Розалина снимает сливки

– Ладно. – Розалина вздохнула. – Помнишь, вчера вечером я рассказывала тебе, что мне пришлось ночевать в фермерском доме? Так вот, вместе со мною застрял кое-кто из шоу, мы разговорились, и он оказался сексуальным, интересным архитектором, путешественником и все в таком духе.

– Это не похоже на то, что ты вляпалась в проблему, Розалина. Смахивает на обычный разговор.

– Я как раз подхожу к вляпыванию. Она неминуема, и после нескольких раз слово «вляпаться» уже кажется странным. Короче, смысл в том, что я вляпалась…

– У вляпываний не бывает смысла, милая, – протяжно сказала Лорен. – Это дано в определении.

– Ой, иди учиться правописанию. Суть в том, что когда дошло до того, что он вежливо спросил меня, чем я занимаюсь, я запаниковала. И вместо того, чтобы ответить: «Я мать-одиночка, которая работает в магазине», я ответила: «Я студентка-медик, которая провела несколько лет в Малави». И теперь мне всю жизнь придется притворяться, что я была в Малави.

По крайней мере у Лорен хватило порядочности не рассмеяться, но она была близка к этому.

– Три из десяти, Роз. Рейтинг завышен, никакой развязки.

– Ненавижу тебя. Знаешь об этом?

– До луны и обратно?

– До сукиного солнца и обратно. И не надо высмеивать наши с Амели отношения. Это наше дело, это мило, и она, скорее всего, перестанет так говорить через пару лет, а я останусь одинокой старухой, до которой никому нет дела, и буду тосковать по тем дням, когда у меня был ребенок, который меня любил.

– Ой, перестань, – хмыкнула Лорен, – через пару лет тебе едва будет тридцать. Ты будешь достаточно молода, чтобы играть тинейджера на американском телевидении.

– Да? Сдается мне, что такая карьера не вариант.

Лорен на секунду замолчала.

– Поверить не могу, что ты сказала незнакомому мужчине, что жила в Малави. Почему именно там?

– Не знаю. Кажется, папа Амели там был.

Снова молчание. Опыт подсказывал, это означало, что Лорен к чему-то готовится.

– В чем дело, Лоз? – спросила она, смирившись с тем, что над ней будут насмехаться.

– М-м? О, просто пытаюсь понять, делает ли тебя расисткой то, что твое культуроприсваиваемое путешествие ради самопознания случилось лишь у тебя в голове.

– До солнца и обратно, – повторила Розалина. – Я и так чувствую себя ужасно, а приходится еще беспокоиться об этом.

– Почему тебя вообще волнует, что этот случайный человек с поезда что-то там себе думает?

– Не знаю. Может быть, мне промыли мозги патриархатом.

– Он тебе нравится, да?

– Ну… да. Кажется. – Розалина прислонилась к стволу дерева. – Трудно сказать, потому что единственные ориентиры для меня – учителя начальной школы, родители и ты.

– Мне лестно, что я установила высокую планку.

– Ну, он не женат и никогда мне не изменял. Что ставит его выше тебя по крайней мере в двух вещах.

– Ах, да. История любви на века. Она была молода и пыталась найти свое место в мире, который ее обидел. Он… был не женат.

Розалина скрипнула зубами.

– Слушай, он обаятельный, успешный, симпатичный парень, у которого явно все в порядке с головой и которому, если не испорчу все окончательно, я могу понравиться. Но трудно понять, что я могу предложить такому человеку. Поэтому я испугалась и попыталась скормить ему Малави.

– Просто скажи ему правду. Если он не полный придурок, то отнесется к этому нормально. А если полный, проблема решится сама собой.

Она была права. Права. Правота была одним из худших качеств Лорен.

– Скажу. Но, может быть, не прямо сейчас. Потому что хочу выпить в баре. Со взрослыми. С которыми познакомилась. В жизни, которая у меня есть.

– Вот и умница. А мне уже пора звонить Эллисон, так что отвали и наслаждайся вечером.

Они наспех попрощались, телефон пискнул, и Розалина отвалила.

* * *

В баре Розалина нашла других участников конкурса, сгрудившихся вокруг круглого стола, которые попивали напитки и рассказывали о горестях, связанных с дневной выпечкой.

– Если честно, – сказала Джози, – когда Марианна посмотрела на мой торт, я подумала, что обделаюсь.

Флориан театрально закатил глаза.

– Дорогая, тебе не на что жаловаться. Она сказала, что мой миндаль вялый. Я никогда в жизни не был вялым.

– Такое бывает. – Рики подвинулся, чтобы освободить место для Розалины перед тем, что выглядело как обещанный бокал дешевого вина. – Подожди полчасика. Потом попробуй еще раз.

– Ты – Розалина, да? – Джози, шикарная, уютная женщина лет сорока, протянула руку через стол. – Кажется, мы еще не знакомы.

Розалина, как она надеялась, с уважением пожала ей руку в ответ.

– Да. Я задержалась. Застряла с Аленом на вокзале, и нам пришлось провести ночь у фермерши.

– У-у, – Джози подняла брови, – и как ты объяснила это мужу?

Стоп. Что?

– У меня его нет. Поэтому… довольно просто. Или, если посмотреть на это с другой стороны, с большим трудом.

– Ой, какая я глупышка. – Джози невинно прикрыла рот ладошками. – Прости. Анвита сказала, что у тебя есть дочь, и я предположила… Его нет на фотографии или это ты ужасно современная?

– Он… с краю фотографии. То есть он присутствует в жизни Амели, но мы не вместе.

– Вот это да. Что за первоклассный мерзавец. Про таких думаешь: «Ну, он хотя бы поступил порядочно». – Джози вздохнула с такой вселенской печалью, которую, как подозревала Розалина, она никак не заслужила. – Но таковы уж мужчины. Им нужно только одно, и как только они это получают – пуф!

Хотя бы раз в жизни Розалине хотелось поговорить об этом без того, чтобы ее сочли за падшую женщину из романа девятнадцатого века. То есть либо за чудовищную жертву жестокого мира, либо за немыслимую шлюху.

– Ты не могла бы не называть отца моего ребенка мерзавцем? Том хороший парень, но мы были очень молоды, и вряд ли наш брак вылился бы во что-то хорошее.