Формула

Номера сделали паузу. Вступил Номер Третий.

– Собственно говоря, зачем вы это делаете?

Самсонов взглянул в мой угол. И эти о том же. По крайней мере, прямо.

– У вас была очень неплохая карьера. Перспективы. Не Бог весть какой, но всё же успешный бизнес. Откуда это желание раздать имущество бедным?

– Но я не раздаю имущества.

– Почему же?

Самсонов задумался настолько, что вынужден был слегка помассировать лоб.

– В этом нет никакого смысла. Это никогда не помогало. Став бедным, я буду лишь одним из многих. Оставаясь тем, кто я есть – могу поддержать их.

Тут он, по-моему, слегка загнул в патетику. Тем не менее, Номера сделали уважительную паузу.

– Вы хотите сказать – дело только в том, что вы хотите помочь всем этим людям?

Они не стали дожидаться ответа. До меня дошло, что Самсонов сказал единственно верные слова. Обозначил свою принадлежность к какой-то другой системе координат.

Гости поняли, что имеют дело с безнадёжным человеком и сочли за правильное решение вежливо ретироваться. В конце концов, явного отказа они не получили, правда?

– Было приятно познакомиться. Мы передадим свои впечатления. Возможно, с вами захочет встретиться кто-нибудь ещё.

Возможно? Спорю на что угодно, с нами многие захотят встретиться.

Не пора ли выходить на финишную прямую?

Решающее сражение произошло недалеко от греческого местечка Фарсалы.

Войск у Помпея было гораздо больше, но это никого не смущало. Исход битвы новобранцев с ветеранами всегда известен заранее. Похоже, известен он был и самому Помпею. Ничем другим не могу объяснить внезапно напавшее на него оцепенение.

Наши враги окончательно погубили себя, бросив всю свою кавалерию без прикрытия во фланговую атаку. Естественно, первые ряды повисли на копьях; остальные в беспорядке отступили, давя и смешивая боевые порядки собственной пехоты. Довольно быстро все обратились в бегство, и нам оставалось просто двигаться за ними вслед и войти в лагерь. Никакого преследования, разумеется, не было. Как и ожидалось, всех сдавшихся Цезарь простил.

Помпей бежал в Египет, чем сильно облегчил Цезарю жизнь. Проблема заключалась в том, что ему не следовало оставаться в живых – с другой стороны, Цезарь не хотел быть непосредственным виновником этой смерти. Наши эмиссары прибыли в Египет едва ли не раньше самого Помпея, и переговоры заняли не слишком много времени. В конце концов, кто захочет ставить на проигравшего.

Таким образом, Цезарь получил не только голову врага, но и возможность пролить над ней слёзы сожаления.

Вслед за этим он ввязался в египетские дела и привёл к власти царицу Клеопатру.

Многие говорили – исключительно из-за внезапно возникших у него чувств.

Я так не думаю. Разумеется, он был уже в возрасте, однако ещё не стал до такой степени сентиментален. Ничего не стану утверждать, поскольку именно эту тему он со мной не обсуждал. Однако, сдаётся мне, Цезарь просто совмещал полезное с приятным, в основном, имея в виду расширение африканских владений Рима – то есть, теперь, своих владений. Это более естественно объясняет его тогдашние действия, которыми, кстати, уставшая армия была недовольна.

Возможно и другое объяснение – я сужу по тому, что Цезарь как бы оттягивал своё возвращение в Рим. То ли этот город начал вызывать у него скуку – особенно теперь, когда явных противников не осталось. В сущности, для деятельного человека Рим и впрямь был малоинтересен. Всё предсказуемо – от сенаторских дрязг, до гладиаторских боёв. Одни интригуют и суетятся по пустякам, именуемым «политикой». Другие не делают вовсе ничего, благо заботу о пропитании для граждан берёт на себя Республика.

Думал ли Цезарь о том, чтобы править какой-то другой страной?

Впрочем, говорить об этом теперь уже нет никакого смысла.

Разумеется, он вернулся.

Его встретили, как триумфатора. Толпа была куплена с потрохами. Многие сенаторы и всадники – тоже. Вообще, сенат спешил наделить его всеми полномочиями и почестями, какие им только удавалось придумать. Разумеется, эти бездельники попросту торопились успеть дать ему то, что он мог бы захотеть взять и сам.

Теперь же выходило, что все свои титулы Цезарь получает законно, из рук сената и римского народа, и от них же исходят его решения.

Цезарь добился своего – он повелевал Римом. Но он оказался назначенным повелителем, по крайней мере, формально. Это никак не могло ему нравиться, но что можно было поделать с этой толпой смотрящих ему в рот людей? Никто из них не выказывал враждебности, все наперебой стремились угодить и предвосхитить его желания. Цезарь не имел ни малейшего повода для придирок – и это начинало его раздражать.

Он перестал собирать сенат в полном составе, принимал решения единолично. Их тут же спешили одобрить. Цицерон несмело высказывался против, но все давно к нему привыкли и не принимали его бормотание всерьёз.

Цезарь должен был придумать что-нибудь, способное расшевелить это болото. И он придумал.

Честно говоря, услышав, что именно, я просто потерял дар речи.

– Скажу начистоту – я уже некоторое время жду, когда вам надоест эта игрушка. – Тамсанарп, как обычно, выбрал самое удобное кресло в помещении. Учитывая его нематериальную природу, в этом, вроде бы, не было никакой необходимости.

– Однако… не надоедает. Похоже, вы открыли в себе какие-то неизвестные прежде, не побоюсь этого слова, грани.

– В школе, а потом и в институте я был активистом. Если это о чём-нибудь вам говорит, разумеется.

– Мне показалось, что впоследствии ваша потребность самореализации несколько притупилась. Так сказать, ушла в тень.

– Возможно, теперь ей захотелось погреться на солнышке. Не знаю почему, но мне нравится этим заниматься. Хотя вот ведь что интересно… Может, я не особенно и нужен уже? То есть всё пойдёт своим чередом в любом случае?

Гномон покивал.

– Со временем… как знать. Но не сейчас. Пока нет, как мне кажется. Собственно, я сбил вас с мысли. Ведь вы хотели о чём-то спросить?

Можно подумать, ты не знаешь. Хотя, мало ли что. Возможно, гномоны, как и я, время от времени расслабляются. Перестают нести вахту, так сказать. И опираются только на общеизвестные банальные органы чувств, – которые ещё неизвестно, насколько у них развиты.

Если вдуматься, хорошенькое получается дело. Этот субъект может беспрепятственно шарить в моих мозгах, а мне запрещено внедрение не только в его нематериальные извилины, но даже и в извилины коллег.

– Таков Принцип, – гномон поспешил подтвердить мою правоту. – Вы спросите, в чём его смысл? Кто его установил? Понятия не имею. У меня свои ограничения, и, поверьте, их отнюдь не мало. Что касается вашего вопроса…

Да-да, что там с моим вопросом?

– Это, безусловно, возможно. Даже странно, что вы до сих пор не попытались. Учитывая вашу любознательность…

– …Всё дело в том, что будущее почему-то никогда меня особо не интересовало.

Тамсанарп кивнул.

– Понимаю. Для человека у вас не вполне типичный подход, но понимаю. Я бы даже сказал, совсем нетипичный.

Он явно отвлёкся, и мне пришлось встать, чтобы привлечь к себе внимание.

– Может, дело в том, что в последние годы мне не слишком хотелось заглядывать в это самое будущее?