– Фонарика?
– Нет, смартфона.
– Не-а, – она отрицательно помотала головой, – мне он не нужен.
– Как это? Сейчас даже у любой старушенции приблуда такая имеется, а ты девушка молодая, это прям не…
– Стандартно? – угадала Ника.
Он кивнул и замолчал, почему-то смеяться перехотелось. Здравствуй, товарищ ступор.
Пауза беседы затянулась, девушка продолжала лукаво улыбаться, а Макс скрипел кожаной обивкой диванчика, беспорядочно блуждая взглядом по стене, раскачивающейся в такт с песочной шторкой. Когда она положила ладони на стеклянную столешницу, широко раскинув пальцы веером, кухня устремилась вниз, будто у лифта оборвался трос. Макс судорожно вцепился в липкую сидушку, чувствуя прилив крови к голове и таращась на Нику, визгливо заорал:
– Что это?
– Свободное падение, хорошая встряска для мозга, тебе точно не повредит.
– И куда мы падаем? – Макс потерял диван и теперь пытался ухватить стол.
– Да никуда, – Ника убрала ладони и недовольно фыркнула, – штанишки свои проверь, герой.
Виват порядку атомов, поклон благим намереньям. За мир привычный ратуя, он ползал с вдохновением.
– И я должен в это поверить? – cпросил Макс, рыская под столом в поисках своих тапок.
– Слова не сочетаются.
– В смысле?
– Никого смысла. Сядь уже, хватит пыль собирать.
Макс ещё раз посмотрел на её щиколотки, отметил грацию рельефа и сел обратно на диванчик.
– Ну что, нашёл?
– Что?
– Не знаю, то, что искал
– Где искал?
– В Караганде, Макс. Где ты только что ползал?
– Под столом.
– Ладно, проехали, – Ника махнула рукой, – надо было меньше твой ор слушать и подольше попадать, мой просчёт. Жалостливость меня погубит, – она обречённо выдохнула и легла щекой на ладонь, опираясь локтем о столешницу.
Опять эта гнетущая тишина. Макс гонял сонные мысли со всею страстью, на кою был способен, искоса зыркая на томно моргающую красавицу, ища зацепку для разговора. Зацепился за янтарь.
– Красивый у тебя кулон янтарный.
– Это не янтарь, это симбирцит, мой кокон.
– Я первый раз слышу, дорогой?
– Понятие не имею, у меня он всегда был.
Макс хотел что-то уточнить, но пока тужился вспомнить что, спросила она:
– А музыку можешь включить, ну, на смартфоне своём?
– Да, конечно, – обрадовался Макс тому, что хоть чем-то может быть полезен. Потыкал в экран, встряхнул точь градусник, встал, поводил вытянутой рукой над головой, сел и шлёпая безвольными губами пессимистически промямлил:
– Странно, сеть не видит, а у тебя есть вай-фай?
Вместо ответа Ника налила чая в белые чашки с лилиями и распаковала одну из многочисленных шоколадок.
– Давай, пей, соратник по нестандарту.
Огни свечей плясали в её больших глазах, переливающихся изумрудом блеск, кулон елозил по лифу кремового платья, ухоженные пальцы ломали шоколад. В необычной квартире было так тихо, что он слышал, как она пьёт, каждый глоток. Шорох, шелест, неземная благодать…
Похоже, он задремал или замечтался, так как следующие её слова довольно резко вернули его на землю:
– Ладно, Максик, давай ка поспи, а то вон носом клюёшь, ещё уснёшь на самом интересном месте. Пошли, – Ника встала, взяла блюдечко со свечкой и вышла из кухни.
– Вот, ложись и подрыхни, у меня дел полно.
Макс зашёл в комнату: прохладную, совершенно тёмную и уселся на пухлый диван, поглядывая то на хозяйку, то на её тень на стене. От окна прилично сквозило, штор не было, но свет с улицы куда-то пропал, будто и там все звёздочки перегорели.
Ника поставила свечку прямо на пол, возле единственного предмета мебели:
– Это чтоб тебе страшно не было, мало ли, присниться хрень всякая.
Макс продолжал хлопать глазами, теперь уже пялясь на огонёк свечи.
– Вот я растяпа, – Ника засмеялась и шурша тапочками убежала. Через минуту вернулась с подушкой и шерстяным одеялом:
– Теперь полный комплект, ложись.
Макс взял плотную большую подушку и сконфуженно растянулся на диване.
Ника заботливо укрыла его одеялом, положила ладонь на лоб и…Макс моментально отрубился.
Поплыл в реке молочной, божественно густой, вдыхая запах сочный, лаская сон рукой.
На него кто-то прыгнул, походил по ногам, забрался на грудь и замер. Послышалось томное урчание, почувствовал ниточки усов на подбородке. Макс хотел открыть глаза, но лишь приподнял уголок века, сквозь узенькую щёлочку мерцала свеча. Он снова попытался справиться с глазами, но непослушные веки наотрез отказались подчиняться, беспомощно трепыхаясь, как опалённые мотыльки в блюдечке. Он повторил усилие, приоткрылся второй глаз, поверх одеяла уселась чёрная кошка. Макс попробовал пошевелить рукой или ногой, удалось только скрючить мизинец. Сердце бешено заколотилось, он зажмурился, безуспешно успокаивая себя, что это, мол, сон. Беспокойство нарастало, охватил озноб.
Кошка перебралась на подушку. Стало жарко, особенно голове, будто на неё натянули толстую меховую шапку. Страх растаял, Макс дал второй шанс своим глазам и скомандовал им открыться, внутренне приготовившись к продолжению бунта, но веки охотно распахнулись.