Песнь о Графине

Мужчина резко дёрнулся в сторону, чуть ли не поджигая снимок. Рука машинально достаёт пистолет, направляя на источник голоса. В дверном проёме стоит девушка, но очертания её слегка скачут, не давая зацепиться за какую-либо часть тела или рассмотреть внешность в целом. Света одного огонька слишком мало.

– К-кто ты? – выдавливает из себя Хоуп.

Незнакомка хмыкает, беря брошенную на столик фотографию и поднимая её на уровень своих глаз. На секунду попавшей под свет свечи руке отчётливо различаются засохшие капли крови. Говард сглатывает, покрепче перехватывая оружие.

– Кто я? – не отрываясь от разглядывания фотографии, дама отвечает. – Не вежливо говорить с людьми, держа их на прицеле. У Вас напрочь отсутствуют манеры.

– Я не…

– Перебивать говорящего также неприлично, – девушка складывает руки на груди. – Но я прощу это и даже отпущу Вас. С одним условием, конечно же!

Руки полицейского начинают дрожать, по лбу скатывается капля холодного пота. Глаза неотрывно наблюдают за частично скрытой мраком незнакомкой. Говард тяжело сглатывает. Только он собирается вновь задать вопрос, как его прерывают взмахом руки.

– Не стоит, я знаю, что Вы хотите сказать, поэтому для начала позвольте закончить мне. Сегодня утром Вы и Ваши коллеги вторглись в мои владения, припоминаете? Полиции тут не было видно уж слишком давно, так что, я полагаю, Вы сможете мне помочь. Провести расследование, вашим языком. Мне нужен ответ всего-то на один-единственный вопрос, сможете его получить?

Говард замер в ожидании, но продолжения не последовало. Видимо, от него требовался ответ. Соединив пару точек логической цепочкой, можно догадаться, что именно эта девушка оставила ему приглашение. Но кем она является? Маньяк? Нет, тогда бы не стала церемониться с офицером полиции. А может, просто тянет время? Играет… Ответить на один вопрос? Это что, викторина?

Вновь закрыв глаза на опасения, горящее в голове слово “ОСТАНОВИСЬ”, мужчина заторможенно кивает. Лица незнакомки не видно, но отчего-то становится понятно, что губы ей растянулись в улыбке.

– Замечательно! – девушка хлопнула в ладоши и звук её голоса отдался эхом от стен. С хлопком вдалеке будто бы еле слышно раздалась барабанная дробь. – Тогда начнём первый акт.

Мир перед глазами Хоупа закружился так, будто бы он решил прокатиться на карусели во дворе, которую заметил мельком ещё утром. В глазах потемнело, а тело налилось тяжестью, не позволяя даже вытянуть руку, чтобы схватиться за что-нибудь поблизости. Пистолет со стуком ударяется об пол, а за ним падает и Говард.

Акт первый. Тень.

Сознание начинает понемногу возвращаться в тело Говарда. Через пару секунд после небольшого анализа ситуации, мужчина распахивает глаза. Он всё ещё находится в тесной гримёрке среди кучи нарядов, вот только… Что-то тут не так. Слишком яркий свет. Всё ещё не вставая, Хоуп поворачивает голову в сторону, подмечая, что вещи на полках и одежда за ним сложены намного более аккуратно, чем до этого. Но вот самого главного он не подметил: в комнатке он всё ещё не один. Только заметив ещё одного присутствующего здесь, полицейский вздрагивает.

Медленно поднимаясь на ноги, мужчина не сводит взгляд с девушки, сидящей рядом. Всем своим видом она выражает умиротворение несмотря на то, что вокруг начинает нарастать шум. Она скрестила руки на столе, уткнувшись в них лицом. Спит? Говард смотрит на пол, не находя там своего пистолета и решается тихо пройтись дальше. Мимолётом взглянув в зеркало, он понимает, что его… попросту нет. За девушкой никто не отражается. Из горла рвётся истеричный смех, но он не слышит сам себя. Будто бы он всего лишь тень незнакомки. Не больше.

Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, полицейский успокаивается. Прежде чем паниковать, нужно оценить обстановку. Прислушавшись к шуму, но понимает, что это музыка. Очень несвязная, скачущая, смешавшая в себе сразу несколько мелодий… музыка. Словно рядом с ним проходит репетиции ансамбля или небольшого оркестра. Свеча со стола не исчезла, но вместо неё помещение освещают разноцветные гирлянды, которые скрывали за собой потолок, не уступая по яркости люстре с лампочками. Однако, от мигающего разноцветного свечения у Говарда быстро начинает рябить в глазах, и он искренне не понимает, как в такой обстановке возможно расслабиться, а тем более уснуть.

За звуком инструментов мужчина не услышал приближающихся грохот шагов. Через мгновение дверь жалобно скрипнула и громко ударилась о стену, распахиваясь. Комнатка от такого натиска сотряслась, вынуждая девушку подскочить, просыпаясь.

– Графи-и-иня-я-я, – протянул парень худощавого телосложения, заглядывая внутрь. Светлые волосы были взъерошены, а зелёные глаза лукаво блестели. – А ну-ка подъём! Мы без тебя репетицию начать не можем.

– Ага-ага, – незнакомец шагнул в сторону и в проёме появился ещё один парень, идентичный прошлому. Сначала показалось, что они просто держатся за руки, однако, ладони их срастались, как и часть ног чуть выше колена. Сиамские близнецы выглядели нескладно, а голоса их скакали от одной тональности к другой, к тому же говорили они наперебой. – Проснись и пой! Тётя Лиз нас уже извела своими рассказами о её молодости, только тебя и ждём.

– Ох, примите мои извинения, ребята, – девушка засуетилась, хватая с полки чёрный цилиндр и трость. Ухмыльнувшись, она поправила ярко-красную помаду на губах и убрала за правое ухо пару спадающих на лицо прядей волос. – Не графское это дело –спать вне своих хором, вы как всегда правы. Поспешим же!

“Графиня? С той фотографии?” – задумался Говард. Дата на снимке говорила, что она сделана в девяносто первом году. Значит ли это, что прямо сейчас он попал в то время? Бред какой-то. Он призрак в девяностых, шастающий по цирку уродов. Видимо, курил сегодня он что-то покрепче обычного табака.

Пока полицейский витал в раздумьях, девушка уже почти покинула гримёрку. Он успел выскользнуть из комнаты, перед тем как дверь захлопнулась. Все трое – или двое? – удалялись в глубь шатра, отодвигая бархатную занавес, что до этого отделяла их от остальных собравшихся людей.

Слух Хоупа не подвел. В паре метров оркестр уже успел рассесться по своим местам и сейчас каждый по кругу играл мелодии, уткнувшись в свои нотные листы, ожидая дирижёра. Сиамские близнецы шли чуть ли не припрыжку, болтая рукавами рубашек, которые были им явно слегка велики. Девушка же, облачённая в тёмно-красные, почти что чёрные, рубашку со штанами, на фоне которых расшитый камнями и бисером красный фрак блестел невероятно ярко, ступала медленно и грациозно. Прозвище “Графиня” ей явно шло.

Около манежа, к которому они приближались, сидели остальные артисты, хотя их было меньше, чем на том снимке. Видимо, некоторые самоуверенные циркачи обходились без дополнительных репетиций.

Женщина в цветастом платье была увешена бусами и браслетами, а на лбу у неё красовался третий глаз, выделенный ярко-синими тенями, который иногда лениво открывался. В руках она перебирала карты, увлечённо рассказывая что-то рядом сидящему мальчику. Он выглядел вполне обычно, темноволосый, в тёмно-синем комбинезоне, но поза с согнутыми       под неестественным углом ногами всё же показывала, что он здесь не просто зритель. На полу манежа вытянулся мужчина в строгом костюме, глаза его были прикрыты, а длинные волосы спадали на лицо. Прикинув на глаз, можно было сказать, что он минимум метра два ростом! Рядом с ним в идентичном наряде сидел парнишка-карлик, качаясь из стороны в сторону в такт только ему известной мелодии. Рост его не гармонировал с явно взрослыми чертами лица. Поодаль от всех бродил парень без рук и что-то упорно бормотал себе под нос. Одет он был практически так же, как и Графиня, только цвета костюма перемешались – рубашка без рукавов и брюки пестрили алым цветом, а жилетка со шляпой блестели кровавым бисером на чёрной ткани.

– Доброго дня, Фокусник! – безрукий остановился, поворачиваясь на оклик, и лицо его тут же озарила улыбка. – Разве Вы не должны были услужить мне, объявив начало репетиции?

– Графиня, брось, – он закатил глаза и будь у него отсутствующе конечности, он бы определённо отмахнулся рукой. – Это же наша традиция! Никак нельзя её нарушать, так что начало репетиции объявлять должна именно ты.

– Голубки, не ссорьтесь. – рассмеялась женщина своим слегка хриплым голосом с сильным русским акцентом.

– Тётя Лиз! – возмутился Фокусник

– Елизавета, какие же это из нас голубки? Разве что слегка порубленные, – девушка в красном повернулась в пол оборота и Говард, до этого момента следовавший за ней со спины, заметил повязку, закрывающую левый глаз. Графиня тоже была с изъяном, как и все вокруг.

– Воркуйте-воркуйте, дорогие, – женщина поднялась, кряхтя, – А мне надо косточки размять, гадание дело не простое, ох не простое.

– Да, мисс Г. – темноволосый мальчик соскочил со своего места, возвращая ноги в обычное для нормального человека положение, – отрепетируем по-быстрому, да свалим на ярмарку. Слышал, сегодня Джеф готовит сахарную вату пораньше, надо успеть и нам отхватить кусочек.

– Раз дело уж и до лакомств доходит…

Девушка наклонилась, кладя на пол взятые вещи и быстро пригладила длинные тёмные волосы в низкий хвост. Вновь подняв цилиндр, артистка накинула его на голову, а после взяла и трость, тут же опираясь на неё:

– Дамы и господа, леди и джентльмены, – разом стих посторонний шум, позволяя словам облетать весь зал. – Рады приветствовать вас в нашем цирке! Готовьтесь удивляться и восхищаться, ужасаться и сотрясаться. Мы готовы стараться для вас и ради вас. Да будет шоу!

Графиня развела руками, растягивая ухмылку ещё шире. Аплодисменты посыпались со всех сторон несмотря на то, что циркачей и музыкантов в шатре было не так и много. Девушка подкинула трость, ловко перехватывая её и прижимая к груди в поклоне. После она выпрямилась и напоследок улыбнувшись артистам покинула помещение.

Говард не заметил, как начал хлопать со всеми, хоть это и не имело смысла. Напоследок глянув на актёров, которые сразу же засуетились, разбредаясь по территории для отработки выступлений, полицейский поспешил удалиться за Графиней. Выходя из шатра, навстречу им бежал человек в белой рубашке с зажатой между зубов палочкой. Он отчаянно пытался пригладить взъерошенные волосы, поглядывая на наручные часы.

– Майкл, – притормозила его девушка ладонью, облачённой в перчатку, – подскажите мне, где Вы постоянно пропадаете?

– Ах, Графиня! – опешил он, останавливаясь и доставая изо рта мешающий говорить предмет. – Дел невпроворот, то кто-то из музыкантов приболеет, то ноты не успеют все получить…

– Вас можно понять, – кивнула артистка, – поспешите, до начала всего полчаса.

– Так точно! – отчеканил дирижёр, забегая в шатёр.

Девушка хмыкнула, идя по протоптанной дорожке в сторону пёстрых палаток. Туда-сюда ходили другие актёры и работники цирка, махая Графине или здороваясь с ней, а зрители провожали артистку заинтересованными взглядами в предвкушении скорого зрелища. На ярмарке продавалось всё что только можно: от сладостей и прочей еды до воздушных шариков и забавных украшений. Каждое воскресенье торговцы всеми усилиями старались ухватить себе здесь место, так что люди за прилавками менялись чуть ли не со скоростью света. Парочка постояльцев всё же была – те, кто работал непосредственно на хозяина цирка. Дойдя до конца ряда, Графиня остановилась у пухлого продавца, протирающего свой стол. Говард встал за ней, прислушиваясь к разговору сквозь стену детского крика и смеха.

– Доброго дня, Джеф, – девушка по-птичьи склонила голову к плечу. – Ещё не распродали всё?

– Графиня, какая честь! – улыбнулся он, поднимая глаза. – Нет, куда уж там! Ваша компания ещё первое выступление не отыграла, а ярмарка оживает к вечеру.

– Вы как всегда правы, – ухмыльнулась она. – Не могли бы Вы оставить актёрам немного сахарной ваты?

– Никаких проблем! – рассмеялся Джеф. – Эти ребятки за любимые лакомства порвать готовы, уж я-то знаю! Ступай, готовься к открытию.

Девушка кивнула, удаляясь в сторону аттракционов. По пути высокая незнакомка столкнулась с ней, быстро что-то пролепетав, но Хоуп не успел расслышать ни слова, так что посчитал, что та извинилась. Говард, следовавший за Графиней, предполагал, что артистка остановится где-нибудь ещё, болтая со знакомыми, но она проскользнула мимо собравшихся поодаль работников, уходя всё дальше. К концу поляны, у деревьев, расположились небольшие домики на колёсах, обвешенные флажками разных цветов. Видимо, здесь жили циркачи, которые не имели недвижимости в городе. А по количеству машин можно сказать, что эта была вся труппа. На земле у каждого входа валялись коврики с нелепыми фразами-приветствиями, а на дверях болтались таблички с именами артистов, показывая, кому каждая из комнат принадлежит. Цирк бродячим не был, так что хозяин мог позволить себе построить более привычное для обычных людей место жительства, но лишние траты никто совершать намерен не был. Да и сами актёры не особо возражали – был в подобном образе жизни особый шарм.

Только один дом на колёсах выбивался из яркого строя. Серый, ничем не украшенный, не разрисованный замысловатыми узорами он стоял поодаль от других, но заброшенным не являлся. У каждой монеты есть две стороны, и, как это обычно бывает, за весельем и сказкой стоит угрюмый и совершенно нежизнерадостный человек. Именно таким являлся владелец и по совместительству главный управляющий Цирка Уродов, который целыми днями сидел в своём импровизированным офисе. Никто не знал, чем он там занимался, но заходил в свой вагончик он рано утром, а вечером выходил из него ещё более недовольным, уезжая обратно в город. Ни на выступлениях, ни на репетициях он не присутствовал, но каким-то образом знал обо всём происходящем и о любых провинностях своих подчинённых. Вызова в его “темницу” боялся каждый. Мало кого он звал к себе лично, но те, кому выпадала такая честь, после беседы выглядели лишёнными жизненных сил. Однако один человек являлся туда как по расписанию.

Графиня застыла у покрывающейся ржавчиной двери, нервно сжимая в руках свою трость. Спина потеряла свой идеально ровный вид, а глаза неотрывно смотрели на вычищенные ботинки. Шумно втянув воздух, артистка тихо постучала о железную поверхность одними только костяшками пальцев. Дверь незамедлительно распахнулась, будто бы человек за ней только и выжидал прихода девушки.

– Явилась-таки, Грейс.