Незнакомка

Незнакомка
Алексей Викторович Блинов

Макс Воронцов – городской растяпа, начинающий писатель, крайне забывчивый и одинокий парень – случайно заходит в кафе, где, несмотря на отсутствие клиентов, за его столик неожиданно присаживается красивая девушка, но после короткой беседы она внезапно уходит. Макс, конечно же, теряется, так как это у него лучше всего получается и, когда кидается её догнать, девушка уже исчезает в метели. Он понимает, что влюбился в эту таинственную незнакомку, но не знает, как её найти…

Алексей Блинов

Незнакомка

Роман о сказочной любви

Которую и Вам желаю

Мои лишь строки, а шаги

Герои сами совершают…

Часть первая

Пользуясь всеобщий оторопью, под грохот сотрясающейся экономики, зима, вконец обнаглела и вдарила в ноябре. Минус двенадцать, даже днём. Кутаясь в длинный красный шарф, подняв плечи и воротник серо-чёрного пуховика, Макс семенил по щедро усыпанному солью тротуару, сильно смахивая на нахохлившегося снегиря. Он бы не оказался в этом переулке, между чудом уцелевших старинных особняков, под неусыпным надзором могучих львов и кокетливых взглядов полуголых кариатид, но от встречи с издателем не отвертишься, да и встреча собственно нужна только ему, впрочем, как и его назойливые книги. Мир старался не замечать его нестандартные строки, не копаться в этих слишком светлых мыслях, а если кто и обращал внимание, то тут же крутил у виска: – Очередной писюк-философ. Нам оно надо? Мы сами с усами, да и вообще, есть проблемы и поважнее, чем о любви кричать.

Когда Макс был ещё ребёнком, до практичного и хваткого отца быстро дошло, что его младший сын – точь Иван дурак, мягкотелый разиня. Но отец любил этого оболтуса, понял, что толком из него ничего не выйдет, хотя пару раз к мозгоправам и водил, поэтому, даже когда Максу перевалило за двадцать лет, он продолжал содержать непутёвого отрока, правда сам уехал аж в Австралию, исправно посылая деньги, а их у него было немало. Чтоб его «Иванушка» не впал во все тяжкие, денег давал в обрез, а Максу много и не надо. Машина не нужна, куда такому рассеянному за руль, он в ногах то путался, квартира от бабки досталась в самом центре города, а ноут ему брат подогнал в одной из редких встреч. Что касается матери, так она бросила их всех лет десять назад и ускакала в Европу с каким-то расфуфыренным ценителем живописи. Наверное, творческую жилку Макс унаследовал от мамы, да и всю эту импрессионистскую философию тоже.

Совещание было назначено на два часа по полудню, но Макс, как всегда, перепутал время и только теперь до его блуждающего сознания дошло, что сейчас одиннадцать, а он практически дошёл до офиса издателя. Макс повертел головой в поиске кафешки, зацепился взглядом за грузинский ресторан, но сразу же отмёл эту идею, на карточке остались крошки, а отцовский транш доберётся до его кармана аж в начале следующего месяца. Макс не был лентяем, пытался зарабатывать, но каждая попытка заканчивалась полным фиаско. Уже на следующий день работодатель, под тем или иным предлогом, указывал на порог. С такой несобранностью и забывчивостью сотрудничать желанием не горели и, по этой же причине, у него не было друзей, тем более девушки. Он настолько глубоко плавал в своих фантазиях, что мог выйти из дома в шлёпанцах или забыть закрыть дверь. Перепутывал дни недели, терялся в метро, проезжая мимо своей остановки, а с часами вообще не дружил. При всех этих недостатках глупым он не был, ухватывал суть, ту самую, скрытую от стандартного взгляда, поэтому и писал свои рассказы, тщетно стараясь раскрыть глаза наивным обывателям, с наслаждением барахтающихся в море обмана. Ели бы Макс был художником, то на его картинах, непременно, яркие, обжигающие роговицу мазки, несуразные контуры неожиданного сюжета, пугали бы зрителя не меньше замысловатых строк и встретили бы куда большие штыки, конечно же, при наличии хотя бы одной пары глаз стандартного зрителя.

Макс выбросил грузинский ресторан в замызганный сугроб и свернул на тихую улочку, усеянною дорогими машинами. Шаркая заляпанной солью обувью, доковылял до зеленой витрины магазина и на свою удачу через приветливые двери зашёл во внутрь. В самом конце торгового зала, за ломящимися от заморской снедью полок, приютился невзрачный кафетерий, скромненький, то, что надо. Заказав два бублика и чай с ромашкой, Макс выбрал столик, это оказалось не сложно, так как все посадочные места были свободны, кинул куртку и шарф на подоконник и вернулся, за ожидающем его потным чайничком и разогретыми бубликами. Рассчитавшись за нехитрый перекус, пошёл обратно и… привычно растерялся. Дело в том, что за его столиком сидела молодая девушка в коротенькой дымчатой шубке, серой юбке и сапожках на небольшом каблуке.

Макс, зная о своей рассеянности, решил, что он, как обычно, всё напутал, уже было дёрнулся занять другое место, но увидел красный шарф и пуховик на подоконнике, аккурат там, куда он направлялся изначально. Все места были свободны, а незнакомка уселась почему-то именно за его столик. Покачавшись на весах сомнения, он всё-таки отважился приземлиться у своего пуховика, посчитав этот подвиг крайне логичным.

Посапывая в губу, налил чая в стеклянную чашку, всыпал два пакетика сахара и, перемешивая деревянной палочкой напиток, шальной от стеснения, украдкой, всё же разглядел девушку.

Она смотрела в окно, опершись подбородком на раскрасневшиеся от мороза ладони, медленно моргала длинными ресницами и казалось не замечала его. На указательном пальчике красовалось бронзовое кольцо-печатка, а на запястье широкий, тоже бронзовый браслет, усыпанный густой, витиеватой вязью. На аккуратном бархатном личике румянились чуть пухлые щёчки, очевидно, девушка замёрзла, гуляя в такую погоду без шапки.

Макс встал и сходил за второй чашкой, плеснул туда чай и не решившись добавлять сахар, просто подвинул чашку ближе к её локтям. Затем расстелил возле себя салфетку и положил на него один бублик, а тарелку со вторым, тоже пододвинул к ней.

Незнакомка, наконец, отлипла от окна и посмотрела на него большими глазами с изумрудным отливом. На волнистых, цвета чёрного шоколада, густых волосах ещё мерцали снежинки, быстро превращаясь в росинки.

Она аккуратно взяла чашку за стеклянное ушко, сделала пару маленьких глотков, вернула на блюдечко, встала и сняла шубку, положив её на тот же подоконник. Макс успел заметить стройность незнакомки, даже миниатюрность. Длинное шерстяное серое платье очень подчёркивало точёную фигуру и казалось, что огромный янтарный кулон на толстой бронзовой цепочке, может легко её перевесить, если вдруг она неосторожно наклониться вниз.

Усевшись обратно, она грациозно отломила тонкими пальцами кусочек бублика и отправила в капризный, чувственный рот.

Макс, не имея опыта общения с девушками, привычно молчал, юзая бублик и ёрзая на пластиковом стуле. Когда чай у незнакомки закончился, она мягко подтолкнула блюдечко с чашкой чуть ближе к пузатому чайничку, скользнула случайным взглядом по залу магазина и вновь уставилась в окно. Макс умудрился догадаться долить ей напитка, даже вернуть чашку хозяйке, но дальше вовсе не думалось, лишь грай панический, глумливый бескрылых мыслей в голове. Сконфуженный от неловкой ситуации, кляня себя во всех грехах, он принялся тщательно изучать вычурные полки, рассматривая яркие этикетки шоколадок и броские коробки с конфетами. Читая заморские буквы, вспоминая иностранные слова, что не знал, он вдруг надрывисто и излишне громко, пересилив свою дурацкую застенчивость, всё же осмелился и обратился к девушке:

– Вы шоколад любите?

Ему показалось, что она улыбнулась, но так осторожно, что он не был в этом уверен. Решив, что сморозил очередную глупость, Макс вылупился на горошины мака на мятой салфетке, не найдя ничего лучшего, как посчитать их. Её «люблю», буквально выдернуло его из «увлекательного» занятия. Рука арифметика вместе с прилипшей салфеткой стукнулась о чашку, чашка о чайник, а чайник каким-то чудом не свалился на пол, Макс даже успел заранее охнуть, предрекая его неминуемую гибель.

– Люблю, – повторила незнакомка, двигая чайник за носик ближе к середине стола

– Вы о шоколаде? – растерянно переспросил Макс. Она кивнула и медленно моргнула, подтверждая свою любовь к шоколаду. Затем сдула салфетку с его ладони и откинулась на спинку стула:

– Только горький, ну, в меру горький, без начинок разных.

Руководствуясь исключительно своим вкусом и интересом к новому, выбор Макса пал на шоколадку с красивой картинкой и зёрнами кофе. Занятие это его столь поглотило, что прошло немало времени и чай остыл и девушка согрелась.

Когда он наконец вернулся и протянул ей плитку, вдруг опомнился:

– Ой, вот же я дурень, она с зёрнами кофе, простите мою рассеянность, это мой бич.

– Рассеянность? – незнакомка отломила квадратик от шоколадки и переспросила, по обыкновению, подвисшего Макса:

– Твой бич – это твоя рассеянность?

– Да, такая основная черта характера: жирная, неуклюжая чёрная полоса.

– А почему чёрная?

– Да потому, что черкает все светлые начинания.

– Это как? – незнакомка слизнула крошку с пухлой верхней губы и уточнила свой вопрос: – Мешает жить?

– Да, не то слово, – Макс обречённо махнул рукой по чашке, – всё путаю, забываю. Кто с таким дело то иметь будет? Растяпа.

– Это Вы сами себя таким титулом наградил или надоумил кто? – спросила незнакомка, подвинув его чашку к себе, подальше от края.

– А ты, извините, Вы, не видите, ну, рассеянность мою? Не напрягает? Не стандартный детина, заблудившийся в детских грёзах, – Макс обиженно отвернулся и принялся считать снежинки на стекле.

– Напрягает? Вот ещё, я вижу романтичного молодого человека, незаурядного и беспричинно печального.

Он удивлённо обернулся, собеседница явно улыбалась. Кулон задорно подмигнул ему, перетянул внимание на себя и теперь Макс видел только здоровенный кусок янтаря.

– Детские грёзы – это же здорово…это, как сок, – далёкий голос незнакомки доносился со всех сторон и слева и справа и даже со спины.

– Сок? – спросил Макс, не совсем понимая с кем он разговаривает. Жёлтый туман клубился над бесконечной жидкой столешницей, размывая физические границы, стирая грани бытия.

– Ага, свежевыжатый – фреш, – кулон ярко вспыхнул и погас. Привычные очертания мира тут же вернулись, – Он долго не храниться, надо каждый день выжимать, зато самый вкусный, – незнакомка, как ни в чём небывало, сидела на своём стуле и, казалось, сдерживается, чтобы не рассмеяться: посмотрите вокруг, много Вы видите людей с цветущими садами в душе? Посмотрите, посмотрите. Мне интересен ваш вердикт.

Макс постучал костяшками пальцев по столу, удостоверился в его былой прочности, буркнул что-то невнятное и с опаской оглядел торговый зал, уступая настойчивости загадочной особы. Покупателей в магазине было не так, чтобы много, но у касс человек пять топтались: женщина среднего возраста, две старушки, мальчик-подросток и мужчина, с прилипшим к уху телефоном. Юнец излишне дёргался и горбился, бабки таранили друг друга тележками, дама мрачнее тучи, а болтун постоянно повышал голос брезгливо гримасничая. Колючки, да крапива, канавы, пустыри, ошмётки позитива – тщедушные цветы.

Макс помолчал, по-старчески пошамкал губами и кратко ответил:

– Да не особо.

– Сухо. Добавьте поэзии.

– Куда добавить?

– Не куда, а во что. В Ваш ответ, разумеется.

– М-м-м, у всех концентрат разбавленный, долгоиграющий, так и булькает.