Новеллы. Первый том

– Обещаешь? – обрадовалась она.

Он кивнул. Ксения взволнованно кинулась ему на шею и стала целовать. Она действительно верила в то, что другой город, где ни ее, ни Василия никто не знает, отвернет от их семьи ненавидящие взгляды, и воцарятся мир и спокойствие.

Жизнь налаживалась. Ксения вышла на работу в госпиталь и, доверяя мужу, снова готовилась стать матерью, только теперь к этому вопросу подходила более серьезно, осмысленно, с соблюдением всех рекомендаций врача, под тщательным его контролем и опекой.

Как бы то ни было, стороннее осуждение людей постепенно переставало ее тревожить, если, конечно, какой-нибудь смельчак не осмеливался прямо в лицо выкрикнуть какую-либо пакость, но это случалось крайне редко, ведь каждый понимал, чего в итоге это может стоить. Только ведь не зря говорят: «гусь свинье не товарищ» или «сытый голодного не разумеет». Ксения в сытой и спокойной жизни становилась более требовательной к окружающим, наряжаясь в дорогие одежды. Она словно ягодка налилась соком, беременность очень красила ее. Ксения была довольна собой, да и мужем тоже, если бы еще никто не совал свой нос в их личную жизнь.

Как-то к ней на работу пришёл дед Григорий.

– Что-нибудь случилось, дедушка? – спросила она заботливо. – Не захворал ли ты?

– Слава Богу, здоров, – сказал старик, перекрестившись. – Пришёл тебя повидать, сама-то ты ко мне не ходишь.

– А почему не домой? Я бы тебя чаем напоила, пирогом угостила, и ещё бы с собой гостинцев дала!

Дед махнул рукой, потёр бороду и произнёс, оглядываясь:

– Разговор у меня к тебе, внучка, не хочу, чтобы другие нас слышали.

Ксения подошла к входной двери и закрыла ее на ключ.

– Говори, здесь мы с тобою одни.

– Привиделась мне Богородица. Ты же знаешь, что наш собор – это собор Покрова Пресвятой Богородицы?

– Конечно, знаю.

– Так вот, внучка, в нашем храме теперь фабрика открылась по изготовлению пуговиц. Завезли в храм огромные станки, которые целый день ужасно стучат и трещат, шум стоит неимоверный.

– А что тебе Богородица во сне сказала?

– Богородица сказала так: «Не верите в Бога, так не верьте, но не надо над ним издеваться!»

– Дед, ты о чем говоришь, как она тебе это сказала, и что значит издеваться? Что она имела в виду?

– Думаю, эти станки. Они ужасно стучат и совсем не в такт нашим молитвам. Получается, что намоленное столетиями место разрушается этим ужасным стуком. Попроси Васю убрать оттуда фабрику.

– Дедушка, как ты себе это представляешь? Ты понимаешь, что это не Вася делает, не он установил эти станки, и завод – не его личная собственность, а сила сегодняшней власти. Мой муж бессилен что-либо менять, он всего лишь исполнитель указов, он не может заниматься отсебятиной и диктовать свои правила.

Григорий Акимович обиженно слушал внучку и молчал.

– Если честно, – продолжила Ксения. – То я думала, что ты уже не ходишь в храмы, понимая, что своими действиями ставишь под удар себя, меня, Василия и еще не рожденных правнуков.

Слезы навернулись на глаза Григория Акимовича:

– Я думал, что мы родные люди.

– Родные! – подтвердила Ксения. – И мне, дедушка, хочется помочь тебе, но я не имею такой возможности и с мужем такого разговора завести не могу, он атеист и во все эти церковные штучки не верит. Фабрика – это не его детище, это решение, принятое на высоком уровне, и она будет независимо от того, что мы с тобой захотим. Станки выбивались в Челябинске с большим трудом, кстати, должна прийти ещё одна партия через два дня. Так что не надо просить меня о том, что я сделать не могу. Тем более с такими разговорами приходить ко мне на работу не надо, я дорожу ею, и муж мой своей работой тоже дорожит.

На том разговор и закончился. Григорий Акимович сухо бросил всего одно слово «прощай», хлопнул дверью и быстро зашагал, удаляясь по длинному пролету коридора больницы.

Эта история получила неожиданное продолжение.

Через два дня на фабрику, расположенную в здании Покровского собора, привезли новое оборудование из Челябинска.

Василий сам встречал вагон, присутствовал во время перевозки от железнодорожной станции до фабрики, и под его руководством осуществлялся надзорный контроль при установке станков в помещении Покровского собора.

В этот момент с Щемиловым случился внезапный удар. Он потерял сознание и упал. Ему оказали необходимую помощь и на служебной машине отвезли в больницу, где привели в чувство и обследовали. Выяснилось, что у него отказали ноги. Когда об этом сообщили Ксении, она мгновенно вспомнила слова цыганки: «Обижая других людей, он будет получать ответные удары»

Пророчество начало сбываться очень стремительно. Василий неожиданно для всех сделался инвалидом. А Ксения стала женой инвалида, не прожив с ним в благополучном союзе и года. В городе все судачили о случившемся, некоторые видели в этом происшествии Божье наказание. Так и говорили:

– Ваську Бог наказал за то, что храмы рушил!

Теперь на Ксению соседи смотрели даже с жалостью, но в этой внешней жалости просачивалось наружу злорадство. Поговаривали, что у них скоро отнимут квартиру в центре города и переселят на окраину или в общежитие. А в их квартире будет жить новый ОГПУшник – тот, который займёт должность Щемилова.

Казалось бы, самое время для Ксении бросить Василия и строить новую жизнь – так, как ей хотелось. Но в ней снова заговорила дворянская кровь. Она посчитала такой поступок неблагородным. Она не могла бросить человека в беде. И ведь это был не кто-нибудь, а её муж. Да и с чего бы? Не зря говорится: «стерпится – слюбится», так и она привыкла к Василию и даже мыслей таких в голове не имела, что они вдруг расстанутся.

Ксения пришла с разговором к деду.

– Слышал-слышал, – с порога начал Григорий Акимович, – Бог шельму метит.

– Дедушка, я думала, мы родные люди. Неужели ты злорадствуешь над моим горем? Ты же сейчас говоришь о моем муже, который меня, да и тебя кормит.

– А вот этого не надо, – строго пресек дед. – Мне твоего антихриста Василия нисколечко не жалко, столько зла он всем нам принес, столько людей из-за него плачут.

– А я хотела попросить тебя, чтобы мы все вместе уехали из города, Василия надо на ноги ставить.

– Таких гнид к ногтю прижимать надо и давить, чтобы в вошь не переросли, – отрезал дед.

Ксения, понимая, что разговор завершен, даже не попыталась пройти в дом, а повернулась и, роняя слезы, молча покинула родовое гнездо. Все, чего ей хотелось в этот момент, это забрать мужа и уехать вместе с ним. Уехать туда, где нет христиан, которые проклинают их семью, даже не осознавая того, что Василий ни в чем перед ними не виноват, он по долгу службы выполнял указания руководящих лиц. Конечно, Ксения не ожидала услышать от деда грубых слов в адрес мужа, но успокаивала себя: дедушка верит в Бога, а значит, когда-нибудь их простит.

Ксения пришла в больницу, чтобы поговорить с лечащим врачом Василия, и слова Петра Семеновича обнадежили:

– В принципе, болезнь Василия Сергеевича излечима, но нужен хороший специалист. Я слышал, когда ездил в Петербург, раньше были такие случаи, лечили иглоукалыванием.

– Что значит – иглоукалыванием? – не поняла Ксения.

– Это надо ехать куда-то на Байкал, может, в Читу, там, говорят, есть такие специалисты.

Все в жизни Ксении складывалось так, что надо было уезжать из Оренбурга, и она твердо решила, что повезет мужа в Читу. Для этого нужны деньги.

Половина дома сестры Василия принадлежала ему, и Ксения, пригласив к себе Галину, потребовала от нее, чтобы та продала долю брата как можно скорее.

Галина, хоть и была недовольна таким поворотом событий, но все же после разговора с Ксенией согласилась. После ухода Галины Василий спросил:

– Зачем ты возишься со мной, Ксюша? Почему не бросишь меня? Ведь ты же меня никогда не любила? Это я тебя любил, а ты нет.

Ксения подошла к кровати, на которой лежал Василий, обняла его.