В старших классах моя подруга начала сильно комплексовать из-за своей фигуры, а точнее её конкретного места – бёдер. Она стала мнительной, ей всюду мерещилось, что все обсуждают и шепчутся о том, как Кира раздалась в боках. Она переживала, хотя её размеры не сильно превышали допустимую норму, но она видела в своём преображении нечто аморальное, то, чего по её мнению быть не должно. В этот период взросления и трансформации тела подруга стала очень уязвима и нечаянно оброненное слово о формах могли вызвать в ней жесточайшую обиду. Я как могла утешала её, пыталась успокоить, но это мало помогало, и день ото дня Кира испытывала душевный и физический дискомфорт, переступая порог школы. У меня, напротив, была худая фигура и едва заметная талия. Мои формы были угловатыми и мальчишескими, мне приходилось слушать в свой адрес насмешливые комментарии одноклассников, поэтому как и подруга я переживала не лучшие времена.
В девятом классе в нашей дружбе наступил кризис. Я видела, как Кира общается с другими девчонками, и во мне закипала ревность и негодование. Я не подавала вида, но в душе считала такое поведение подруги предательским. Она, в тайне от меня, ходила с одноклассницами на дискотеки, а когда я спрашивала, почему она не позвала меня, Кира нагло врала, отвечая: «Я думала, тебя не отпустит мама». Конечно, это было лишь оправдание, за которым скрывалось нежелание со мной общаться. Она больше не хотела быть моей подругой, и своим поведением регулярно причиняла мне душевную боль.
Я очень хотела попасть на дискотеку и как-то раз моё желание сбылось. Кира со своей двоюродной сестрой собрались на танцы и согласились взять меня с собой. Когда я вошла в зал, расположенный на втором этаже единственного сельского клуба, меня оглушила громкая музыка и ослепило неприятное мигание огней. Мы встали в кружок и начали вяло переминаться с ноги на ногу, имитируя танец. Что и говорить, хромая обезьяна и та станцевала бы лучше. Я не чувствовала себя весёлой и расслабленной. Меня напрягали яркие вспышки, которые буквально били по глазам, а от громкой музыки, казалось, сотрясался мозг. Я так долго упрашивала Киру сходить со мной на дискотеку, так долго ждала, когда же наконец переступлю порог клуба… А теперь мне хотелось поскорее уйти оттуда и никогда не возвращаться.
В девятом классе Киру выбрали старостой класса, что окончательно поставило крест на нашей дружбе. Мы по-прежнему сидели за одной партой, но на все мои попытки поговорить, она отвечала игнором или же резким и грубым «отвали». После занятий Кира уходила на различные собрания, а я в одиночестве шла домой той же тропинкой, по которой ещё совсем недавно нога в ногу ходили мы с ней. Я не могла смириться с тем, что единственно по-настоящему близкий человек в школе и возможно в целом мире вот так просто исчезнет из моей жизни. Я настолько привыкла к этой девчонке, что одна только мысль о том, что мне придётся искать новую подругу, вселяла в меня страх.
В моих снах мы с Кирой летим над землёй… Под нами простирается широкое поле с пожухлой и кое-где пожелтевшей травой. Мы держимся за руки, я чувствую невесомость и лёгкость. Но вот мы начинаем снижаться, постепенно опускаясь всё ниже и ниже. Вдруг я замечаю внизу обрыв, а рядом с ним бурный поток воды. Меня пугает перспектива упасть в обрыв или быть унесенной вместе с Кирой бурлящими водами. Но я принимаю решение и, лавируя среди опасных объектов, опускаю себя и подругу на твёрдую землю. Иногда вместо земли возникает мост.
Бывают сны, в которых мне снится злая Кира, Кира-враг, который отказывается мне помогать, говорит про меня гадкие и неприятные вещи, пытается меня подставить и оклеветать.
После окончания школы мы потеряли связь друг с другом. Кира поступила в педагогический университет, а я в медицинский колледж. Однажды я увидела свою школьную подругу на остановке в компании светловолосой девушки. Мы перекинулись парой фраз. Я не почувствовала с её стороны прежнее высокомерие и надменность. Кира стояла передо мной, такая же простая, искрящаяся улыбкой, какой я помнила её раньше, до того, как она стала старостой класса. Но я знала, что это лишь видимость. Иллюзия, за которой скрываются острые грани её характера.
На летних каникулах я покидала пыльный и шумный город и возвращалась в село, в котором не происходило видимых изменений. Здесь всё оставалось по-старому: дороги, дома, тротуары. Но я уже не была прежней. Изменилась и моя подруга. Когда я постучала в дверь её квартиры, мне открыла рослая девушка с чёрной подводкой на верхних веках и накрашенными ресницами. Она пригласила меня войти. Мы устроились на кухне и завели разговор о переменах в наших жизнях. Я рассказала Кире о парне, в которого была влюблена и о котором были все мои мысли. Моя школьная подруга слушала меня молча и не перебивала. Про своих возлюбленных она умолчала, но вероятно, на тот период у неё не было того самого человека, от одного лишь воспоминания о котором волновалось бы сердце в груди и кровь пламенела в жилах.
Казалось, мы общаемся как давнишние друзья, но это было не так. Кира словно скрывала от меня свою жизнь, боялась открыться. Поэтому наше общение нельзя было назвать откровенным, оно больше напоминало формальную встречу, чем тёплый дружеский союз. Мы распрощались, не обмениваясь телефонами и не говоря о будущих рандеву. Было приятно навестить человека, с которым меня когда-то связывала дружба, но я не планировала дальнейшего общения с ней. У меня появились новые знакомства, другие увлечения, которые Кира могла не понять. Я больше не нуждалась в ней, как это было в школьные годы.
Во снах о школе ко мне являлась не только Кира. Довольно часто мне снился мой одноклассник Стас. В школе он уделял особое внимание моей персоне, и это внимание было подчас бескомпромиссным. Он мог внезапно схватить меня и с ногами поставить на стул или посадить на парту… Но за вульгарным поведением Стаса скрывались нежные чувства влюблённого юноши.
Он обладал необычной внешностью. Его светлые, пшеничного оттенка волосы входили в контраст с чёрными бровями и тёмно-карими глазами, в которых играли озорные огоньки. Он был высоким и стройным, подтянутым юношей. На уроках алгебры Стас сидел впереди и часто оборачивался, чтобы уделить мне внимание. Он брал в руки мои школьные принадлежности, рассматривал их и затем возвращал на место. Однажды Стас написал на клочке бумажки «ты лучше всех» и отдал мне. Прочитав записку, я слегка улыбнулась и отложила её в сторону. Я не воспринимала всерьёз знаки внимания Стаса, и считала, что он просто шутит.
Ближе к выпускному характер Стаса ожесточился. Он мог накричать, оскорбить, унизить. Непредсказуемость и переменчивость настроений Стаса была известна по всей школе. Сверстники считали его безбашенным, дерзким, и несомненно, видели в нём лидера. Он прогуливал занятия, курил за гаражами и участвовал в различных сходках.
Однажды я увидела, как Стас стоял в обнимку с девчонкой, прислонившись к низкой ограде. Его подруга не походила на меня ни в чём. Она обладала и бёдрами, и грудью, и была выше меня ростом. Но всё же, несмотря на эти достоинства, в тот момент я мысленно спросила у себя: «И что он в ней нашёл?»
В отношении Стаса мне часто снятся контрастные сны. В одних он пытается за мной ухаживать, но я к нему равнодушна, а в других отвечаю ему взаимностью. Но как-то раз мне приснился сон, который навсегда мне запомнился напряжённой и наполненной ужасом атмосферой.
В этом сне Стас со своим приятелем, с которым он в действительности дружил в школе, преследовали меня. На их широкие плечи были накинуты чёрные длинные плащи, а в руках они крепко сжимали ружья. Спасаясь от преследователей, я забежала в кабинку, которая оказалась грязным вонючим туалетом. Я присела на корточки, прижала голову к коленям и в напряжении стала ждать. Теперь я оказалась в роли третьего лица, наблюдателя. Я увидела, как напротив кабинки остановились Стас с напарником. Я, находящаяся в кабинке, сжалась от страха. Они подозревали, что я прячусь внутри и приготовились стрелять.
На этой напряжённой ноте сон закончился.
Друга, который вместе со Стасом преследовал меня во сне, звали Александр. Он перевёлся к нам в девятом классе и сразу произвёл впечатление острого на язык, уверенного в себе юноши. Излюбленной темой Александра были евреи. На уроках истории он во всеуслышание класса осуждал их и выказывал своё презрение в отношении этого древнего народа. Я относилась к его репликам равнодушно. Несмотря на то, что мой отец – еврей, я никогда не вдавалась в политику и поэтому не имела своего мнения по теме, которую затрагивал на уроках Александр.
С первых же дней пребывания в классе Александр вошёл в приятельские отношения со Стасом. Они вместе откалывали острые шутки в адрес девочек, участвовали в разных сходках и прогуливали занятия в школе. Я не испытывала симпатии к новому другу Стаса. Он казался мне пошлым грубияном, и я старалась держаться подальше от его развязной кандидатуры.
Школьные превратности не обходили стороной, но ведь и я не была такой тихоней, какой могла показаться с первого взгляда. Вероятно, про таких как я существует поговорка: в тихом омуте черти водятся. Порой в моей душе вспыхивали огоньки коварства и зла. Однажды на перемене я решила подшутить над Стасом, и спрятала его учебник по алгебре в учительский стол. Когда начался урок, высокая учительница со строгим выражением лица, заметила, что у Стаса на столе отсутствует учебник. Она подошла к его парте и сказала, что не начнёт урок, пока у него не окажется книга. Бедный Стас! В тот момент мне было отчаянно жалко его. Я написала записку, в которой указала, где спрятан злосчастный учебник и отдала ему. Он прочитал её, но сидел молча и почти неподвижно. В этот момент я поняла, что натворила – я подставила Стаса. Моя шутка вышла жестокой, но он повёл себя с достоинством – не оправдывался и не обвинял меня. После занятия я не услышала от него ни одного обидного слова, несмотря на то, что причиной его неприятности был мой неосмотрительный поступок.
За два года до окончания школы Стас перевёлся в параллельный класс. Больше никто не писал мне записок и не смотрел в мою сторону озорными карими глазами.
Бывают периоды, в которых особенно часто снятся те или иные люди. Словно что-то даёт толчок в подсознании и тогда приходят сны о тех, к кому ранее были чувства. Так, одно время мне снился Костя. Он являл собою полную противоположность Стаса. Умный, в меру тихий Костя проявлял способности к физике, алгебре и геометрии. Он обладал светлой розоватой кожей, русыми волосами и голубыми глазами, в которых читалась то насмешка, то интерес. Его оттопыренные уши часто краснели.
Костя проявлял ко мне симпатию, которая выражалась в шуточной манере. Он наблюдал, как я пью сок из трубочки, а затем передразнивал. Порой его взгляд подолгу останавливался на мне, о чём спешила рассказать Кира. «Костя смотрит, как ты завязываешь шнурки», – говорила она. Мне было приятно это слышать и знать, что Костя испытывает ко мне интерес.
Но в старших классах характер юноши ожесточился. Его шутки больше не вызвали у меня смех, а напротив, задевали за живое. Однажды нас собрали в актовом зале. Я присела на мягкое сидение, заняв лишь половину его площади, поскольку моя фигура была узкой и угловатой и самое женственное проявление – бёдра – ничем себя не выдавали. Костя поставил рядом со мной на сидение свой рюкзак и сказал: «Здесь он точно поместится». К горлу подкатила обида, и настроение рухнуло, словно песочный замок рушится под напором волны. Пятые точки одноклассниц равномерно заполнили поверхность стульев, словно пуховые подушки. Я продолжала сидеть, молча, в расстройстве чувств, мысленно сетуя на несправедливость устройства мира.
Иногда меня захлёстывали эмоции, и я высказывала Косте всё, что думала по поводу его подколов. В такие моменты он краснел и старался поскорей скрыться из виду.
В седьмом классе к нам привели смуглую высокую девочку. У неё был уродливый шрам на шее и один глаз слегка косил. Настя почти сразу проявила ко мне дружеский интерес. На уроках английского она посылала мне записки, в которых называла меня принцессой и котёнком. Но так же, как и в случае со Стасом, я не воспринимала всерьёз признаний одноклассницы, не понимала того, что эти люди выражали мне свою симпатию и любовь.
Настя была из бедной семьи, носила одну и ту же одежду, и многие старались обходить её стороной. Родственники говорили, что семейство Насти живёт в грязи, что они неопрятные и по их дому расхаживают куры и козы. В последствии мне довелось побывать в гостях у Насти, и даже не один раз. Они действительно жили необычно, но только если сравнивать их обстановку в доме с обстановкой, царившей у маминых родителей, у которых в каждом углу преобладала чистота и блеск, за которым зорко следили два строгих глаза бабы Вали. Регулярная уборка и стирка не давали ей расслабиться даже в выходные. Дома у Насти, напротив, не было особого порядка, по комнатам спокойно перемещались кошки, и запах здесь стоял особый, живой. Двери их дома были всегда открыты, и сюда могла случайно зайти домашняя скотина, но это никак не оправдывало того пренебрежения, с которым родственники отзывались о Насте и её доме. Я чувствовала себя комфортно у неё в гостях, а для меня это был главный показатель домашнего уюта и тепла.
В классе Настя быстро нашла себе близкую по духу подругу. Весте с Дианой они представляли единое целое, между которым невозможно было втиснуться. Когда они были вместе, всё происходящее вокруг переставало для них существовать. Настя с Дианой садились рядышком, и, наклонив слегка головы, заводили беседу, которая была интимной и касалась лишь их двоих. Со стороны они напоминали влюблённую парочку и вполне могло оказаться, что это так и было.
На своё пятнадцатое день рождение я пригласила в гости Киру и Настю с Дианой. Я чувствовала себя взволнованной и у меня весь день не было аппетита. Когда мы сели за праздничный стол, который мама поставила на центр комнаты, я съела пару ложек гарнира и вовсе отказалась от торта. Подруги ели с аппетитом, а Диана пародировала прапорщика Шматко из сериала «Солдаты» и называла мою маму «мамой». Она была не против такого фамильярного обращения и бегала с тарелками из кухни в комнату, где мы сидели, и обратно.
Вечером Кира ушла домой, а Настя с Дианой остались. Они сели на диван и начали о чём-то вполголоса переговариваться, не обращая на меня внимания. Я сидела в стороне от них и чувствовала себя всеми брошенной и покинутой. Сказалось нервное напряжение, пережитое за день, и я без сил сползла с дивана на пол. Только тогда Настя обратила на меня внимание и спросила, всё ли в порядке.
Бестактное некрасивое поведение подруг задело меня за живое. Они ворковали между собой, словно влюблённые голубки и не гнушались моим присутствием в комнате. Темы их разговоров касались только их двоих, а лезть в чужие дела я не считала правильным. Пробыв у меня допоздна, они ушли.
Удивительно, но такая же ситуация повторилась, спустя много лет. Когда я жила в Новосибирске и училась в колледже, я вновь пригласила на своё день рождение Настю с Дианой. Я полагала, что став взрослыми, поменялись не только внешние атрибуты, но и наши характеры. Но, сидя за празднично накрытым столом, девушки снова бесцеремонно шушукались друг с другом, игнорируя остальных гостей, а я вновь чувствовала себя ненужной на собственном дне рождении. Вечером, когда гости разошлись, я осталась наедине с самой собой и стопкой грязных тарелок, оставшихся после ужина.
Было ошибкой с моей стороны приглашать их вдвоём. Когда Настя и Диана воссоединялись, то превращались в Существо, которое вело себя подчас высокомерно, обижая других людей отсутствием даже малейшего формального интереса к их жизням. Когда же Существо распадалось на два человека, то общение с девочками приобретало обычный вид и можно было нормально обсудить какие-то вещи с Настей или Дианой, но лишь когда они были на расстоянии друг от друга.
Однажды Настя позвала меня на секцию вольной борьбы. Мы с ней оказались единственными девочками в группе, а позже нас стало трое в компании мальчишек, поскольку к нам присоединилась ещё одна одноклассница. На занятиях мы упорно занимались, бегали, качали пресс и поднимали тяжёлые диски. Физические упражнения давали мне необходимый разряд. Вероятно, эмоциональное напряжение наконец-то нашло себе выход, и я стала лучше себя чувствовать. После посещений секции я уставала, но была настолько счастлива, насколько можно было это вообразить. Приходя домой, я набрасывалась на прохладную воду и залпом выпивала стакан.
Однажды я пришла на занятие расстроенная. Мы присели с Настей на синий мат, и я поведала ей о том, что накануне родственники устроили мне разнос. Она слушала меня, как мне показалось, с некоторым непониманием, но в тоже время её лицо выражало сочувствие.
Я перестала посещать секцию, а Настя продолжала туда ходить вместе с одноклассницей. Вскоре, после упорных тренировок они поехали на соревнование в Новосибирск, где заняли первое место. В сельской газете написали статью о новых чемпионках и поместили фотографию, на которой Настя стоит бок о бок со своей боевой подругой. Я читала статью, рассматривала фото и думала, что на месте той одноклассницы могла быть я. Я могла чего-то достичь, пока жила в Кочках, но, видимо, страх преступить слово родственников, пойти наперекор их мнению был сильнее моих желаний, поэтому я снова и снова покорялась их воле, не видя во мгле страха ни себя, ни цели.
Но всё же в один день во мне поднялось негодование, которое сподвигло меня уйти из дома. Я собрала вещи и пошла куда глаза глядят. У меня не было плана, я не знала, куда идти и к кому попроситься на ночлег. Был тёплый весенний день. По обочинам серой дороги пестрела зелёная травка. День плавно перетекал в вечер, и солнце приветствовало мир тёплыми лучами.
Я присела в тени автобусной остановки и набрала номер Кирилла.
– Я еду к тебе, – сказала я.
Он опешил и начал уговаривать меня не делать этого. Я сбросила его номер и позвонила Насте. Она, долго не думая, согласилась мне помочь.
Дома у Насти был небольшой беспорядок. Под ногами бегали кошки, а в маленькой тёплой кухне на столе стоял большой эмалированный таз, в котором лежали пчелиные соты с мёдом. Настина мама угостила меня липким золотистым кусочком. Я впервые в жизни пробовала это лакомство, и оно произвело на меня приятное впечатление. Сначала во рту разлилась ароматная сладость мёда, а после остались сами соты, которые после жевания стали безвкусными. Мне захотелось попробовать ещё один кусочек, но я постеснялась попросить.
Мама Насти заботливо постелила для меня уютную мягкую постель в общей комнате, которая являлась её спальней. Сама Настя спала в отдельной комнате. Помимо подруги, её мамы и меня в этом крошечном домике с его небольшими спаленками жила бабушка Насти и отчим. Девочка потеряла отца совсем в раннем возрасте. Я знала лишь то, что он умер достаточно молодым, но обстоятельства его смерти были мне не известны. Настя редко говорила о нём, но когда это случалось, я видела, что она скучает по своему отцу.
В ту ночь я спала крепко и сладко. На утро проснулась бодрой, и приняла решение вернуться домой.
Однажды мне приснился сон, в котором Настя предстала перед моим взором взрослой женщиной с ребёнком и собственным хозяйством. Её дом располагался на обрыве, а неподалёку от него стоял небольшой магазин. Сон начался с того, что я была в магазине и выбирала лак для ногтей. Продавщица стояла рядом и объясняла мне, как ими пользоваться. Они были разных цветов, и после некоторого раздумья я выбрала лак с необычным оттенком. Щедрая продавщица отдала мне почти за бесценок весь набор.
Затем я оказалась рядом с домом Насти. Она сидела у стены на корточках с серьёзным отсутствующим выражением лица. Вокруг прыгали кролики – рыжие и чёрные вислоухие. Те самые кролики, которые когда-то были у меня. Я гладила их, а Настя безучастно смотрела в даль. Внезапно я увидела надвигающийся смерч. Я подошла к краю обрыва и вдруг оказалась на канате, который висел прямо над пропастью. Верёвка болталась из стороны в сторону и я крепко в неё вцепилась, чтобы не сорваться в пугающую черноту подо мной. В тот момент я думала: «Неужели это конец? Но мне надо каким-то образом оказаться на берегу, почувствовать землю под ногами…» Но непослушная верёвка раскачивалась вместе со мной над бездной. Смерч приблизился, и я оказалась в центре стихии. На этом сон кончился.
Одиннадцать долгих лет жизни прошли в стенах школы. Одиннадцать лет, за которые моя душа претерпевала различного рода переживания. Сны про одноклассников хранят в себе чувства влюблённости и обиды, радость и гнев… Говорят, если понять, о чём хочет рассказать повторяющийся сон, он перестанет сниться. Полёты над полем, канат – символы, которые обозначают отрыв от земли, неуверенность, которая преследовала меня, ощущалась покалыванием в ладошках, дрожью в ногах и холодом внутри. Бегство от Стаса и его приятеля, чувство напряжения, страха – всё это было в стенах школы, и предстало во сне лишь в другом образе. Процессы, протекающие в отношениях с родственниками, учителями, одноклассниками оставляли шрамы в душе, переливались одно в другое, заставляя тревожно биться сердце в груди. Теперь я взрослая, но тело и душа помнят о беспокойных днях и ночах, об одиночестве и чувстве, когда тебя отвергают друзья и близкие. В памяти остались воспоминания и непрожитые эмоции, которые пробуждаются в настоящем неосознанным страхом и мешают претворять в жизнь задуманное.
Глава 15
Мамы моих школьных подружек в порывах нежности шутливо обзывали их котёнками, тигрёнками, обнимали и целовали их… Моя мама никогда не называла меня ласковыми именами и не проявляла искренней нежности, словно стыдилась тёплых чувств. От её сухих безжизненных объятий у меня возникало ощущение, будто меня обнимают жёсткие корявые сучья, а не человеческие руки.
– Ты как суфлешечка, – однажды сказал муж. – Потому что ты такая нежная, такая воздушная.
Я изо всех сил пытаюсь придумать что-нибудь приятное, душевное. Наконец, на ум приходит одно слово.
– А ты круассанчик, – говорю я. – Потому что ты нежный внутри, а снаружи…эм… – я задумалась. А какой он снаружи? Нет, это слишком сложно для меня! – … а снаружи ты покрыт… эм…коркой…