Песнь о Графине

Девушку передёрнуло. Пальцы сильнее сжали трость. Мужчина средних лет в джинсах и серой полосатой рубашке зажимал зажжённую сигарету в зубах, наблюдая за актрисой.

– Доброго утра, – от насмешливой интонации на повышенных тонах не осталось и следа.

– Смотри в глаза, когда говоришь со старшими, – костлявые пальцы до боли сжали подбородок Графини, поднимая его.

Владелец цирка достал изо рта сигарету, выдыхая дым девушке в лицо и продолжая хриплым голосом:

– Угадаешь, в чём провинилась на этот раз?

– Понятия не имею о чём вы, – взгляд снова опустился вниз. Щёку актрисы пронзило обжигающей болью.

Окурок падает на землю, а чужая рука перемещается на горло, предупреждающе его сдавливая.

– За придурка меня держишь, девчонка?! Ещё хоть раз увижу, как ты своей палкой будешь Морзянку отстукивать, лишишься второго глаза. Я понятно выразился?

– Вполне…

– Ещё раз, – рука сжимается сильнее, – тебе всё понятно?

– Всё ясно.

Пальцы разжимаются, и артистка прижимает руку к свежему ожогу, жадно хватая ртом воздух. Дверь захлопывается, обрывая разговор. Прокашлявшись, Графиня выпрямляется и надвигает глазную повязку ниже, скрывая ранение. Смахнув с костюма осыпавшийся пепел, девушка разворачивается на пятках и идёт обратно в центр веселья. На лице вновь играет улыбка, словно минуту назад ничего не произошло. Артистка в какой-то степени выглядела довольной собой, как показалось Говарду.

Слегка ускорив шаг, девушка мимолётом глянула на деревянную доску для объявлений, которая была увешана афишами. Каждая из них переливалась на солнце и кричала о предстоящем шоу. У главного входа в шатёр успел выстроиться ряд зрителей, которым натерпелось поскорее занять свои места. Только завидев их, Графиня поспешила скрыться от множества пар глаз, поэтому вернулась к потрёпанной доске с объявлениями и проскользнула в замаскированный проход для работников цирка и поспешила к остальным актёрам.

В полумраке мелькали редкие огни прожекторов, которые изредка пробивались сквозь плотные занавесы. Говард, не дожидаясь артистку, проскользнул на манеж, оглядываясь по сторонам. Практически все места были заняты, а сколько людей ещё ждали на входе! Низкая дама в бело-красном платье улыбалась зрителям, проверяя их билеты и подсказывая, как лучше пройти на свободные места в ложе. Оркестр играл незатейливую мелодию, дополняя гомон разговоров со всех сторон.

Как только женщина у входа исчезла, смыкая разрезанную часть шатра, огни погасли, а за ними смолкла и музыка. Одинокий луч света опустился в центр манежа, выделяя из мрака белое пятно. Разговоры становились всё тише и тише, пока окончательно не сошли на нет.

Стук каблуков едва слышно отдавался от деревянной платформы, и Графиня предстала перед зрителями, обводя их взглядом. Говард, стоящий в темноте прямо под боком артистки ощутил на себе неимоверное давление, будто бы это на него обращены десятки или даже сотни пар глаз.

– Дамы и господа, леди и джентльмены… – звонкий голос разрезал тишину.

Полосатая ткань и застывшие в предвкушении лица поплыли перед глазами, полицейский упал на колени, сливаясь с окружающим мраком и растворяясь в нём.

Акт второй. Изначально.

Я медленно открыла глаза, тут же зажмуривая их из-за слишком яркого солнца, что пробивалось сквозь незакрытые шторы. Часы у кровати показывали полседьмого, а на улице был слышен смех и голоса, наперебой рассказывающие о чём-то. На себе я заметила брюки с рубашкой, а на полу небрежно лежали трость с фраком: такой внешний вид был обязан вчерашней изнуряющей репетицией. В целом, всё было как обычно. Отчего-то меня не покидало странное предчувствие. Будто бы совсем скоро должно произойти нечто грандиозное, а вот в хорошем ключе или плохом – неясно. Хотя чувство нарастающей опасности в цирке вполне себе логично могло и не отступать вовсе, учитывая всю рискованность здешних артистов, которые время от времени любили побаловаться с колюще-режуще-полыхающими предметами.

Немного покрутившись у зеркала, которое занимало собой большую часть одной из стен, я прогнала остатки сонливости и вышла на улицу, захлопнув за собой дверь. Осенний ветер подхватывал опавшие листья, унося их всё дальше и дальше. Наше маленькое цирковое поселение, состоящие из вагончиков, от лишних глаз скрывал за собой лес. Хотя деревья преимущественно находились за вагончиками, их ветви всё равно внушали чувство скрытости и даже некой безопасности. А сейчас к тому же этот самый лес пестрил всем спектром оранжево-жёлтых цветов. Из-за этого буйства красок вся территория цирка будто была обхвачена огнём, а землю покрыл пёстрый ковёр. Да и “местные” своим внешним видом прекрасно дополняли эту картину.

За одним из деревьев вновь послышались уже было притихшие голоса. Прямо перед одним из жилищ росла невысокая яблоня: не особо красивая, с постоянно опадающими недозревшими яблоками и длинными кривыми ветвями. Среди леса вокруг она выглядела так одиноко, что всем цирковым составом уговаривали оставить бедное дерево в покое. А уже потом, кто-то донельзя остроумный, даже назвал яблоню “Vae soli[3 - Горе одинокому (лат.)]”, а остальные и подхватили, прозвав новую подругу Соли.

Шурша листьями, я подошла к источнику звуков, приваливаясь плечом к стволу дерева.

– …так я и ответила, дорогая, разве не очевидно?

На одной из низко склонившихся ветвей сидела артистка с синими волосами, краска на которых местами уже смылась в нежно-голубой оттенок, а у корней просматривался натуральный – светло-русый – цвет шевелюры. Ноги в сапогах по колено качались, чуть ли не касаясь земли. От прохладного ветра чёрное боди, больше походившее на летний купальник, не сильно спасало, так что двумя руками она обхватила себя за плечи. Ещё одна, очевидно лишняя для нормального человека, пара рук тоже была занята: одна из них держала тлевшую сигарету, а вторая яро жестикулировала, компенсируя тихий голос.

– Элле, доброе утро. – поздоровалась я, обращая на себя внимание.

– А-а-а, Грейс, лапочка, это ты, – артистка на ветке повернула голову, свободной рукой отбрасывая за спину длинные волосы. Моя улыбка слегка скривилась, заставляя Элле осечься. – Ах да, прошу простить, Графиня. И отчего ты так своё имя не любишь, дорогая?

– Напряги пару своих извилин, по имени к Графине обращается только один человек, –прошипел кто-то снизу.

В небольшой куче листьев под яблоней сидела ещё одна девушка. Рыжие волосы, заплетённые в причёску из нескольких скрученных кос, были усыпаны жёлтыми листочками, периодически падающими сверху. Черный комбинезон с полупрозрачными рукавами и штанинами открывал вид на будто бы обгоревшие или покрытые сажей части тела, а из-под слоя оранжевых теней недовольно сверкали серые глаза.

– И тебе доброе утро, Тира, – я посмотрела на неё, пытаясь передать благодарность через один только взгляд, таким образом говорила на языке фаерщицы. На обращение к себе по настоящему имени я не боялась, но уж каким-то больно непривычным оно стало, а всё от того, что Графиней меня стали звать в шутку, которая переросла в нечто большее.

– Да-да, – “огненная” девушка ещё ниже сползла по стволу дерева, зарываясь в листву, всё же мигнув мне в ответ “Да не за что”.

– Лапочка, а чего ты с утра уже при параде? До первого выступления почти два часа.

– Элле, Вы же знаете, что у нас не может быть разный график. Встал один –просыпаются и остальные, – в подкреплении моих слов со стороны аттракционов послышались визги и смех.

– Прислушайся, крылатая, тебе дело говорят, – буркнула Тира. – Хватит тягать меня ни свет не заря к этой чёртовой яблоне.

– Не злись, дорогуша, – тихо рассмеялась Элле. – Свежий воздух полезен для здоровья, и не стоит так грубо отзываться о нашей любимой Соли.

Из-под листвы послышалось недовольное бурчание. Элле прикрыла глаза и поднесла сигару к губам, вдыхая дым. Я ещё мгновение понаблюдала за ними и удалилась, напомнив про общий завтрак в обычное время.

На самом деле, любовь Элле к одинокой яблоне было легко понять: утром территория, не заполонённая оживлёнными зрителями, была довольно пустынной и именно сидя на этом деревце можно было рассмотреть её практически полностью. Со всех сторон окружённый другими постройками шатёр, конечно же, возвышался в самом центре. Прямо за ним стояла карусель, переливающаяся на солнце фигурками лошадей. Рядом сейчас суетились работники цирка, пытающиеся как можно удачней на маленькую площадку вместить три надувных замка. Между ними, мешая работе взрослых, в догонялки играли ещё пара цирковых обитателей.

Перехватив трость поудобнее, я попыталась сбавить громкость своих шагов, но в этом необходимости, как таковой, не было. Дети, полностью погруженные в игру, не заметили бы даже движущийся на них танк. Спрятавшись за одной из фигур карусели, я стала прислушиваться к нарастающим шагам. Как только смех был слышен совсем близко, я ухмыльнулась самой себе, выставляя руку с тростью из укрытия.

– Не догонишь, не догонишь… ауч! – в преграду врезался темноволосый мальчик в синем акробатическом костюме. Он повернул голову в бок, встречаясь с насмешкой в моём единственном глазе. – Графиня! А что ты…

– Попался!

Я быстро убрала вытянутую руку с тростью. Сиамские близнецы – Рик и Рей –налетели на свою жертву, сбивая мальчика с ног и падая следом. Тут же все трое начали вставать, смеясь пуще прежнего, так что я тоже не удержалась от улыбки.

– Графиня!

– Доброе утро! – договаривая друг за другом, поприветствовали меня близнецы.

– А вам разве не говорили, что не стоит мешать старшим, когда они работают? – склонив голову к плечу, я попыталась добавить в голос хотя бы немного строгих ноток, что выходило из рук вон плохо.

– Мы знаем! Но нам разрешили. – протараторил акробат, разминая руки, путём сворачивания их под непонятными углами.

– Херд праву говорит! – согласились Рик и Рей.

Как живое доказательство их слов, из-за шатра с невероятной скоростью вывернул ещё один парень, но он был явно взрослее, чем остальные игроки. Бело-оранжевая полосатая рубашка свободно болталась на нём, будучи не заправленной в такие же полосатые, но уже чёрно-белые, штаны. Он улыбался во все тридцать два, направляясь прямо в их сторону. Я вновь лениво подняла свою трость и через мгновение блондин врезался в неё, с трудом восстанавливая равновесие. Он схватился за внезапно появившуюся преграду и провел пальцами до рукоятки, всё так же смотря в пустоту.

– Вот так встреча! Графиня и вне своих хором, надо же, – циркач, всё так же не поворачивал головы, просто стоял и смотрел своими стеклянными белыми глазами в даль. – Чем достоин внимания представителя голубой крови?

– Ноа, опять Вы позволяете младшим хулиганить? – перебила его я.

– Что же ты такое говоришь! Да я же ту главный пример для подражания, – он наугад сгрёб в охапку рядом стоящего Херда и потрепал того по голове. – Мы просто разминаемся перед выступлением как ответственное работники. Правда, парни?