Крылья Улефа

– Как ты мог так с нами обойтись! Я ушибся! – плаксиво пожаловался брат.

– Ну, как же так? Превозмогай, ты же лучше низких плебеев, которым бывает плохо! – Ли ничуть не раскаивался в своей неучтивости. Он бы их ещё и в тёмный угол поставил.

– Какой жестокий… – у девушки задрожали губы.

– Не жестокий, а последовательный. Вы эту чушь несли, а не я. Ну, давайте, покажите, что боль не заслуживает даже упоминания вслух! Вставайте и деритесь!

В зрачках обоих близнецов что-то изменилось, будто они впали в транс, но продолжали себя контролировать. Выражения лиц потеряли натуральность, словно искусственные маски дали трещину. Губы изогнулись, но принять это за улыбки Ли не рискнул – скорее, они корчились, как от известного в узких кругах яда, который принуждает мышцы сокращаться вот точно так же. Волосы их зашевелились сами собой, безо всякого намёка на ветер, чем-то изрядно смахивая на потревоженных змей.

– Брат, он требует нас без оков и морали?

– Да, похоже на то… Что же, прискорбно. Я бы ещё поболтал с ним.

Они и правда встали, но не как люди, а как марионетки, которых поднимают за ниточки. Ли вздрогнул – стало холоднее, да и мрачнее тоже. Безумные цвета вокруг – и те обрели более хищный, враждебный, грозный и суровый оттенок. Да, забавы позади. Эти молокососы способны быть деловитыми и солидными, не паясничать и не прикидываться наивными, хотя и жестокими, баловнями судьбы с придурью в мозгах? Прекрасно. Проверим, что у них там в запасе ещё.

Глава 18

Ли знал, что материальное выражение непознаваемой сути Хранителей может быть любым, но всё равно от этих, с позволения сказать, детей его оторопь брала. Они слишком разительно отличались от других Крыльев. Даже для этой шайки близнецы вели себя дико и разнузданно, словно им и свои же не указ. Этот кошмар наяву всё длился и длился, а он не знал, как выбраться из ловушки. Первой пришла боль, затем мысли стали путаться, а ведь именно они – главное оружие в сражении с применением магии иллюзий. Слои перемешались, и, похоже, близнецы отступили вглубь, потому что Ли перестал их видеть. На таком уровне восприятия больше не имело значения то, что он понимал об иллюзии вокруг и не верил в неё, она стала вещественной, стала правдой. Он знал силу и власть Хранителей, а ещё помнил, что хозяин рукотворно созданного миража всегда устанавливает правила игры и может изменить их в любое мгновение. Ли волокло из одной грани в другую, и он слышал то истерический смех, то плач навзрыд, то юродивое лепетание, то громкие крики и оскорбления. Они доносились из цветных полос, что теперь водили хороводы с его фигурой точно в центре. Становилось то жарко, будто в доменной печи, то холодно, как в царстве вечной мерзлоты. Оттенки бросались ему в глаза, ослепляя пятнами красного, жёлтого, белого, голубого. Содержимое черепной коробки обещало перейти в жидкое агрегатное состояние и вытечь через уши. Глазные яблоки пекло. Ли обладал чарами калейдоскопа, и окружающее фантасмагорическое, подчёркуто кривляющееся безумие не сводило его с ума, как сделало бы с кем угодно другим, но их было недостаточно, чтобы освободить его отсюда.

– Мало стараетесь. Этим меня не взять, – крепясь и отчаянно цепляясь за остатки рассудка, храбро бросил Ли в пространство.

– Неужели так хочешь, чтобы твою душу поскорее выдернули из этой хрупкой оболочки? Эй, Кана, у тебя есть подходящие крючья? Для такой редкостной души нужны особенные!

– Те самые, что мы припасли для отца? Да, я их сохранила.

Их голоса уже ничем не отличались и бубнили монотонно, словно механические. Близнецы окончательно перестали притворяться людьми.

Острые, как ритуальные ножи для заклания на алтаре, когти вонзились глубоко в тело Ли, добираясь до сердца. Стужа, исходящая от них, обожгла его и сковала. Не сумев сдержать стон, Ли попытался дёрнуться прочь, но так стало лишь хуже – эти изогнутые лезвия, кажется, разодрали что-то внутри него. Близнецы же наслаждались каждым его рывком, он ощущал их нетерпеливое возбуждение, будто он был хорошо прожаренной, начинённой фруктами и специями птицей на праздничном столе. Он вдруг понял, что они действительно могут поглотить его душу и заявить, что было мало, и они не сыты. Нет, он отказывается, просто отказывается быть съеденным!

Ли заорал, как вопят те, кто идёт на заведомо самоубийственный, но стратегически ключевой штурм, и вырвался на предыдущий слой иллюзии. Крючья потянулись за ним, и он вынырнул к самой поверхности, где, казалось бы, ещё усилие – и он попадёт наверх, к напарнице и остальным соратникам. Но… Нет, близнецы не отпустили так подстегнувшую их любопытство мышку. Ещё бы, с ними вообще редко кто сражался хотя бы пять минут. Банально и уныло, да и только. Не ведающие поражений полубожества выдуманных ими же турниров. Они никому не позволяли даже на минуту себя победить, и от этого же мучились, утомлённые раз за разом одним и тем же исходом. Увы, но, судя по всему, ребята не представляли себе, что можно поддаться, уступить, да хотя бы просто не ломать правила, а то и вообще переворачивать доску, едва лишь что не по ним. Дешёвый и скорый триумф – и не триумф вовсе, а лишь пародия, профанация, третьесортный спектакль.

– Почему ты так сопротивляешься? Вашу партию всё равно ждёт поражение, – озадаченно сказала Кана. – Верно, Анак?

– Именно. Даже если они смогут взять верх, острова упадут, и они недолго будут наслаждаться своей псевдо-победой над теми, кто трудился, не покладая рук, ради них. Я не понимаю, зачем так лезть вон из кожи.

– Вы не понимаете… – медленно и тяжело промолвил Ли. – А ведь любому дураку должно быть ясно. Мы согнаны сюда, как стадо травоядных, которых разводят одних на молоко, других на размножение, а третьих – на убой. Но мы – люди. Мы застряли в развитии и боимся сунуться куда-то за пределы островов… Из-за вас и ваших нааязанных стереотипов, лжи и страшных сказочек!

– А вам не терпится спуститься, да? Ну, так и шли бы. Одни. Не пытаясь утащить за собой всех принудительно, – Кана говорила сердито и агрессивно.

– Знаешь, а это идея! Заставить последних из вас опустить острова, и лишь затем добить. А потом мы построим новое общество, без зачищенной истории, двуличия, коварства и разбухшей гордыни! – Ли улыбнулся так, будто его осенило.

– Да у вас же ничего нет, а внизу из вас, таких мягкотелых, сделают рабов, если не запрут в заповедник и не начнут выставлять как диковинку! – Анак даже рассмеялся. – Хотите такое будущее? Вперёд!

– Вы нас недооцениваете. Это вообще нормально для Хранителей – ни во что не ставить всех остальных, но вы – отдельная песня! Вас, кажется, в детстве даже не отчитывали. Наверняка носили на руках, кланялись в пол и пылинки сдували! Вы, ханжи самодовольные, наверняка сами палец о палец не ударили! А место среди Хранителей вам не купили, нет?!

Ли не подразумевал глубоко задеть их, но, похоже, ребята вспыхнули. Чего-то не того он коснулся, полез в запретное. Никто не любит, когда ворошат то, что они предпочитают подавить и забыть. Что-то не так с их прошлым, настолько не так, что близнецов аж затрясло. Это не тогда ли стряслось то, что загнало их в эту заколдованную реальность, в безопасное убежище, где их законам подчиняется всё, и сам мир рад их утешать, стелиться им под ноги, дарить покой и радость, пусть и такую извращённую, изуродованную, как и несчастная психика подростков перед ним?!

– Да что ты знаешь, ничтожество?! – крики Анака и Каны слились.

Иллюзия разошлась по швам. Ли догадался, что это значит. Они вышли из себя настолько, что перестали управлять ею, и теперь та сама принялась действовать, перекраивать себя и возрождаться чем-то иным. Терять собственную магию, как новички?! Для тех, кому известны всего два-три приёма, это не критично, но для Хранителей – может обернуться локальной катастрофой и, по нарастающей, вымиранием всего сущего. Магия – дикий зверь, косматый и злобный, что вечно тщится порвать его цепи и начать свирепствовать помимо воли носителя. Она так и норовит воспользоваться любым едва различимым невооружённым глазом шансом сбросить гнёт воли хозяина и распоясаться в необузданной первобытной страсти разрушения. Они получили не безотказный исполнитель желаний, а потенциального врага, который беспрестанно начеку и бдит, не прощая неточностей, промахов и недосмотров.

– Я знаю, что мы тут погибнем все, и уже не узнаем, за кем из нас правда! – Ли ударил по темноте вокруг себя веером радужных стеклянных брызг. Разумеется, никакого эффекта.

– Скажите, лорд… – Кана заговорила почти умоляюще. – Зачем вы живёте? Что в этом такого? Жизнь… Она тошнотворна и омерзительна, полна неувязок, несостыковок, на ней видны швы, заметно, как небрежно и кособоко её скроили! Всё равно что тряпичная кукла, которую ребёнок сделал сам, взяв иглу и нитки в первый раз!

– Жизнь изумительна. Она достойна восхищения, обожания, трепета и преклонения. Каждый новый день я встречаю благодарностью за то, что дышу, ведь я смогу увидеть друзей и любимую, заняться тем, что мне нравится! Мне есть, куда возвращаться, и есть, ради кого искать способ улучшить этот мир хоть немного! А вы разве не желаете добра друг другу?! Разве вам так приятно будет остаться здесь и сгинуть?! Вы же не одни и не покинуты! Вас не станут больше мучить! Вы можете выйти наружу и довериться реальному миру! Не изображайте из себя господ всего бытия – и к вам потянутся! Если вы раскаетесь – мы вас не отвергнем, как ваша прежняя семья!

Лишь предположение, отчаянная попытка угадать. Но… Кажется, удачная. Близнецы, снова похожие на прежних себя, притихшие и понурые, сутулясь и опуская лица, возникли слева и справа от Ли. Ли не поручился бы, что непременно прав, но назвал бы это состояние коротко – им было стыдно

– А ещё не поздно? – робко спросила Кана.

– Нет, конечно, ещё нет. Если вы поможете мне.

– Вы… Позаботитесь о нас? Или отдадите на расправу? Мы убивали людей и творили разное… – почти шёпотом сознался Анак.

– Это прошло. Пожалуйста, пойдёмте со мной. Мы все будем счастливы, если вас не придётся уничтожать, – горячо заверил его Ли.

– Вы точно не видите в нас зло? – Кана всё ещё колебалась.

– Нет. Я вижу, что вы запутались. Хватит прятаться. Всё будет хорошо. Ведь это хорошо зависит от нас всех, и из любого тупика можно просто вернуться и проложить другую тропу!

Близнецы вложили свои ладони в его. Ли ощутил прилив магии от них. Неожиданно ему померещилось, что он ведёт собственных малышей. Его потомство, родных, кровь от крови. Глупо, да, но чувство накатило сильное.

– Ну же! Вместе! Мы справимся!

Он выдохнул это, вовсе не уверенный, что они послушаются, но близнецы безропотно и даже, кажется, с удовольствием присоединились к заклинанию, которое он плёл. Магия сделала их единым целым, и вышло вполне гармонично. От сердца вдруг отлегло – Ли и раньше догадывался, что лишать их жизни не намерен, это было бы трагедией для него. Не суметь убедить, не показать, что прощение и принятие возможно и для них, лишь бы раскрылись и выглянули из этих раковин, якобы защитных панцирей, в действительности же лишь запирающих бедняжек в их же собственной ловушке, что обратилась против создателей. Они – пленники, и очень зависели от вымышленных, ненастоящих стен своей уютной и комфортной темницы.

Завораживающе красивое бело-золотое сияние хлынуло на них с другой стороны через пробой в иллюзии. Та уже разваливалась, не выдержав натиска. Что же, поделом ей, нечего пытаться поглотить тех, кому ещё есть, чем заняться на свете! Сияние захлестнуло всех троих, будто гигантский тайфун, но вреда не причинило, наоборот – обволокло и приняло в себя, забирая из чёрного провала, унося навстречу сюрпризам, чудесам и свершениям.

Глава 19

Вилитта не понимала, что такое дёрнуло её за язык согласиться с чокнутым планом рыжей девчонки. Её чуть ли не буквально наизнанку выворачивало от желания свернуть Анви шею и бросить в кустах… Но условия, в которые они были поставлены, сделали месть невозможной. Если она вернётся одна – госпожа Сабра непременно докопается до истины о том, что произошло, и лучше не представлять, как именно она будет сдирать с Вилитты шкуру. Она, конечно, прямого насилия не приемлет, кто бы что ни натворил, и в этом смысле пальцем ученицу не тронет, но словами отхлещет так, что Вилитта до конца своих дней не оправится от ощущения своего беспробудного и непоправимого ничтожества и будет нервно дёргаться на всё, что хотя бы косвенно напомнит ей о госпоже Сабре. Наверно, Вилитта упускала в этой жизни что-то очень важное и не могла простить Анви сущую ерунду, но справиться с этим никак не получалось. А больше всего её бесило то, что Анви превосходно осознавала своё положение и чувствовала себя вполне вольготно, самонадеянно и дерзко. План тут составила, видите ли, всё рассчитала и командует! Наверняка ведь воспользуется ситуацией, чтобы уязвить Вилитту побольнее, сама она непременно так бы и поступила. Сколько Вилитта Анви помнила – та всегда выделывалась и ставила себя выше других. Даже выбор магии характеризовал её лучше некуда – создание и управление жизнью. То есть, метила на уровень пусть и маленького, но всё же божества, которое может решать, что и как долго будет существовать. Вилитта до скрежета зубовного ненавидела Анви и мечтала сбить с неё спесь. А лучше всего было бы, чтобы рыжую забрал несчастный случай или естественные ограничения её организма на чары такого рода. Эта магия ведь отнимает здоровье, верно? Вот и поскорее бы Анви всё истратила и сама, без посторонней помощи, сдохла! Тогда руки Вилитты и её совесть будут чисты, ведь она просто не смогла бы ничего тут изменить, даже если бы действительно была лучшей подругой Анви и больше всего на свете хотела её спасти.

Шли они рядом, и Анви, опустив лицо под плотным жёлтым капюшоном, молчала. Вилитта напряжённо ждала, когда же та начнёт пользоваться своим преимуществом над ней и в незримой, но непробиваемой, как стальной панцирь, защите госпожи Сабры, и в том, что лишь одной Анви известно, куда они идут и что должны найти. Петляющая, полого поднимающаяся вверх каменистая, плохо протоптанная дорога вела их мимо фосфоресцирующих голубых, белых и розовых кораллов самых причудливых и ненатуральных форм, но Вилитта понятия не имела, какая сила, искусство или магия могла бы придать им такой вид. Они выглядели естественными, никем не тронутыми. Одни лишь ненамного были выше, чем две шагающие мимо девочки, но другие поднимались, будто гигантские горные пики, и протягивали странные ветви во все стороны. И, чем дальше они заходили, тем беспокойнее и настороженнее Вилитта озиралась, то и дело втягивая голову в плечи и ёжась. Заповедный лес пугал её, и она жалась всё ближе и ближе к Анви, забывая обо всём негативе к ней. Само присутствие Анви успокаивало и согревало её. Но… Ведь из-за неё они вообще тут очутились, не так ли? И что, стоило оно того? Они не добудут лекарство, но непременно собьются с правильного направления и сгинут, и никто не узнает, где валяются их косточки! Однако, рассердиться Вилитте уже пороху не хватало, она панически боялась оказаться посреди этих неизведанных заколдованных дебрей одна. У неё дрожали губы и пальцы, а вдоль позвоночника легла противная ледяная змейка.

– Здесь нельзя ходить.

Вилитта чуть не вскрикнула от неожиданности и вцепилась судорожно скрюченными пальцами в локоть Анви. Та не отстранилась, тоже изумлённая.

Дорогу им заступила худенькая девочка лет десяти. Её длинные зелёные волосы напоминали стебли молодой травы – поразительно, если учесть, что настоящей растительности в лесу не было, ни былинки, ни листочка. Одежда выглядела так, словно её сшили из чистых струй дождевой воды. От девочки пахло осенью – той её порой, когда остатки лета уже почти отгорели, но перебор сырости, серая тоска и промозглый недохолод ещё не полностью пришли. Прощально-прозрачные дни, наполненные светлой печалью, туманными рассветами и чашками горячего шоколада.

– Но ты-то ходишь, – резонно возразила Анви.

– Ну, это другое дело, я присматриваю, – гордо приосанилась незнакомка.

– И что ты требуешь за проход?

– Ничего. Мне нужно только понимание. Мне нравится, что вы не используете магию, но этого недостаточно. То, что вы молчали – тоже хорошо, но и этого мало.