Самсонов не выглядел встревоженным, но явно заинтересовался.
– Достаточно – и вы прекрасно это понимаете. Но с нашими недоброжелателями не могут постоянно происходить несчастные случаи.
– Насколько я понимаю, это вообще не ваш метод. Вы предпочитаете, чтобы они …скажем так, изменили своё мнение. Честно говоря, мне этот вариант тоже нравится больше.
– Мои возможности не беспредельны, тем более, что мы втягиваем в свою орбиту всё больше людей и интересов. Я могу элементарно опоздать – соответственно говоря, пару раз это уже почти произошло.
Самсонов откинулся в кресле. Неделю назад какой-то идиот едва не сбил его машиной в метре от офиса. Всё, что я мог, – это швырнуть тачку на стену соседнего дома. Скорость оказалась достаточно велика, чтобы то, что осталось от видавшей виды «семёрки» проползло половину квартиры первого этажа; бедолагу водителя практически передавило пополам. Спасатели добывали его плоть по частям в течение нескольких часов; таким образом, узнать, кто или что стоял за этим происшествием, нам не удалось. Подсознание мертвецов остаётся для меня, к счастью, недоступным. Однако, в салоне нашлась записная книжка с подробным планом подъездов к нашей конторе, а экспертиза не показала в крови камикадзе алкоголя. У нас остался выбор – считать его завистливым мизантропом-одиночкой, или предполагать какой-то заговор. Первая версия выглядела, вроде бы, предпочтительней. И в самом деле – своих далеко идущих намерений мы пока ничем не выказали; ничьими конкурентами формально не стали, и, стало быть, открывать на нас охоту рановато. Да и способ какой-то чересчур экзотический. Тем не менее, факт сам по себе показателен – и, в конце концов, мало ли вокруг бродит разнообразных психов?
– Вы хотите сказать, что служба охраны…
– …должна охранять и, как минимум, выглядеть достаточно убедительно в тех случаях, когда дело дойдёт до перестрелок.
Самсонов стряхнул пепел.
– Наверно, так. Я скажу Глебову, чтобы набрал дополнительных людей. Времена действительно меняются …к лучшему.
Глебов в нашей компании был таким же человеком-невидимкой, как и я. Возможно, даже в большей степени. Изредка нас объединяли какие-то профессиональные вопросы; при этом его интуиция практически бежала нога в ногу с моим пресловутым даром. Владимир Иванович относился ко мне с демонстративным уважением. Безусловно, причина была в том, что досье вашего покорного слуги не давало ни малейшего ответа на вопрос, откуда он, такой умный, взялся, не служа перед тем ни в каких органах. Следовательно, являлось фиктивным от начала до конца, поскольку так не бывает.
Сфальсифицировать свою биографию – не Бог весть, какое дело; но материалист Глебов верил, что следы подчисток должны оставаться. В данном случае они никак не находились, и, при вскрытии очередного археологического слоя, он преисполнялся всё большим азартом. Соответственно, росло и его восхищение моими талантами – естественно, их истинной сути он не знал, а если бы и узнал, то в его высокоразвитом мозге не нашлось бы участка, которым он смог бы поверить.
Несколько раз он затевал со мной разговор на понятном только профессионалам плаща и кинжала метаязыке. Я совершенно натурально показывал свой голимый профанизм, но это только повышало котировки, поскольку Глебов понимал, что я лгу; попросту не могу не лгать – однако, делаю это так, что отличить ложь от правды ему не удаётся.
Интересно, что безуспешность изысканий совсем не вызывала у отставного генерала раздражения. Он просто их продолжал и, как профессионал высокого класса, делал это ненавязчиво и почти незаметно, но с постоянством смены времён года.
Глебов не был похож на супермена – рост не выше ста семидесяти пяти, астеническое телосложение, худое лицо, вертикально продавленное глубокими складками на месте щёк. Тем не менее, двухметровые верзилы считали большой удачей служить под его началом, трепетали перед его взглядом и шёпотом обменивались историями, которые …которые, в сущности, соответствовали только части правды. Правда эта простиралась гораздо дальше. (Генерала интересовал я, он – меня, что в этом странного? Возможно, мои методы были чуть более совершенны). Узнав эту самую правду, я значительно расширил свои познания о некоторых событиях последних десятилетий, но остался в большом сомнении относительно того, так ли уж мне хотелось всё это знать.
Цезарь удостоил меня не только награды, но и беседы, причём последняя оказалась куда как ценнее.
– Такие люди, как ты, сегодня редкость, центурион. В наши дни римляне предпочитают не забивать себе голову чтением. Грубые игры, хлебные раздачи… Война, разумеется.
– Но разве так было не всегда?
Цезарь замолчал, и я счёл возможным продолжить.
– Наша история полна полководцев. Не поэтов, не скульпторов, не учёных, не зодчих. На этих ролях успешно подвизаются выходцы из Греции, других стран…. Даже наши боги и храмы – не более чем слепок с греческих. Но, возможно, так и должно быть?
Цезарь продолжал безмолвствовать. Слушал внимательно, даже слегка подавшись в мою сторону. Званый обед продолжался своим чередом, слегка захмелевшие командиры перебивали друг друга и не обращали на нас особого внимания. Речь у них шла, разумеется, не о поздней греческой трагедии.
– Возможно, нет смысла тратиться на то, чтобы создавать что-то самим. Ведь всё это можно купить, …или отобрать.
Цезарь хмыкнул.
– Точнее говоря, купить на отобранные деньги.
Я кивнул.
– Таков путь Рима. Всё что мы создали самостоятельно – это непобедимая армия с её совершенным устройством. Как оказалось, чтобы править миром этого достаточно.
– Ты неизбежно приводишь к тому, что римляне – большие варвары, чем те, кого мы так называем.
Я развёл руками.
– Это всего лишь слово. И в нём ровно столько смысла, сколько пожелают вложить люди. Те или иные люди в те или иные времена.
Цезарь принял из рук слуги чашу, передал её мне.
– Я никогда не рассматривал нашу историю с такой стороны. Довольно необычно… и правдоподобно. Впрочем, не думаю, что ты часто высказываешься на эту тему.
– Разумеется. Я сказал бы даже, что полностью эта мысль оформилась у меня прямо сейчас.
– Люди могут счесть твои идеи странными, или ещё похуже. Если смогут их понять, разумеется.
– Понять до конца и не потребуется. Между тем, я вовсе не проявляю неуважения к нашей истории, в том числе и будущей. Напротив – очень рациональное решение вопроса. Можно сказать, образец для подражания.
Цезарь растянул углы рта в улыбке.
– Тем не менее, мы хотим выглядеть доблестными, благородными и справедливыми.
Я пожал плечами.
– Так и окажется – при условии, что всегда будем побеждать своих коварных, злобных и жестоких врагов.
Гомон основательно захмелевших военачальников становился всё громче. Один из них двинулся в нашу сторону, споткнулся о мерцающую гору рассыпанных галльских трофеев.
– Куда дальше, Цезарь?
Шум прекратился. Цезарь, не спеша, поднялся, посмотрел поверх голов. Не стал затягивать паузу.
– Возможно, нам всем имеет смысл какое-то время отдохнуть. К тому же, почтенный сенат задолжал мне пару триумфов.
Под одобрительный гул, он покинул палатку, сделав мне знак сопровождать его. Мы вышли наружу, здесь почти стемнело и стало довольно прохладно.
– Будет жаль, если такого человека убьют в битве.
Цезарь ненадолго задумался.
– А воевать нам ещё придётся – и немало. Одним словом, я хочу, чтобы ты покинул свой легион и находился при мне, Руф Марций.
Не скажу, что я был так уж удивлён, но вид сделал вполне растерянный.
– Это большая честь, Цезарь, но… Чем я буду заниматься при твоей особе?
Он вгляделся в моё лицо; впрочем, что там можно было разглядеть в полумраке.
– Читать свои любимые книги. И, пожалуй, писать. Мне кажется, эта война вполне заслуживает того, чтобы её увековечили. Я сам собирался это сделать, но, похоже, судьба шлёт мне человека, который справится не хуже.
Телефон трезвонил так изнуряющее долго, что я вынужден был слезть со Строевой и ответить. Что ни говорите, мобильники в этом плане более великодушны: когда их игнорируешь, они достаточно быстро затыкаются.