Война

– Ты очень ошибаешься Гендель, и ошибаешься сразу по нескольким вопросам. Первый – вы обязательно проиграете эту войну, и победа будет 9 мая 1945 года, практически ровно через три года. Во-вторых, ты ошибаешься, что наш мозг затуманен сильнее, чем ваш. Немецкий народ будет каяться перед всем миром за содеянные преступления, и в-третьих, что ты считаешь нас варварами и себя цивилизацией, – я был доволен такой длинной и красивой, как мне казалось, фразой на немецком, хоть и выговаривал я ее не торопясь. Но Гендель, видимо, не оценил всей красоты, он посмотрел прямо пристально мне в глаза и произнес:

– Dummheit, – что коммуникатор перевел как «чушь собачья». Мне захотелось вдарить кулаком по этой немецкой наглой морде. Но, подумав, я понял, что переубеждать его сейчас в обратном – это нереальная задача. Это как доказать мне, что солнце вращается вокруг земли, я был уверен в обратном, хоть, по-хорошему, сам я этого никогда и не видел. Поэтому я повернулся и ушел. Феодосий распорядился покормить пленного, и мы пошли к складу, где подобрали немецкую форму и даже документы. Я перебрал несколько документов и остановился на одном из документов, который мне показался самым реалистичным.

Йежи Ковальский, город рождения – Краков. Я подумал, что если придется говорить с немцами, то мой акцент будет больше всего похож на польский, но очень надеялся, что поляков не так много на стороне немецкой армии и что мне повезет. Звание обер-лейтенанта вермахта. Кладовщик нашел форму лейтенанта, а Петру – форму рядового.

Вот все-таки что умели немцы, так это шить форму, в партизанском отряде было очень много немецкой формы, и партизаны очень часто ей пользовались, потому что это было хорошей маскировкой, ну и потому что она была удобной. Хоть, как мне сказал Петр, она очень холодная.

– Зимой в ней дуба дашь в лесу. Немцы кутаются тоже во все, что могут, не рассчитали они на нашу зиму, может, к следующей подготовятся лучше, а этой много померзло их, очень много. По-моему, больше, чем от пуль погибло. А так форма у них очень удобная, много кармашков, то что надо.

И я был с ним согласен, даже сапоги хромовые, которые кладовщик держал для «особого случая», были просто удивительно удобными и мягкими сапогами, в которых не нужны были портянки, а можно было обойтись носками.

– А откуда столько формы? – спросил я кладовщика, имени которого не знал.

– Меня Яша зовут. Формы у нас много, через одну машину, которую мы берем, это обязательно машины с формой. Вот и натаскали тряпок полный склад. Немцы очень много в прачечную отправляют, вот и потому и ходит. У нас есть практически на любое звание и любой размер форма, – Яша был истинным евреем, и нахождение его в партизанском отряде было вполне понятным. С его акцентом и носом он бы среди немцев не прожил бы и одного дня. Но тщедушный вид и слабые руки делали из него не очень хорошего воина, и потому он занимал должность «зам по тылу». Или кладовщик.

– Спасибо тебе, Яша, подобрал все, что нужно.

– О, у меня для вас еще есть дополнение, скажите мне: вы курите?

– Нет.

– Как жаль, я бы вам еще немецкий портсигар был выдал.

– Так Петру выдайте.

– Не положено рядовому портсигара, а вот господину офицеру очень даже положен.

Глава 5. Дуэль

К полудню в лагере сильно обезлюдело, отряды уходили один за другим, уходили молча и тихо. Без слов уходили. Может, вернутся, может, не вернутся, но никто не прощался. В лагере остались только тыловые, кто отвечал за лагерь. И отряд, с которым я пришел вчера из плена, им Феодосий дал сутки отдыху. И завтра они уже должны были также пойти в новый поход. Я же решил не отдыхать и пойти с Петром на речку, откуда осуществить передачу.

– Мы передавать будем по открытой волне и по всему диапазону, чтобы наши услышали и поняли, кто и что передает. Первая передача короткая, просто что мы отряд такой-то, находимся там-то, готовы действовать, ждем указаний. И время приема. В общем, минут в пять уложусь, а вот когда уже получим обратную связь и канал выделят, тогда уже будет дольше.

В общем, на сегодня наше задание было дойти до речки, разведать, есть ли плот или лодка, и передать первый раз передачу.

Мы шли по весеннему лесу, весна в этом году была поздняя, холодная. Но солнышко при этом пекло нещадно. Я, глядя на солнышко, невольно поежившись, сказал:

– Эх, скорей бы тепло. – На мое высказывание Петр аж сморщился.

– Да ну это тепло, пусть лучше холодно будет, особенно по ночам.

– Почему? – сильно удивился я

– Комары, блин, ты не жил в лесу?

– Когда бы я жил в лесу? Я городской!

– Вот и я городской, и потому тебе говорю: холод гораздо лучше. Еще пару дней – и ты поймешь, что такое ад. Я в прошлом году просто умирал. Деревенским проще, их, похоже, или не кусают, или они уже не чувствуют, а я в отряд в августе попал, и реально хуже нет напасти. Я чем только не мазался и так радовался, что осень холодная была. Вот еще солнышко попечет, и проснутся твари эти фашистские, я их хуже немцев ненавижу. Немцев-то мы выгоним, а от этих тварей не избавиться никак.

Да, про этих тварей я как-то не подумал. Вспомнил, как ходил с ребятами на ночную рыбалку на Днепре и как мы чуть ли не в костер залезали от этих созданий. И как не спали всю ночь и с первыми лучами солнца с радостью рванули на воду, чтобы скорей уплыть от этих кровососущих вездесущих. Да, видимо, зря я ждал тепла, с ним действительно проснутся комары.

– А можжевельник не помогает? – спросил я, вспомнив, как мы палили сухие ветки можжевельника в попытках спастись от комаров, и нам тогда казалось, что это немного помогает.

– Может, и помогает, да где ж его взять, нет можжевельника тут нигде, я не находил, так-то я хоть конским навозом намажусь, лишь бы ночью поспать спокойно.

Мы дошли до речки Лозивки и пошли по кустам в течение 40 минут, и вдруг Петр улыбнулся.

– Вон, смотри, Верши стоят, значит, там и лодка должна быть. Видать, местный рыбалит.

Я посмотрел, куда указал Петя, и увидел деревянные дуги в траве, действительно верши. Пройдя по кустам напротив верш, мы действительно обнаружили лодку.

– Две недели связи у нас точно будет, пока нерест идет, хозяин лодку не уберет. Нам только обязательно нужно ее будет на место возвращать, а то он верши переставит – и опять искать будем. Так, ну, сегодня отсюда передачу набьем, держи катушку и давай шуруй к воде, покуда сапог хватит. Над рекой лучшее прохождение сигнала будет, я думаю, нас услышат.

Я взял катушку на двух ручках и пошел, разматывая проволоку антенны, а Петр сел под дерево, надел наушники и начал передачу. Я дошел до воды и зашел в воду до половины сапога. На катушке еще оставалась проволока, но я дальше решил не идти на глубину и прошел вдоль берега. И стал наблюдать за вершами, от которых явно шли круги, видать, улов уже был. Хозяин верши проверяет, видимо, или рано утром, или поздно вечером, а сейчас, в полдень, его точно рядом нет. Нужно будет уговорить Петра и проверить верши, наверняка в отряде порадуются свежей рыбке.

Я стоял в воде и наслаждался тишиной и покоем, который сейчас тут был. Речка текла с таким тихим шипением, время от времени в траве плескалась щука или окунь, которая занималась продолжением рода. В лесу во всю мощь своих птичьих легких пели птицы, радуясь весне и призывая самок. Я услышал свист крыльев, и прямо над моей головой пролетела пара уток. Меня просто завалило чувством весеннего счастья, мне так захотелось домой обнять Лейлу и Элизу. Обнять бы их обеих сейчас, а они бы обняли меня вдвоем и сказали бы:

– Мы помирились между собой и ждем тебя домой, Алексей, не уходи никуда.

Я так замечтался и расплылся мыслями, что не сразу заметил, что мои руки кто-то активно дергает. Придя в себя, я заметил, что Петр судорожно дергает проволоку, показывая мне пальцем в сторону. Там из-за леса слышались шлепки весел, явно плыла лодка. Я, быстро сматывая проволоку, пошел на берег и спрятался в кустах вместе с Петром.

– Ты что там, уснул?

– Да нет, замечтался, погода, весна – поплыл.

– А, понятно. Кто там плывет-то?

– Да кто ж его знает, кто там плывет.

Мы выглянули, из кустов лодка уже была в видимости, на ней плыл какой-то старый дед.

– А, понятно, это рыбак из местных, пойдем потихоньку, он нас видеть не должен. Он, скорей всего, тоже верши поставит и лодку тут сховает, а нам хорошо – чем больше лодок, тем лучше.

Мы тихонько ушли от берега и пошли в сторону отряда. Когда отошли, Петр рассказал:

– Я получил уже и канал, и координаты, и время связи. Это просто чудо какое-то. Сегодня в 18.00 будут переданы точные инструкции, так что нужно быстрей вернуться в лагерь, чтобы антенну растянуть. А наши-то, наши, видать, много партизанских отрядов-то, раз канал сразу держат. Я, главное, такой только передачу начал, а мне сразу, мол, уйти с линии, в 18.00 жди инструкций по частоте такой-то. Красота, видать, отлажено все. Вот только проблема одна есть, где нам взять седьмой том из собраний Ленина?

– А зачем тебе он?

– Да понимаешь, они передали: приготовите Л7, шифр они будут передавать по нему. Но где вот его найти? Может, Яша что придумает, этот хитрый жид что угодно может достать.

В общем, задумка-то была понятная, немцы слушали все, и потому открытым текстом общаться было невозможно. Ну и была у связистов своя кодировка. Передавали цифры, номер страницы, номер строки и номер слова. И обратная связь проходила точно так же. В качестве книги шифрования использовали полное собрание сочинений В. И. Ленина, которое должно, видимо, было быть у любого сознательного коммуниста.

Вернувшись в лагерь, мы передали о необходимости найти нам необходимую литературу Феодосию, он задумался и сказал нам спокойно принимать передачу, и все собрание он нам обещать не может, но седьмой том обязательно найдет к утру.

– Да шифровку-то я приму, я расшифровать ее не смогу, – жаловался Петр.

Петр ушел оборудовать приемную станцию, а я пошел пообщаться к Генделю. Зайдя в землянку, я обнаружил его отжимающимся от пола. Он, увидев меня в немецкой форме Лейтенанта, в непроизвольном движении вскинул руку вверх, но осекся, сообразив, кто перед ним.