Выучиться на Бога

– А-а… Ладно, не случится иного выхода – попробуем.

– Откуда иному взяться? И когда?

– А мы чего ставки не делаем? – встрял азартный Оминас. – Поскребли бы в кошелях, вдруг Небеса смилостивятся – вернут сторицей?

– Неохота… Таков что ли твой иной выход? – Гои поморщился. – Тогда впрямь поставь – либо отведут Боги от приключений, либо направят к ним без выбора.

– Неохота, – эхом откликнулся Айнар. Не то чтобы он не любил испытывать судьбу, просто варианты не устраивали: в победе Ракутана отторо сомневался, а Ксуам… Ставить на его успех рука бы не поднялась.

Между тем на площадке появился сам чужеземец. Неизменно серьезный, даже мрачный, проследовал вкрадчивой походкой к центру. Рядом цокнул языком Оминас – доспех тигона был великолепен. Чешуя пластин обливала тело от шеи до бедер, поблескивала черным лаком, словно едва покинувшая мастерскую. Никаких особых узоров, лишь идеально пригнанный металл.

– Целое состояние, мать его… – вздохнул урмат.

Доспехи такого типа в Илдоке популярностью не пользовались, хотя знал их каждый – доводилось встречать в боях. Эти только чуть качественнее и дороже… Нет, безумно дороже!

Достигнув центра площадки, Ксуам остановился, отбросил веточку, которую жевал. Взор его был обращен в сторону Айнара, но вряд ли узрел бы обидчика – сейчас боец не видел пестрой массы народа, не слышал многоголосого рева. Исключительно соперник.

Ракутан вынудил чужака печься на солнце, однако тот ни разу не шелохнулся. Дождался, когда под крики восхищения великан покажется у ристалища. На краю толпы Ракутан еще промешкал, освобождаясь от самых неистовых поклонников. Или надеялся все же вывести Ксуама из себя? В таком случае затея провалилась – тигон неподвижностью напоминал статую. Лишь струйки пота на бесстрастном лице выдавали человеческую природу.

Скорее аннин начал терять свою веселость и спесь, постояв напротив. Он прекратил улыбаться, набычился – огромный, тучный перед поджарым соперником. Бойцы теперь мерялись грозными взглядами, точь-в-точь как на днях в проулке.

Наконец возник Дзиргем, присеменил, отдуваясь, от помоста князя. Быстрый жест, и вновь запели трубы. Последняя на сегодня схватка. Кульминация турнира.

Два воина шагнули навстречу. Оба в настоящих боевых доспехах и шлемах, только мечи деревянные. Дерево, впрочем, использовалось тяжелое, крепкое, удары таким запоминались – Киенео бы подтвердил. Случались порой и увечья, хотя нечасто. Куда реже, чем в древности, ныне залить ристалище кровью уже не считалось заурядным делом.

Церемонные поклоны, пауза, команда судьи.

Некоторое время вопреки напряженному ожиданию публики не происходило ничего. Соперники переступали из стороны в сторону, покачивались, разминали руки, исподволь изучая один другого. Лишь когда народ за спинами недовольно загудел, состоялась первая атака.

Ракутан, конечно. Аннина изрядно злило отсутствие трепета у противника, и он, похоже, решил одним махом восстановить привычный порядок. Широким, богатырским махом. Деревянный клинок обрушился на тигона, грозя проломить ему голову, но бесцельно рассек воздух – чужеземец отшагнул скупым движением мастера. В ответ не напал, словно желая до конца выведать силы соперника. Или довести того до крайней степени бешенства.

Еще несколько ударов, одинаково мощных и одинаково безрезультатных. Тигон даже не поднимал меча, а ловко уворачивался. Чуть приутихла толпа – кто-то по-прежнему вопил, наблюдая энергичность своего бойца, но многие сообразили, что творится недоброе.

Вскоре Ракутан разбушевался всерьез. В облаке взбитой пыли мелькало его перекошенное, красное лицо, шлем съехал набок – воин не замечал. Он рубил, полосовал, мял вездесущий воздух, подчас слепо, по наитию, иногда – там, где мерещился силуэт противника. Каждый из ударов наверняка уложил бы мерзавца бездыханным, да вот беда – по цели не попадал ни один.

Ксуам тоже, наконец, включился в рубку – не то выждал нужный момент, не то побоялся пропустить-таки шальной выпад. Теперь клинок в руках чужеземца непрерывно вращался, описывал петли и восьмерки, попутно отводя удары Ракутана. Здесь требовалось лишь чуточку задеть вражеское оружие, чтобы разогнавшийся богатырь провалился почти до земли. А там и для атаки возможность возникала.

Первые огрызания тигона Ракутан, казалось, не ощутил – доспех выдержал, аннин же никогда не страдал изнеженностью. Последующие удары получились жестче, но только взбесили бойца, он с пущей яростью кинулся вперед. Пожалуй, ни в одном сражении Айнар не видел у великана подобной прыти. Хриплое дыхание напополам с выкриками заглушало рокот публики, шлем откатился в сторону, а пунцовое лицо напоминало маску демона…

Тем не менее даже чудовищной мощи существует предел. Все медленнее поднимались огромные руки, реже приходилось уворачиваться иноземцу. Теперь наседал уже тигон, коршуном кружил около соперника, понимая, как тяжело тому дается любой разворот. Уже чужой меч выбивал дробь по илдокским доспехам. Ракутан, безусловно, был не ровня Киенео, его так просто не прошибить, но остатки сил утекали стремительно…

– Все.

Оминас выдохнул за секунду до того, как очередной крутой вираж тигона завершился неизбежным – человеческая глыба в центре ристалища рухнула. Не шаталась, не переламывалась в поясе, а буквально рухнула срубленным деревом. Сама запуталась в собственных ногах или помог подсекающий удар – в пыли не разобрать. Зато каждый почувствовал сотрясение земли. Ошарашенный народ замер: на его глазах грубо низвергалось живое воплощение могущества страны! И ладно бы своим, пришедшим на смену героем, но чужаком?!.. Да вдобавок тигоном?!..

А тут еще поверженному не дали даже подняться. Ксуам хищным прыжком очутился над телом соперника, занес меч. Томительная пауза. Разумеется, удара не последовало, однако ристалище словно испытало весь страх, все отчаяние запрокинувшего голову Ракутана. Словно разделило с ним пронзительную горечь позора.

Потом клинок скользнул вниз и коснулся горла аннина. Опять унижение: прием, простительный в настоящем бою, на турнирах не применяли. Зачем, если победителю и так достается награда? К чему оскорблять товарища по ремеслу, с которым, не исключено, сражаться плечом к плечу? Рядом с Айнаром сердито засопели воины, от них ропот покатился в стороны, вширь, к дворянам и черному люду…

Лишь Ксуам не обратил на общее недовольство ни малейшего внимания. Он по-прежнему удерживал Ракутана распластанным по песку точно огромную рыбину, вытащенную на сушу. Рыбину, несомненно, могучую, зубастую, но сейчас беспомощную. Вроде бы аннин пытался что-то сказать, шевелил руками – издалека в любом случае не расслышать. Да и нужны ли были тигону слова поверженного? Может, скорее угрюмое молчание Ближних? Опущенные головы народа, всего недружелюбного, насмешливого города вкупе с его князем?..

Казалось, это продлится вечность. Как в колдовском наваждении или дурном сне: медленно колышущиеся толпы, оцепеневшие воины, приподнявшийся с трона Сидзиро. И деревянный клинок у горла несчастного великана. Уже давно прозвучал сигнал к прекращению схватки, успел повториться, причем дважды, уже вопили что-то от кучки иноземных гостей, а маленький толстый посланник смешно подпрыгивал, махая рукой…

Сорваться с места первым сумел Дзиргем. Мастер церемоний почти растерял обычную величавость, пока бежал через ристалище. Закричал пронзительно еще на подходе.

Только тут Ксуам дрогнул, убрал меч и выпрямился. Лицу его возвратилось мрачно-отрешенное выражение, где-то в глубине глаз потухли огоньки неистовой, бешеной ярости. Потухли быстро, но недостаточно, чтобы ускользнуть от внимательного наблюдателя.

Через площадку теперь спешило множество людей. Все галдели наперебой, суетились, одни бросались помогать Ракутану, другие – удерживать тигона. Тот, впрочем, окончательно утратил интерес к сопернику. Повернувшись в сторону илдокской знати, он вскинул крепко сжатый кулак. Недвусмысленный жест. Народ отозвался раздраженным гудением, дворяне хмуро промолчали, даже среди посольских единицы осмелились приветствовать победителя. Хотя Ксуама, похоже, это совершенно не смутило.

– Сильный боец, – хмыкнул Оминас, глядя, как тигон ходит взад-вперед по ристалищу. – Так уверенно уложить Ракутана сумел бы не каждый.

– Ракутан давно напрашивался, – пожал плечами Гои. – Восторги черни вскружили голову, вот и возомнил о себе. Великий воин… Голым весом да мощью много не навоюешь. Раньше следовало проучить.

– Сами и проучили бы, а не позволяли всяким… чужакам. Ишь, какой гордый бродит… Но боец все-таки, что ни говори, отменный.

Кругом обсуждали примерно то же: достоинства тигона, ошибки Ракутана и справедливость выбора Небес. Мелькали лица, рокотали, мешаясь, голоса. Хрипло бранился потерявший деньги мурад. Казалось, лишь два человека сейчас отстранились от кипевших страстей – Ксуам, мерявший шагами площадку, и наблюдавший за ним Айнар. Да еще, вероятно, бедняга Ракутан. Огромное тело аннина еле подняли с земли вчетвером, и то он в основном ковылял сам, неестественно подогнув ногу.

– Подломили нашего богатыря, – заметил Оминас. – Колено или подвернул, или расшиб, а с его-то весом… Так, глядишь, и до похода не выздоровеет.

Гои поморщился:

– Зато союзников взамен обрели знатных. Пусть отныне врагов пугают, коль даже нас смогли одолеть… Ведь половину состязаний выиграли негодяи, а?

– Угу. И главное в том числе. Ох, если б не проклятый ремень… Удавлю шорника…

Между тем чествовать победителя никто не спешил. Ксуам терпеливо прогуливался вдоль ограждения, перед ним расступалась толпа, выхлестнувшая на ристалище, плескался сотнеголосый шум, однако логического завершения турнир не получал. Вытянув шею, Айнар посмотрел на помост князя. Возле трона там скучилось изрядно людей: Дзиргем, министр Тонсар, юный Ринитаро, Дитоми, кто-то из придворных. Они явно спорили, озирались, вновь начинали доказывать, размахивая руками. Правителя за их спинами едва было видно.

– Подозреваю, кимиты, не все еще закончилось, – Айнар стер со лба пот. – Союз союзом, а отдавать первенство в турнире горстке чужаков Сидзиро не захочет.

– Что значит «не захочет»? – фыркнул Оминас. – Они ведь выиграли, на наших глазах!

– Тут вопрос судейства, – пояснил Гои. – То есть тонкий. Последует высочайшая воля – отыщется и повод испортить гостям праздник. А как насчет воли?

Теперь все трое обратили взоры к помосту. Копошение там, в тени, продолжалось долго, даже простонародье успело истомиться и поскучнеть под лучами палящего солнца. Наконец тесная кучка приближенных князя распалась, оттуда выскочила фигура мастера церемоний. С волной стихающего гула старик добрался до центра площадки.

Мимолетный жест – и над лугом поплыл густой, властный рев труб, заставивший смолкнуть самых разгоряченных. Выждав еще немного, Дзиргем поманил к себе тигона.

– Благородный воин! – объявил громко и четко. – Ты доблестно сражался, потому заслуживаешь всяческого восхваления. Единственная причина мешает выкрикнуть имя лучшего из бойцов турнира – твой соперник неудачно оступился и повредил ногу. Согласись, в этом гораздо больше каприза Богов, чем плодов твоих личных усилий.

Ксуам воззрился на щуплого человечка, дерзнувшего произнести подобное. Помолчал, затем плотно сжатые губы дрогнули:

– Без моих усилий он бы ни за что не упал.

– Разумеется, – кивнул Дзиргем. – Однако давай признаем: положение спорное. Ты действительно одолевал в схватке, но упал аннин сам. И ногу ему повредил не твой меч. Все слишком похоже на несчастный случай, а за них призы не дают. По крайней мере, главные.

Чужеземец, опять помолчав, усмехнулся криво:

– Никогда не слыхал об этаких решениях, но… Допустим. Чего же вы хотите?