бессвязное, больше похожее на потусторонний шепот, а потом, в какой-то момент замирал, на глубоком вдохе…что бы устало осесть в свое кресло, и начать говорить так, чтобы клиент мог только рассеянно кивать, смотря на него настолько ошарашенно и доверчиво, что Макс был уверен – даже если не выполнят всего, что он посоветовал, их жизнь все равно измениться к лучшему.

Срабатывало безотказно.

Правда, иногда попадались настолько скептически настроенные личности, что приходилось окуривать пространство можжевельником или полынью. Если индивидуумы оставались, Макс не жалел сил, чтобы помочь, разобраться, помочь. Он вообще не особенно был способен оценить то, сколько делает и сколько за это получает. Поэтому нередко падал без сил с абсолютно пустым желудком.

Но счастливее Макса не было на белом свете никого.

Тот год выдался подозрительно холодным. Юноша как раз путешествовал с бродячим цирком, ведь людям всегда нужен повод, чтобы улыбнуться. Особенно взрослым. Это дети видят ромашку, и глазки начинают гореть. Чтобы добиться такого эффекта у взрослого нужно нечто более экзотическое.

Треверс уже успел разложить и украсить свой небольшой, малиновый шатер, который он приладил под боком киосков с ярмарочными забавами. Шумно, конечно, зато не так дует.

Маленький, безликий городок встретил шумную цирковую ватагу холодно, скорее отстраненно. Словно эти люди насквозь пропитались серыми туманами и тенями здешних мест. Улыбающиеся клоуны вызывали у половины детей полноценную истерику, женщины хватались за сердце, когда шпагоглотатели и укротители огня демонстрировали своем мастерство. Но последний гвоздь в крышку гроба вбил именно Макс.

Крик подняла старая леди, в забавном белом чепце, когда парень привычно принялся за работу. Она пулей выскочила из маленького шатра, хотя приковыляла туда еле-еле. И Макс бы радовался чудесному исцелению, если не то, что она всколыхнула в людях. Темное, опасное. Старуха взывала к самому потаенному страху, клянясь, что этот размалеванный ирод погубит их тихий городок, и не будет им спасения во веки вечные.

А люди слушали ее. Но самое страшное, что слышали. И отзывались.

Ярмарку свернули в кратчайшие сроки, всех разместили по фургончикам, а кому места не хватило – расположились в местной задрипанной гостинице. Хозяин содрал в три раза дороже, но выбора особенно не было.

Макс не мог уснуть, расстроенно хлюпая носом и кутаясь в цветастый спальный мешок. Его ему подарила одна свободная художница на прошлый день рождения. "Не каждый день исполняется двадцать четыре", – с самым важным видом заявляла она, с удовольствием отрезая себе еще один кусок праздничного торта. И это был самый замечательный спальный мешок, какой только юноша встречал. Настоящее сокровище.

Парень нутром чувствовал, что подвел ребят. И это самое нутро болело так, словно его обмотали колючей проволокой. Не вздохнуть не выдохнуть. Ведь именно из-за него та странная леди словно слетела с катушек, подняв дикую волну почти животной ненависти. Но самое опасное – страха.

Юноша честно старался заснуть, чтобы завтра с утра наделать всем защитные амулеты. И пусть он потом неделю не сможет подняться с постели, а сознание будет полоскаться в адской стиральной машине. Пусть!

Но сон не шел. Макс никак не мог занять удобное положение, а мысли, казалось, скребли череп изнутри. Того гляди истончится, да и проломится. Какое-то непонятно-тревожное ощущение исходило и от темноты. Словно она расплавилась в вязкую жидкость, наподобие гудрона. Коснется – и не отмоешься. Не спасешься.

Парень резко выдохнул, раздраженно выпутавшись из мягких объятий спального мешка. Кожу кольнул тысячами незримых игл холод, а до обоняния донесся запах дыма.

Городок не блистал техническими новинками, так что юноша не придал этому значения. Решил успокоить себя растиркой в ступке травок. Монотонное занятие нередко спасало в самые темные часы.

Где-то вдалеке испуганно крикнула птица…

…И Ад раскрыл свою пасть.

Все ярмарочное поселение полыхало огнем. Видимо, никто не заметил подставы, не смогли углядеть маленький огонек, что теперь превратился во всепожирающее пламя. Жар стоял такой, что можно было спросонья подумать, что на дворе стояла не зима, а удушливое лето пустынь.

Макс и еще пара мужчин бросились вытаскивать людей. Работали какие-то рефлексы, причем не в сторону "спаси себя и убеги подальше. Потому что страшно, больно и опасно", а "спаси невинного". Женщины кричали, у Розы обгорели волосы и, по ощущениям шея. Во всяком случае это то, что успел отметить краем глаза Макс. Сэм лежал на земле, а вокруг него суетились близнецы Претос. Рядом суетились другие обитатели ярмарки.

Не хватало только крошки Мими.

Юноша бросился, не чуя ног, стараясь хоть как-то прикрыть лицо от жадного огня. Жар непросто душил – словно маленький огонек проник и в легкие, чтобы спалить их дотла. Но Макс упорно пробирался в трейлер с инвентарем. Малышка любила там прятаться.

Макс кашлял и почти уже не видел куда шел, шатаясь, но не имея возможности ухватиться хоть за что-то. Сзади упала балка, чуть не задев притормозившего парня. Голова кружилась, и страшно хотелось хоть на минуту закрыть слезящиеся глаза. Кожу жгло все отчетливее и мучительнее.

Последнее, что успел отметить Макс, так это голос крошки Мими, зовущий его. А дальше – благословенная темнота. Ни звуков. Ни запахов. Не ощущений. Бескрайнее, милостивое состояние покоя и свободного падения. Все растворялось, не успевая коснуться сознания.

Он был Ничем. А Ничто – им.

И все бы хорошо, только периодически что-то слепило. Возникало, чтобы тут же пропасть. Но только вновь приходило успокоение, как луч настойчиво начинал бить по закрытым векам.

Макс шевельнулся и зашипел от боли. Дурацкое чувство, когда ты что-то себе отлежал, а тело за это весьма ощутимо тебя наказывает. Видимо, чтобы больше неповадно было.

Попытался было подняться на ноги, но земля откровенно зашаталась, и если бы Макс не вцепился в какие-то железные, холодные прутья, то точно упал. Только юноша не сразу осознал куда. Он помнил все, что случилось, почти был уверен, что сгорел на костре, как любая, уважающая себя ведьма, но проснулся почему-то на колесе обозрения. Причем не абы где, а на самой верхотуре! Вершине пустого, безмолвного и совершенно незнакомого мира. И только сознание кое-как постаралось переварить эту информацию, как в лицо ударил яркий луч. Макс от неожиданности, чуть не полетел с этого прекрасного, монументального сооружения.

Оказалось, что все это время его тревожил луч маяка, стоявшего неподалеку. Зачем он был направлен в сторону города, Треверс так и не понял. Ему потребовалось около часа для того, чтобы окончательно прийти в себя и спуститься с колеса обозрения. Парень готов был целовать землю, когда наконец-то обрел устойчивую точку опоры. Почему-то безумно захотелось рассказать хоть кому-то, что у него безумно трясутся коленки, и его самого вообще, в принципе, здорово потряхивает, ведь он только что сам, без страховки, спустился с ошеломляющей высоты.

Но ни одной живой душ вокруг.

Сложив в голове все за и против, парень бодрым шагом направился к маяку. Расклад был удивительно прост. Раз маяк горит – значит за ним кто-то смотрит, а если за ним кто-то смотрит, то там вполне могут найтись живые люди, или хотя бы что-то съестное. Желудок неприятно тянуло, потому что не ел Треверс около двух дней. Просто так получилось. Но кто бы знал!

Ожидания оправдались. Только совсем не так, как предполагал парень.

На крыльце сидел ребенок, лет семи, пустым взглядом взирающий на водную гладь. Создавалось жуткое ощущение поломанной куклы. Но стоило парню подойти ближе, как мальчишка встрепенулся, подскочив на ноги и опасно, как ему казалось, сгруппировавшись.

Макс улыбнулся, а потом не сдержался и рассмеялся в голос. Причем остановиться он не мог чисто физически, как не пытался. Особенно слыша обиженное сопение незнакомого мальчика. Скорее всего, весь пережитый стресс совершенно не играл ему на руку, находя выход вот таким, немного диковатым способом. Во всяком случае, люди такое зрелище переносили весьма неохотно. В какой момент ноги подогнулись, парень не понял, но земля приняла своего блудного сына весьма радушно, поэтому смеяться Макс продолжил, уже свернувшись креветкой на земле. Только когда его более-менее отпустило, он смог наконец-то продышаться и утереть набежавшие слезы. А еще протянуть руку нахохлившемуся ребенку, в белой, отглаженной рубашечке и строгих, черных брюках.

– Макс, – улыбнулся Треверс, рассматривая своего собеседника снизу вверх. Подняться пока не было сил.

– Тим, – недовольно буркнул мальчуган, наотрез отказавшись пожимать руку взрослому.

Глава 2

Трудности взрослых – удел малышей

– Тим! Ну Тим! Ты меня совсем не слушаешь, – Макс оторвался от попытки высмотреть через мутноватое окно, есть ли жизнь внутри маяка. Детеныш стоял рядом подозрительно тихо, уже минут десять не подавая голоса. – Ты чего?

Мальчишка не ответил, только сильнее опустил голову, отчего его русые, чуть вьющиеся волосы упали на глаза. Он так был похож на нахохлившегося воробья, что парень невольно улыбнулся.

– Голодный? Я просто умираю с голоду, – весело продолжил Треверс, предпринимая еще одну заведомо провальную попытку достучаться до обитателей небольшого маяка. – Я тебе так скажу, тут однозначно кто-то должен быть, и мы их обязательно найдем, вот увидишь!