– В тот день их не стало. Говорят, теракт. Раз и все.
– Я не верю вообще в совпадения. Писец, знаешь, там дядя Родик ищет гильзы. Он поможет нам. Я не дам тебя в обиду. Веришь? Откуда у тебя этот долбаный пистолет? Скажи, как есть, – Таня подняла голову, взгляды их встретились. Сергей уже знал – эта девочка его судьба.
– Мне кажется для чего -то нас свела судьба, когда я встретила твою маму в трамвае. Почти год ведь прошёл. Я ездила от кольца до кольца. Некуда было идти. Вышла из детдома. Выделили комнату на Первомайке в бараке. Зашла в подъезд и нога провалилась между сгнивших досок. А оттуда крыса. Шмыгнула, отбежала и смотрит на меня. Будто я ни к себе иду домой. А к ней. Людка – свидетель, соседка, я пыталась жить в той конкуре. Как человек. Но там это невозможно. Невозможно! Есть дома ещё, где туалет на улице. Душ на кухне, за шторкой, но ванной нет. Нет ванной, понимаешь? Резиновый грязный ковёр на кафеле, который, мне кажется, войну пережил. Вот там сосед, бывший зэк, и подловил меня. Мразь, ненавижу, ненавижу, – Таня принялась стучать кулачком по мощной груди друга. Он гладил её непослушные волосы. Молчал. Что тут скажешь? Таню прорвало, она, рыдая и содрогаясь всем телом, рассказала, что решила отомстить. Но насильник пропал. В милиции посмеялись и сказали, типа, знаем вас, детдомовских. Это от кого ещё людей защищать – надо разобраться. А этот урод стукачом был у них, я потом узнала. Не знаю, что случилось. Этот гад пропал после этого. А на днях появился. На улице столкнулись. А он лыбится, узнал. И я решилась. Мент уснул в трамвае, у него смотрю кобура расстёгнута. Я и подрезала. Встречу и рука не дрогнет. Пристрелю.
– ТАнюшка, ты сейчас успокойся, если можешь, и послушай, что скажу. Обещаешь выслушать? – Сергей слегка тряхнул девушку за острые плечи, приобнял и подхватил на руки. То ли в порыве чувств, то ли потому, что должен что-то сделать. Успокоить. Защитить. Таня на удивление не сопротивлялась, лишь обвила ручками шею парня, уткнувшись носом в его щеку. Он легко взбежал по лестнице из подвала на первый этаж, очутившись снова в пропахшем кошками и плесенью коридоре.
– У тебя сердце колотится так, словно ты боишься! – Таня шмыгнула носиком, и заглянула в его глаза, сверкающие в пробивающихся лучах заходящего солнца из окон, малахитом.
– Боюсь, – он прерывисто дышал.
– Меня? – Таня приходила в себя.
– За тебя, бедовая ты, где тут поговорить можно нормально? – девушка резко вывернулась из объятий, спрыгнула на пол и побежала.
– Опять бежишь? Тань, хватит, – он жёстко выдохнул и в несколько шагов нагнал бегунью на лестнице, ведущей вверх.
– Там, на третьем этаже, мой наблюдательный пункт, там хорошо, пойдём туда?
– Как скажешь.
?Они влетели в бывший кабинет, на двери которого понуро болталась ещё табличка «Директор Завода Лихая Т.К.».
– Тебе подходит этот кабинет, точняк, – Сергей хмыкнул, расплывшись в улыбке.
– А то, смотри сюда, пришелец, – проказница с разбегу запрыгнула на матрас, прибитый к широченному подоконнику, придерживаясь за открытую оконную раму. Растянулась на лежанке, вытянув ноги.
– Ну как местечко?
– Класс, весь наш посёлок видать, а вон мой дом. Видишь, крыша ржавая. Говорят, если ржавая крыша, типа в подвале вода. Можно не проверять – 100%. Зато самый высокий дом.
– Угу, – Таня задумчиво уставилась поверх обшарпанных крыш домов и шевелюр каштанов. – Рассказывай, пока настроение есть.
– Короче, дед когда-то рассказывал историю про месть, ты поделилась, а я вспомнил. Девочку одну урод богатый, короче, это… надругался. Ну, ты поняла. И дело замять хотели. Дед бился, связи поднял, до суда довёл. Но матери её сказал адвокат – справедливости не ждать. На суде сказали, что все было по согласию, а нанесение лёгких травм из-за конфликта засчитываем. Условка. И делу конец. Мать на суде достаёт пистолет. И стреляет. Прям в упор. Сын сидит рядом, хватает её за руку в последний момент. Как уж там произошло точно не скажу, пуля попала в отца этого подонка. Вторая в клетку, отрекошетила и сыну её в голову. Мгновенно. Дед всегда говорил: «Оставь месть богу. Месть всегда – ответное зло». Хоть дед и мент.
? Затаилась пауза. Локоны её на ветру колыхались как волнуется поле хлебное, золотится колосьями. Сергей подошёл ближе и втянул жадно запах её волос. Таня медленно повернула голову, привлекла парня к себе за шею тонкими ручками. Изящные пальцы пробежались по носу, губам, очертили колючий подбородок. Он замер, боясь спугнуть мгновенье. Вдруг жар разлился по телу, когда Таня прижалась влажными губами к его, прикусила слегка нижнюю губу, и вместо ожидаемого страстного поцелуя отстранилась. Взъерошила чёлку цвета мёда волос Сергея и прошептала:
– Спасибо, ты первый парень, кого я привела сюда!
– Я рад, – Сергей расслабился, и, подпрыгнув, сел рядом на подоконнике.
– Эй, молодёжь, спускайтесь!
– Это дядя Родик, пойдём, не успел тебе рассказать главное. Пистолет у него. Он точно все разрулит. Он дедушкин друг.
– Знаешь, я верю, что у твоего деда не может быть хреновых друзей.
– Пошли, не бойся, – они взялись за руки и вместе вышли за ворота старого завода.
Глаза, успевшие привыкнуть к полумраку, резанули солнечные молнии. Лучики пробежали по тополиным верхушкам и устремились к финишу дня – красному горизонту.
– Я вспомнил фильм, может, смотрела? Там парень и девчонка единственные спаслись от зомби. Типа, их всех потравили биооружием. Впервые вышли из укрытия, когда солнце садилось, раньше не могли – зомби оживали. Но они не знали, что зомби мутировали…
– О-о, молодёжь, ну наконец-то, – майор отделился от кустов, в куртке цвета хаки он был не замечен парочкой.
– А, это, похоже, один из мутировавших зомби, – пробурчала Таня, плотнее прижавшись к руке друга. Сергей хмыкнул, оценив шутку:
– Он самый. Майор Усманов шмыгнул взглядом на маечку в обтяжку на спутнице парня. Сергей тут же взглянул на Таню, съежившуюся от порыва осеннего ветра или от похотливого обыска глазами. Тут же стащил ветровку и накинул на плечи девушки. Таня благодарно завернулась в куртку и вручила хрупкую ладошку в широкую Сергея.
– О, другое дело, – оценил поступок майор, и подойдя ближе, похлопал Сергея по плечу, краем глаза изучая его подружку. – Ну что, наш мохнатый друг матрешек не нашёл. Но нашёл то место, где, предположительно, они были. А это значит что? – милиционер прищурился хитро.
– Что? – в один голос переспросили молодые люди.
– О, да, вы я гляжу, скантарились, – его пухлые губы растянулись в улыбке, один глаз при этом сузился до щелочки, обозначив под ним едва заметный шрам. Отчего лицо стало ассиметричным и пугающим. – Какие варианты?
– Варианты? А кто такие матрёшки для начала? – уточнила Таня.
– Здрасьте посрамши, стрелять научилась, а строить отходные пути – нет. Не порядок. Ты ж преступный элемент, тебе ли не знать?
– Гильзы? – предположила догадливая девушка.
– Они, родимая, и их нет.
– Кто-то взял? Но зачем?
– Давайте в отдел, там все под протокол оформим.
– Нет, – Таня вырвала руку из ладони Сергея и отступила к воротам.
– Ну, на нет и суда нет, в розыск тебя объявят, фоторобот уже висит, ответственная гражданка срисовала тебя. Один в один ты, хорошо ещё – не на доске почёта среди уркаганов. А в папочке у моего приятеля – следователя. Бывшая сотрудница ФСИН, а бывших не бывает, в трамвае то и видела, как ты оружие сперла.
– Но я стреляла в воздух, напугать, один раз, нет, – Таня вжалась в кирпичную стену, закрывая часть корявой надписи «Россия -… их» на выщербленной кладке. Майор усмехнулся, подметив деталь:
– Точно ведь как сказано! – и старый шрам опять перекосил его лицо на одну сторону. Девушка подозрительно осмотрелась, озадаченная фразой странного мента. Сергей медленно двинулся к ней, его мало волновали символизм уличных граффити и умозаключения дяди Родика.
– Тань, не бойся, он все решит, обещаю, я же все видел. И другие видели.
– Другие? – девушка ткнула пальцем в направлении его лица.
– Вот эти, другие, видели? Ты о том, долбанутом? – голос её надломился, и не звенел уже как колокольчик.
– Молодёжь, короче говоря, или в участок или сами. Время сейчас против вас, как только хозяин игрушки придет в себя… Он вышел из комы, для справочки, – майор поправил привычным движением кепку. Словно козырёк офицерской фуражки, выровняв по центру ребром ладони и большим пальцем, ориентируясь на несуществующую кокарду. Раздвинул кусты, чертыхаясь, протиснулся через дерзкий шиповник к лазу в бетонной ограде.
– Мам Тань, – со второго этажа испуганно кричал Батон. – Кипиш, да? ? Таня оторвалась от стены и выскочила на обозримое пространство:
– Батончик, исчезни, брысь, кому говорю! – было заметно, как она испугалась.
– А это ещё что за малолетний клошар? Так, мадам Баттерфляй, и много у вас тут этих беспризорных асоциальных элементов, как его там, батонов, багетов? Тебе восемнадцать же есть? Обществу все равно, живи как хочется, а ему выбор дай, или совести нет совсем? Приваживаешь! – рассвирепел майор Усманов, затрещали кусты, он, раздирая одежду, рванул назад. – В участок, все! Лясы хватит точить, – заревел милиционер, подтолкнув в сторону тропы к забору Сергея. В три шага, с неожиданной проворностью, настиг Таню, и схватил её в охапку. – Багет сам подтянется.