Звено цепи

Вот и хорошо… Договорился сам собой, сразу спокойно стало, можно и поспать…

*****

– И что думаешь? – Фаут выдохнул сиреневый дым, они с первым расположились в саду за домом, Эларс спит в своей комнате, днем у него опять жар был, лекарь Фрокос сказал, что это акклиматизация, подождать надо, организм ослаблен простудой, плюс вмешательство Тресари.

– О чем ты? – Аиркесс спокойным взглядом скользит по поверхности небольшого пруда, вода в нем искрится, переливается, видны золотые рыбки.

– Не о чем, а о ком. Я спрашиваю о нашем брате. Что ты думаешь о нем?

– Ты меня удивляешь, Фаут. Совсем недавно сам говорил, что без него не стоит говорить о нем же.

– Да, говорил и от слов не отказываюсь. Но сейчас мы не обсуждаем дела страны, мира, не говорим о его участи, не планируем, как его наказать, как использовать. Я предлагаю тебе посплетничать, – он усмехнулся. – Я не знаю его, как ты. Не видел, как он рос. Мне интересно, брат. Расскажи мне о нем.

– Даже не знаю, что тебе рассказать. Он странный, вроде бы простой, порой кажется глупым, но в тоже время рассуждает, как ученный, например, он очень просто и доступно говорит об экономике, в возрасте шести лет разобрался с отчетами по поставкам из колоний, выявил недостачи, несоответствия, указал, где «дурят» поставщики, где цены накручивают, даже указал у кого спрашивать, – он взял свою трубку кальяна, затянулся и выдохнул дым. – Но самое странное в нем – это взгляд и характер. Они у него не меняются, Фаут. Я помню тебя, сестер и брата в детстве, вы, точнее мы менялись с годами. Ты вот до тринадцати лет вообще не улыбался, юмора не понимал, злился на всё, потом уже, когда тебя ламия зацепил, впервые засмеялся. Он же… каким был, таким и остается, причем с самого рождения, ощущение, что говоришь с взрослым, а не с ребенком, с юнцом. Я помню его взгляд, когда он родился…

– И что там за взгляд такой был, что ты так сейчас задумался? – Фаут с интересом смотрит на старшего, он не ожидал, что Аиркесс такой сентиментальный и помнит их детьми.

– В его взгляде были вопросы: «Где я?», «Кто вы?». Отец это тоже увидел, как и Верховный Жрец, мать медленно уходила, умирала, просила дать ей её сына подержать, именно она ему имя дала, а не отец, – Аиркесс замолчал, он смотрит в никуда. Фаут не выдержал, молчание брата его немного напугало, что очень редко бывает с ним.

– Аир?

– Он смотрел на неё осмысленно, Фаут, он всё понимал, слышал, но словно не понимал речи… Верховный отцу сказал, что в этом младенце душа не новорожденного, что надо принести в жертву Лунам. Отец его даже ударить хотел за такие предложения, как и я, мы не уподобаемся этим фанатикам Света, которые режут своих детей на алтарях. Жрец что-то говорил, но я не расслышал, меня мама позвала, попросила позаботиться о Эларсе, потребовала даже от меня обещать ей, что не оставлю и защищу его. Я пообещал…

– А тут дуэль…

– Да, если бы он был на грани, я бы вмешался, не смотря на запрет отца, а он мне прямо запретил с угрозой изгнать, лишить всех титулов, имущества, – Аиркесс усмехнулся, затянулся.

– Не ты один вмешался бы.

– Мгм… Видел твой настрой. Что ещё рассказать о нём? Удивляется магии, говорит на непонятных языках, вон мы сами уже говорим на них, используем ругательства эти… – братья тихо рассмеялись.

– Огры уже завидуют этим оборотам… – они в голос смеются.

– Чего смеётесь? – братья повернули головы и посмотрели на укутанного сонного брата, но улыбки не погасли, даже шире стали, они махнули ему на свободное кресло.

– Эларс, расскажи нам историю про Алису!

– А..?

*****

Снова эта теплая и гостеприимная темнота меня окружает, только в этот раз я иду по мягкой земле, просто иду вперед и мне спокойно, в голове нет мыслей, нет переживаний и тяжких дум. Хорошо так, но самое главное и в новинку то, что Сириф на моем плече восседает. Она тоже молчит, не нарушая эту умиротворяющую тишину прогулки.

Сколько мы так шли, я не знаю, но всё резко изменилось: нет покоя в душе, нет этой мягкой темноты вокруг, только два небольших холмика земли, а над ними надгробия гранитные.

– Александр Дмитриевич Мраков, родился девятнадцатого марта, умер двадцать первого марта, – тихо прочитала надпись Сириф. Перевела взгляд на второе надгробие. – Елизавета Дмитриевна Мракова, родилась двадцать второго января, умерла третьего апреля… Дядь…

А я сижу на лавочке и смотрю на надгробия своих детей и слова застряли в горле. Мои дети… Я умер там, бросил их и развлекаюсь здесь. Я переродился, а они? Что с ними? Где они?

– Дядь! – крик Сириф прорвался в моё сознание, а я взгляд не могу отвести от гранитных камней с именами моих детей. Саша… Первая жена была на пятом месяце беременности, двадцать пятая неделя, мы поехали на УЗИ с ней, в этот период хорошо видно пол ребенка, но я был уверен, что растет мальчик. Вот только радость родителей исчезла с заключением врача: водянка головного мозга, водянка брюшной полости, консилиум врачей решал три часа, что делать, а через сутки преждевременные роды… Господи…

– Дядь! – Сириф кричит, клюет меня, бьёт в грудь, в лицо, а я смотрю на надгробия своих деток.

Лиза… маленький ангелочек, спокойная такая, не плакала, сжимала мои пальцы и смотрела в мои глаза, а я улыбался ей. Обычная командировка, всего на четыре дня отлучился из дома, только прилетел в Китай, как мне вторая жена звонит и сообщает, что Лиза заболела, но ничего серьезного, обычная простуда… А через два дня звоню, трубку не берет, я весь извелся, звоню и звоню. Всё отменил, перенес, да, я паникёр, я чувствовал, что беда, что не успеваю. Уже ночью она перезванивает, когда я в аэропорту сидел и ждал вылета. Я не помню, как добрался до больницы, перед глазами пелена… Мой ангелочек умер… Лиза сгорела, а мать не доглядела, ведь не плачет, не капризничает… Она просто с подругами на кухне чай пила, когда доченька медленно сгорала от жара.

Я сижу и глотаю слезы, этот ком в горле, эта боль в груди дышать не дает. Боже, как больно… Я тогда долго у Него спрашивал: «За что?», «Почему», но ответов не получил, а когда задал вопрос «Зачем?», мне вынесли смертный приговор…

– Дима? – этот голос… Я его больше пятнадцати лет не слышал на Земле, но не спутаю с другим… Повернул голову в сторону и увидел её…

– Оля…? – как же я любил её, влюбился с первого класса в неё, в шестом классе, когда нам было по двенадцать лет, мы начали встречаться, а в четырнадцать она стала моей… Эта любовь была нездоровой, словно одержимый ею был, только вот школа закончилась, она улетела в Москву, а я остался во Владивостоке, зимой рванул к ней, но она меня не ждала, Оля уже замужем была и беременной, как она сказала на нашей встрече, от своего супруга.

– Не думала, что встретимся когда-нибудь… – села рядом со мной, печально улыбаясь, а я смотрю на неё, подмечаю, что она совершенно не изменилась, всё так же красива и молода, каштановые густые волосы распущены и закрывают спину до поясницы, на ней даже тот же свитер и юбка, что и в день нашей встречи в ЦУМе, в том кафе. – Ты совершенно не изменился, Дима, и смотришь так же, как и в день нашей последней встречи… нет злобы, обиды, только усталость и разочарование, – она усмехнулась. – Я тебя разочаровала, да?

– Да, Оль, разочаровала, – я отвел взгляд от неё и увидел рядом с надгробием Саши ещё одно…

– Дмитрий, – тихо сказала она. – Мой сын, назвала в честь его отца, – она повернула ко мне голову и с улыбкой сказала, – в честь тебя, Дима, ты его отец, а не Максим. Ты сам знаешь, что мои родители были против нас, а я не такая сильная, как ты, я уступила им, переспала с ним, чтобы он признал моего ребенка, правда был против имени, но после моей истерики, согласился. А через полтора года мы попали в аварию… Максим был пьян, возвращались от друзей, я закатила скандал в машине, сама пьяна была, сынишка на заднем сиденье расплакался от наших криков, Макс… всё так быстро произошло… я помню только визг тормозов, гул сигнала и удар в бок, меня кинуло к двери, а дальше темнота. Очнулась в больнице, Максим отделался легкими травмами, а Дима… – она замолчала, а я смотрю на неё и не дышу, я забыл, как это делать, как делать вдох и выдох, я только смотрю на неё, и пустота в груди разрастается, поглощая боль. – Дима прожил сутки, он умер до того, как я очнулась. Через год я вскрыла себе вены, Дима. Во всём я винила только тебя, ты виноват в том, что родился в бедной семье, что не захотел поступать в Московский Университет, а ты легко мог поступить на бюджет, ты невероятно талантливый человек, что бы ты ни делал, всё было совершенным. Спорт, музыка, даже искусство, я не говорю о науках… Ты единственный из нашего класса окончил школу с золотой медалью, у тебя столько было вариантов, но ты выбрал «родной» университет! Не захотел уезжать из этого вечно сырого и провонявшего рыбой города! Это ты виноват, что Дима умер, – она смотрит на надгробие нашего сына, а я на неё и ничего сказать не могу, в голове каша, а в груди дыра. – Так я думала, когда резала в пьяном и наркотическом угаре свои руки, лежа в горячей воде. Я была уверенна, что ты виноват во всех моих неудачах, в моей паршивой, фальшивой жизни. Дима, прости меня, если сможешь. Я так тебя возненавидела, что желала тебе испытать это дерьмо, в котором я жила, чтобы ты никогда не смог воспитывать своих детей, чтобы ты сдох в одиночестве, что и я. Прости меня… Это всё я…

Я повернул голову к своим детям… Дима, Саша и Лиза… сижу и молчу, мне нечего ей сказать, даже кричать и обвинять её не хочу, она заплатила за всё, наверное…

– Да, ты прав, я до сих пор плачу… Я в Аду, Дима, я это заслужила, мою душу раз за разом разрывают демоны, я ощущаю такую боль и отчаяние, что тебе не понять, и я не хочу, чтобы ты такое когда-нибудь испытал. Меня отпустили, для разговора с тобой, сказали, что из-за уважения к тебе ты должен знать правду. Дима, скажи, кто ты? Почему они с уважением к тебе относятся и рвут мою душу с наслаждением мести за тебя?

– Я не знаю, – мне душно, я хочу на воздух, не хочу с ней говорить, она меня снова разочаровала, эта пустота расширилась. – Нам пора, пернатая, – я встал и, не оборачиваясь на Ольгу, пошёл в темноту, она по-доброму и с теплом обняла нас с Сириф, словно пытается успокоить, утешить меня, а я иду и хочу проснуться, мне надо на воздух, под звездное небо.

– Дядь… – пернатая сидит рядом со мной, а я смотрю в черноту потолка, учусь заново дышать.

– Всё будет хорошо, Сириф… Надо выйти на воздух… – когда шум в голове прошел, я услышал голоса братьев, они ещё не спят. Это хорошо, поговорю с ними, может чего интересного расскажут, я послушаю их. Странное всё же дело, я ведь действительно их считаю своими старшими братьями, мне комфортно с ними, я доверяю им, надеюсь, что они меня поддержат и не «кинут», а ещё не захотят моего… – Да, пойду к братанам. Ты со мной?

– Нет, я тут побуду… А ты иди, только укройся, а то ещё днем с температурой валялся.

– Мгм… Соскучишься, прилетай, – я не спеша спустился и двинулся к выходу к саду, братья смеются и курят кальян, отлично устроились старшики…

*****

– Сдалась вам эта Алиса, – ворчу и кутаюсь в одеяло, а они улыбаются и смотрят на меня. – Что?

– Ничего. Просто скажи честно, сам придумал историю про девочку? – Фаут затягивается и смотрит на меня. Не хочу лгать…

– Нет, эту историю, точнее сказку для взрослых детей придумал математик Льюис Кэрролл, он был человеком и давно уже умер, – братья, замерев, смотрят на меня и ждут продолжения повествования?

– Расскажи эту сказку, ведь она написана для нас, – Аиркесс с горящими глазами смотрит на меня.

– Сказка начинается с того, что девочка Алиса увидела белого кролика, который очень спешил и смотрел на карманные часы, погнавшись за ним, она провалилась в нору, которая вынесла её в совершенно незнакомый мир. Путешествуя по нему, она повстречала разных людей, нелюдей, даже курящую, очень мудрую говорящую гусеницу, Соня мышь чуть не утопила её в своих слезах, повстречала безумного Шляпника в компании Мартовского зайца… А дорога её вывела в королевство абсурда, где наказывают невиновных, награждают непричастных. Но оказалось, что это всё чудный сон, она проснулась возле пруда своего родового имения и побежала домой. Автор с помощью этой сказки хотел показать всю изнанку, лицемерие общества, суда, даже государственного строя. Это выражение «голову с плеч» я взял из этой сказки, Красная королева орала это, если что-то не так по её мнению, если не удовлетворяют её капризы, – я посмотрел на братьев, те смотрят на меня и не шевелятся. Что это с ними? Я что-то не так сказал?

– А где ты её прочёл? У нас в библиотеке эта книга?

– Нет, Аир, этой книги нет в библиотеке нашей. Прочёл я её давно…

– Хмм… – выдал Аиркесс, затянулся и выдохнул дым, пойду на опережение, а то опять вопросы задавать будут неудобные, а врать им не хочу.