Незнакомка

Город куда-то спешил, не взирая на 1-е января, шелестели шинами проезжающие автомобили, торопливо проходили прохожие, и никто не обращал внимание на чудика, похожего на потрёпанного снегиря, с распухшими глазами, безмолвно шлёпающего обветренными губами.

Первая неделя была самой трудной, бесплодной и пустой. Он просто валялся на кровати, ползал в туалет и на кухню. Иногда по часу прилипал лбом к стеклу и грустно пялился на сквер, высматривая дымчатую шубку.

На пятый день самозаточения к нему заявилась соседка – тётя Надя, приставленная отцом за ним приглядывать. Макс объяснил своё поведение гриппом и, выслушав тридцать минут ликбеза по исцелению, с облегчением выставил доглядчицу за порог. Несмотря на кучу дурацких советов, притворного беспокойства, визит соседки каким-то чудом, всё же встряхнул его хандру. Макс снова взялся за перо, вернулся к старому рассказу и почти полностью переписал его. Теперь он смотрел на мир иначе, под ещё более острым углом. На шестой день, он впервые вышел на улицу и конечно ноги сами принесли к её дому, точнее туда, где дома не было. Макс постоял с полчаса, повздыхал и отправился в ту кондитерскую, потом в тот антикварный салон, а закончил вояж в той кафетерии, где впервые встретил свою незнакомку. Этот маршрут стал негласной традицией и повторялся каждый день, но дымчатая шубка так и осталась за подъездной дверью старого трёхэтажного дома-невидимки.

А мираж нельзя потрогать и не скрыться от теней, плачут грязные сугробы хлеще проливных дождей

Часть вторая

Весна на подоконнике, весна за тонкой шторкой. Макс последнее время вставал рано, а ложился до десяти вечера, а то и раньше, не хотел упускать белые дни, чернота тяготила его. Хотя нередко он просыпался по середине ночи, и, точно зная, что уже не заснёт, плёлся на кухню, но не включал свет, а зажигал свечи, садился за ноут и начинал малевать свой мир, светлый и сочный, пёстрыми пятнами. Мир, где любовь находит героя, где добро побеждает зло. Но сегодня он спал дольше обычного и на редкость хорошо. Снилась она, что-то весело рассказывала о … О чём? Макс попытался вспомнить, но не смог. Сожалея о забытом разговоре, он распахнул шторы. Апрель приплясывал на крышах домов, тёплые лучи добивали последнюю чумазую кучку снега, окопавшуюся под толстым деревом, в лужах сквера забавлялись воробьи, а на сухих островках асфальта играли карапузы в цветастых комбинезонах и смешных шапках. Жизнь побежала по новому кругу – от весны, до весны.

Позагорав ладонями на подоконнике, понюхав свежий сквознячок, Макс сладко, громко потянулся и поплёлся ставить чайник.

Кулинарить он ленился, готовил впопыхах, да и ел так же, бегая глазами по строчкам своей писанины, исправляя ляпы, добавляя интриги или красок: густых и ярких. Сегодня у него встреча с издателем, Максу удалось скопить достаточное количество денег на небольшой тираж, в этот раз он не прозевает, всё сделает, как надо. Подцепив вилкой шматок яичницы, пред мысленным взором вдруг всплыло слово – зоопарк. Макс сунул ошмёток не хитрой снеди в рот и, механически жуя, начал сознательно вспоминать ускользающее сновидение.

Вероника ходила вдоль вольеров, что-то ему говорила, потом села на лавочку, он зачем-то полез в клетку льва, но сетка не заканчивалась, над ним все смеялись, гоготали, махали крыльями, хлопали в лапы, ласты, копыта:

– Обедом пожелал стать?

Кто это спросил? Она? Или нет? После очередной попытки преодолеть препятствие, он соскользнул в лужу, обернулся, Ника уже ушла. На лавочке лежал зелёный палантин.

Макс доел завтрак и пошёл одеваться, натянул счастливый оранжевый свитер, поправил печатку, а когда завязывал шнурки, вновь уставился на кольцо:

– Хм, опять зоопарк.

Он и раньше ему снился, но в тех снах Вероники не было. Может она хочет, чтобы я туда приехал, ждёт? Сбегая по ступенькам, Макс не переставал ругаться, причём вслух, даже не обратил внимание на ворчливого соседа. Чихвостил он по обыкновению себя любимого, за своё тугодумие и рассеянность.

– И что я раньше не догадался? Ника слов на ветер не бросает, раз однажды упомянула, значит это важно и, Боже упаси, логику искать, просто важно и всё!

Но Макс всё-таки изменился, поэтому сначала поехал в редакцию, утрясти рабочие моменты, а мысли о зоопарке, каким-то чудом, смог оставить на потом. То самое «потом» случилось сразу, как он вышел из офиса. Стоило захлопнуться подъездной двери, застучало сердце, заблестели глаза. Макс прыгнул в метро и теперь уже не отпускал мысль о возможной встрече, такой важной, самой долгожданной. Поезд еле плёлся, буквально полз, спотыкаясь о шпалы, сонные пассажиры зевали, широко раскрывая не прикрытые рты, остановки тянулись невыносимо долго. Всё пропиталось затхлой вялостью, будто воздух стал плотным, как вода, даже как масло – скользким и густым. Макс барахтался в толпе, нырял в длинные переходы, нетерпеливо топтался, тискал поручни, штурмовал эскалаторы. Неудивительно, что он попутал станции и лишь с третьего захода коварная подземка выплюнула его наружу, основательно пожеванным и обслюнявленным.

Взъерошенный и вспотевший Макс подбежал к кассам, схватил билет и вдоволь навоевавшись с турникетом наконец-таки ворвался в зоопарк с громким выдохом облегчения. Уняв волнение и трепет, он зашаркал по дорожкам, вертя проветренной прохладным ветерком, головой. Посетителей было мало. Весна, будний день, кому приспичит лужи юзать? По глади пруда скользили лебеди, у мостков суетились утки. Вездесущие голуби и воробьи пытались ухватить свой шанс за хвост, поживиться из халявной кормушки. Макс убедился, что Вероники здесь нет и поплёлся дальше, стараясь не заглядываться на сетки и глухие заборы, уж слишком они душу царапали. «Орлу над горами парить надо, а не перья выщипывать от досады, а волку лес шерстить, да косуль гонять». Вот примерно такие комментарии он отвешивал мнимому собеседнику, шастая мимо клеток. В закрытые павильоны не заходил, сунулся поначалу, но быстро понял, что Нику там искать бесполезно, уж больно душно и воняет в этих сымпровизированных клочках природы. Макс ещё с полчаса покружил по первой половине зоопарка и по мосту перешёл на вторую часть. У вольера со львом он остановился, облокотился на перила и стал рассматривать помятого царя зверей, а тот, завидев неравнодушного зрителя, принялся громко жаловаться, обрывистыми вскриками и подавленным рёвом.

– Грустно.

Макс с силой вцепился в поручень, аж костяшки захрустели. Это был её голос! Её! Он боялся пошелохнуться, словно услышал лесную птичку, совсем рядышком, на ветке и, если дёрнуться, она сразу улетит. Бедняга – сердце, какой уже раз за сегодня, пустилось в галоп, грудь заколыхалась.

– Грустно мне здесь, терпеть не могу зоопарки.

Макс покосился на голос, она стояла метрах в трёх в чёрном плаще, волосы распущены, горчичный шёлковый шарфик и здоровенные солнцезащитные очки в янтарной оправе.

– А зачем сюда приходишь? – Макс опять ляпнул этот злосчастный вопрос и съёжился, ожидая не предсказуемую реакцию.

Но Ника спокойно продолжила печально рассуждать, ничуточку не обидевшись:

– Не знаю, душу помучить что ли, сольцы на раны прыснуть. Ненавижу, но хожу. Можешь это мазохизмом называть, – она наконец обернулась и, пока он замер столбом, встав по стойке смирно, как оловянный солдатик, быстро подошла к нему, подняла очки:

– Ну, приветик.

Макс зашлёпал губами, а Ника обвила ему шею руками и поцеловала его невнятное «привет». Он так несдержанно её стиснул, что она ойкнула:

– Осторожней, косолапый, берёзку поломаешь.

Макс разжал горячее объятие и осмелился тоже поцеловать её в губы, но получилось в щёчку.

– Максик, придержи коней, я смотрю ты такой прыткий стал, – Вероника сверкнула изумрудами и опустила очки.

– И как часто ты сюда ходишь? – Макс много раз задавал ей этот вопрос, когда проигрывал в уме их встречу, но сейчас спросил, чтобы выйти из неуклюжего положения, так сказать, сменил тему.

– Часто? Да не так уж. В этом году первый раз.

– А почему?

Ника помолчала и выдохнула:

– Уезжала.

– Далеко?

– Ой, Макс.… далеко, далеко, за сто лет не доедешь.

– Когда вернулась?

– Да сегодня и сразу сюда, думаю, вдруг здесь мой Максик околачивается.

– Ника, а мне зоопарк снился и даже та лавочка, – Макс кивнул на скамейку за спиной.

Она посмотрела на него и улыбнулась:

– Ну, значит не зря снился, сон в руку получился, здорово.

Лев опять заревел, обращая внимание на свою персону.

– Ника, а от чего тебе в зоопарке так грустно?

– Догадайся сам, себя спроси, тебе тут весело? Сердце пляшет? Глянь ему в глаза, ты видишь счастье? – Ника показала на льва, а тот сразу же сел и уставился на них, часто моргая и шмыгая носом.

– Что-то не очень, я, признаться, клетки на дух не переношу.

– Вот, и я об этом.

– Ну, так подари им свободу, ты же можешь

– Не могу, – призналась Ника поправляя янтарные дужки, – Точнее могу, но не буду.

– Почему?

– Выученная беспомощность.