Киноповести. Три главные составные части фильма: сценарий, сценарий и еще раз сценарий

Свадьбу назначили на четвёртое сентября. И сыграли в назначенный день. По настоянию Василия, Ксения переехала в его квартиру, которую он занимал на Советской улице, бывшей Николаевской в самом центре города.

И началась у неё другая жизнь, совсем не похожая на ту, что она вела раньше.

В квартире был телефон, по которому раз десять в день спрашивали Василия Сергеевича. Звонили утром, днём, вечером и что самое неприятное, ночью.

В семь утра за Щемиловым приезжала машина, и водитель сигналил под окнами, что есть мочи, не давая соседям выспаться. Те ругались на Василия, но тихо, шёпотом на кухне. И только иногда Ксения ловила на себе злобные взгляды соседей. Сперва, она не понимала, почему на неё так косятся, но всё объяснила Катька, которая случайно в булочной услышала сплетню про Щемиловых.

В тот же день Ксения попросила водителя Петьку не сигналить громко по утрам.

– Ты соседям спать не даёшь! Понимаешь или нет? – спросила Ксения.

– Ну и что? – ответил Петька: – Пусть пораньше встают, мы социализм строим. Нечего им подолгу спать!

Так водитель отказался исполнять просьбу Ксении, и она пожаловалась мужу, от которого услышала следующее:

– Будь со мною поласковее, и я буду исполнять твои желания. А то уже второй месяц жду не дождусь, когда же ты меня полюбишь?

В словах Василия была горечь от того, что он ждал от жены взаимности, которой не было. Ксения разрешала себя любить, но не более того. Ксения терпела Василия, и он это чувствовал. Отношения их, ещё по существу не начавшись, стали заходить в тупик. И неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не последующие события.

Щемилов отвечал в Оренбургском ОГПУ за борьбу с религией. Под его руководством закрыли Покровский храм, и после этого стали закрывать и другие храмы. И не просто закрывать, но и разрушать. Был закрыт кафедральный собор во имя Казанской (Табынской) иконы Богоматери. Его стёрли с лица земли – взорвали. Щемилов руководил взрывом храма. Снесли также деревянную Пантелеймоновскую церковь, в Зауральной роще.

И ещё снесли самую древнюю в городе Преображенскую церковь, построенную еще в 1750 году. По-народному она называлась «Золотым собором». На её месте решено было воздвигнуть водоканал с электростанцией.

Те церковные сооружения, которые не могли разрушить, в силу крепости кирпича или по какой-либо другой причине, по приказу Щемилова отдавались под клубы, кон-торы, склады, производственные предприятия. Приспосабливая постройки для таких нужд, новые хозяева уродовали их архитектурный облик с помощью всяких пристроек, пробивали в стенах окна и дверные проемы и так далее.

Так в Покровском храме, сорвали купол, снесли колокольню и завезли в здание станки. Решено было создать на базе этого помещения пуговичную фабрику. Всеми этими действиями руководил Щемилов. И это была его идея создать фабрику. Он лично выступил на атеистическом митинге и внёс предложение создать на месте храма фабрику.

Предложение было поддержано руководством облас-ти и вскоре в храме прорубили дополнительные окна, заколотили фрески фанерой, устроили цеха и привезли станки. Так в храме каждый день работало производство.

Война государства с религией была в самом разгаре. В других городах было ещё хуже. Там не только взрывались церкви, но и расправлялись со священниками прилюдно. Попов расстреливали на глазах у прихожан.

Но в нашем повествовании речь идёт конкретно об Оренбурге, и конкретно о Щемилове. Верующие люди стали его проклинать. Как и предсказывала старая цыганка. Мало кто вникал, что это политика правительства, что это веяния новой власти.

В булочных, пивных и рюмочных то и дело слышались возгласы: «Васька сволочь!», «Васька негодяй! Что бы его чума забрала! Что бы ему пусто было! Что бы он кровью харкал!» и так далее, и тому подобное.

Ксения знала об этом, и ей конечно же было неприятно. Не раз вспомнила она слова старой цыганки: «Обижая других людей, он будет получать ответные удары. Иногда они будут в виде проклятий. В результате в доме будет всё рушиться, вас посетят недуги, болезни и так далее…».

Ксения забеременела, но выносить ребёнка не сумела. У неё случился выкидыш.

– Это от того, что нас все не любят! – сказала она мужу.

– Я выполняю приказы, если не буду выполнять. То меня посадят. А ты останешься на улице! – ответил он.

– Перестань ломать церкви, перестань сажать попов. Иначе будет ещё хуже!

– Откуда ты знаешь?

– Мне цыганка нагадала!

Он махнул рукой и произнёс:

– Я атеист. И во все эти штучки, не верю. И тебе советую этому не верить. Будут у нас дети, вот увидишь!

Ксения после этих слов немного поостыла. Но не потому что Василий её убедил, а по тому что она вспомнила другое цыганское пророчество. Она вспомнила, как старуха сказала: «Ты родишь мальчика после переезда в другой город…».

– Давай уедем отсюда? – попросила она умоляющим тоном. Я не могу ходить по городу, где нас все ненавидят!

– Сейчас меня никто не отпустит, но если я подготовлю замену, то можно попроситься и уехать отсюда… Если уж так тебе невмоготу, – ответил Василий.

– Обещаешь?

Он кивнул. Она кинулась ему на шею, и впервые сама поцеловала его.

Через день к Ксении на работу пришёл дед Григорий.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, заботливо. Не захворал ли ты?

– Слава Богу здоров, – сказал старик, перекрестив-шись. Пришёл тебя повидать.

– А почему не домой? Я бы тебя пирогом угостила, и ещё бы домой дала.

Дед махнул рукой, потёр бороду, и произнёс, оглядываясь:

– Разговор у меня к тебе, не хочу, чтобы другие слышали.

– Говори. Посторонние не услышат.

– Привиделась мне Богородица. Ты же знаешь, что наш собор, это собор Покрова пресвятой Богородицы?

– Конечно, знаю.

– Так вот, в нашем храме теперь фабрика по изготовлению пуговиц.

– Пуговиц?

– Да, пуговиц. Завезли в храм станки, которые целый день ужасно стучат и трещат….Шум стоит неимоверный….

– Так что Богородица?

– Богородица сказала так: «Не верите в Бога, так не верьте, но не надо издеваться!»

– Что значит, издеваться? Что она имела в виду?

– Думаю, эти станки. Они ужасно стучат, и совсем не в такт нашим молитвам. Получается, что намоленное столетиями место разрушается этими ужасными ритмами станков. Попроси Васю убрать оттуда фабрику?

Ксения не могла отказать деду, но когда завела об этом разговор с мужем, услышала от него вновь то же самое:

– Ещё раз тебе повторяю, я атеист. И во все эти церковные штучки, не верю! Фабрика, это моё детище. Станки мы выбивали в Челябинске с большим трудом. Кстати, должна прийти ещё одна партия через два дня. И переносить их некуда, уже не говоря о том, кто это будет делать? Не надо просить меня о том, что я сделать не могу, и не хочу!