– Не буду лгать, Барклей меня нынче озадачивает, – между тем продолжил незнакомец. Его глухие шаги, сопровождаемые треском хвороста, звучали все отчетливее. – Хин, силин…
Силин! Эсфирь! Побег!
– Ты видел силина? – Олеандр приподнялся на локтях и выразительно глянул на подоспевшего юношу. – С ним была белокрылая девушка? Где ты его видел? Где-то рядом? Она…
Он осекся. Рядом с оцепеневшим элафия и опутанным хином стоял ореад. И не абы какой, а…
– Сапфир?
– А? – Ореад вопросительно приподнял серую бровь. – Верно, вы слышали обо мне от наследника Барклей?
– Я и есть наследник Барклей, Сапфир! – растирая спину, Олеандр вытянулся в рост и развел руки в стороны.
– О! – ахнул приятель. – Не признал. Ты на кой глаза-то подвел? Говорил ведь, что тебе претит сходство с девицей.
Названый брат Рубина не изменился. Все такой же сухотелый и бледнолицый. Он смотрел на Олеандра в упор и щурил и без того узкие синие глаза. За ссутуленными плечами вырисовывались изгибы пепельных крыльев. Короткие серые волосы торчали в разные стороны. Кожу предплечий перекрывали растрескавшиеся каменные полотна-рукава.
– Зачем ты с хином сцепился? – растерянно пробормотал Сапфир, почесывая макушку когтем. – И как сцепился-то! Танглей по тебе плачет! Только там я такие трюки и лицезрел!
– Не ори, – шикнул Олеандр.
Благо лес из голов собратьев вокруг него до сих пор не вырос. Чудо, иначе и не скажешь.
Зеленоватый дым, наполнявший воздух, мерк и уплывал в сторону Шёлкового моря.
– А как ты…
– Тпру! – Олеандр с сочувствием поглядел на элафия, а затем ухватил Сапфира за плечи и вопросил: – Прошу, сосредоточься и поведай, где ты видел силина? Где-то поблизости, верно?
Ореад подтвердил догадки. Как вызналось, только он ступил в лес, его едва не ошеломило. Глаза-блюдца долго наблюдали за ним, пока он отходил все левее и левее, а потом услыхал звуки боя.
– Не хотел я с ним драться, – пояснил Сапфир. – Посему и поспешил уйти. От греха подальше. Вот!..
Он взбежал на пригорок и указал темневшее внизу дерево. Один из вздыбившихся корней там как бы отгибал край почвы. Над земляным карманом густел всё тот же зеленоватый дым.
– Сюда я вышел, – добавил ореад. – Девушку не видел. Но силин точно напал на меня где-то здесь.
Пришлось Олеандру смириться, что хозяина чар он прозевал. Одно радовало: помимо ореада ныне рядом никто не крутился. Лес снова дышал тишиной, укрытый ночным покрывалом.
– У Абутилона чары выхлебали, – прошептал Олеандр. – Будь добр, оттащи его от хина и прикрой ветками.
– Хорошо, – кивнул ореад.
– Потом ступай за мной.
– Куда за тобой?
– В самом деле, Сапфир! – Олеандр посмотрел на него. – Тофос тебе крылья даровал – найдешь!
***
В небе уже забрезжил рассвет. Разбегавшиеся тучи выгоняли из лесу тени. Наученный горьким опытом, Олеандр продвигался перебежками и прятался за деревьями. Всё чаще глазам являлись невесть кем обожжённые сучья. Всё чаще разум одолевала мысль: «Кажется, неподалёку кто-то подрался».
Треклятая сабля Дэлмара, припрятанная в ножнах за поясом, так и резала глаз. Олеандр старался не смотреть на неё. Старался сосредоточиться на поисках. И удача повернулась к нему лицом.
Лес в этом месте обрывался. Плетеная из ветвей и лоз ограда спутывалась стеной и обозначала конец территории дриад. За оградой простирались обрыв и узкая полоска ничейного песчаного берега, облизываемая морем. Вот к ней-то силин и подтаскивал Эсфирь, уцепившись зубами за кофту. Смотреть было больно, как её крылья и тело волочились по земле.
Опять она сознание потеряла, что ли? Хин настиг?
Каждый нерв во плоти Олеандра пробудился от острого желания кинуться Эсфирь на помощь, сделать для нее хоть что-то хорошее, ведь отчасти она пострадала из-за мнительности его соплеменника.
Он опустился на корточки, прижал подсвеченную чарами ладонь к земле. С пальцев соскочила мерцающая зелень. Огибая корни и кустарники, она ковром раскатилась по почве. Уперлась в ограду, к которой силин подтянул Эсфирь. И поползла выше, впитываясь в древесные завитки и узлы.
Безмолвный приказ – и перевязь дрогнула. Ветви и лозы зашевелились, распутываясь, как змеиный клубок.
Силин зашипел. Покосился сперва на разраставшуюся дыру, потом на дерево, из-за которого выглядывал Олеандр.
– Ну иди же, иди, – шептал он, надеясь, что зверь вытащит Эсфирь к морю – туда дриады вряд ли пойдут.
И чудо произошло.
Чужой среди чужих
Змеиное говнище! Рубин растирал глаза в попытке хоть немного привести себя в чувства.
Полудурок! Какой же он полудурок!
Нужно было сразу припомнить россказни о Стальном Шипе и понять, что тот не утвердил бы на должность палача неумеху. Но нет. Узрев смазливое лицо Каладиума, Рубин решил, что навыки и умения того сводятся к совращению недалеких девиц и пустому словоблудию.
Проще говоря, Каладиум привиделся Рубину одним из тех бездарей, какие увешиваются клинками для украшения.
Тьфу ты!..
Рубин вздохнул. Спустил ноги с ложа и прохрустел пальцами. Интересно, что всю ненависть к Палачу как ядом смыло. Ловкость и изящество, с которыми он уворачивался от пламени и наносил удар за ударом, невольно осели в душе едким горючим, растопившим угли восхищения.
Таким матерым умельцем Рубин желал видеть себя – стремительным и точным, как пущенная по ветру стрела.
Сойдясь в бою с Янаром[7 - Янар – нынешний владыка Ифлога, правитель клана фениксов.], Палач вряд ли одержал бы победу. И все же подобное мастерство испокон веков заслуживало уважения.
Но довольно пустых дум! В дуэли той распрекрасной Рубина ранили. И ранили серьезно.
Он тронул бедро, намереваясь стянуть штаны и осмотреть порез, как позади раздался надменный голос:
– Ну-с, не сын Цитрина, все разбежались. Полагаю, теперь мы с вами можем побеседовать?
Руки интуитивно потянулись за голову к мечам-парникам, но нащупали лишь ворот безрукавки, замызганной кровью. Рубин обернулся. Каладиум стоял у противоположной стены, сжимая бурые, обтянутые чешуйчатой кожей ножны; два скрещенных чехла венчали каменные рукояти искомых лезвий.
– Какой мантикоры ты!.. – прошипел было Рубин.