Циферблат. Город Адимари

– Конечно, я отнёс её сюда! Ты же видел, в каком она состоянии! Сам лечить такие раны я не умею. Я же тебе уже объяснял минуты две назад, – ответил Букур и осёкся. Его лицо немного побледнело. – Морлон мне в бровь! Это был Аракбис, он знает, что она здесь! – воскликнул он и отключился.

Агрэй всё понял и уже мчал к Лекарскому дому, прикрепив ситри к ногам. Сквозь крошечные окошки-соты он заглядывал в каждую лекарскую комнату в надежде обнаружить Киру. Наконец его поиски дали свои результаты.

Кира лежала на высокой деревянной кровати. Аракбис в самом мерзком из своих обличий склонился над ней. Его руки приняли вид то ли клешней, то ли огромных кусачек. Металлическая кожа собиралась в складки, как у шарпея, тело же выглядело бесформенным и рыхлым. Букур вместе с другим долговязым лионитом находились в углу без сознания.

Агрэй, недолго думая, попытался влететь в комнату через крохотное окно, расширив его при помощи обсида, но стены его не пустили.

Аракбис обернулся к окну и ехидно улыбнулся, мол, ничего не попишешь, это моя работа. Потянулся клешнями к браслету Филуна и слегка поддел его, чтобы осторожно снять с руки. Агрэй ожидал, что циферблат будет защищаться, но тот заметно ослаб после купания в ритуальном чане и сопротивляться не планировал.

Никаких застёжек на браслете не было, так что снимать его следовало через запястье и кисть руки. Вот только слезать он никак не хотел и сидел на руке словно приклеенный. Тогда Аракбис решил отрезать Кире руку вместе с браслетом при помощи клешней-кусачек. Однако стоило ему потянуться к руке девушки, как браслет сам лениво соскользнул с запястья Киры. Агрэй ожидал услышать звук падающего металла, но браслет коснулся пола бесшумно, как если бы был абсолютно невесомым, нематериальным.

Аракбис не скрывал своего торжества. Наконец-то он достиг цели, к которой шёл несколько столетий. Вот-вот в его руки должен был попасть источник небывалой магической силы и безграничной власти над пространством и временем. Слегка наклонившись, эссиорл попытался взять браслет металлическими пальцами, но его руки лишь зачерпывали воздух.

Камни на циферблате презрительно сверкали, глумясь над Аракбисом и над его тщетными попытками завладеть артефактом.

– Ах, ты, тупая железка! А что ты на это скажешь? – воскликнул Аракбис, натягивая на руку перчатку из прозрачного полотна. Она слилась с его графитовой кожей, став с ней единим целым.

Браслет Филуна покорно лёг в ладонь к эссиорлу, продолжая сверкать тремя разноцветными камнями. Их сияние было напряжённым. Это не было похоже на радость, которую аргенлал испытал, попав к Кире в руки, но на затаённую обиду и даже ненависть.

Аракбис обернулся к окну и посмотрел прямо в глаза Агрэю. Всё это время последний молча наблюдал за происходящим, предпринимая всё новые попытки снять защиту.

Эссиорл нетерпеливо надел браслет на руку и стал с восторгом глядеть, как на нём переливаются магические камни.

– Как видишь, старания Келадона были напрасны. Сколько он держался, боролся, лишь бы только аргенлал не попал ко мне в руки. И что в итоге? Завладеть циферблатом мне помог его собственный сын.

– Что за бред? Помогать тебе я стал бы в последнюю очередь, – ответил Агрэй, парящий за окном на ситри. Такой жажды крови он давно не испытывал, как теперь, при виде этого оборотня. Ему хотелось открутить ему голову, разорвать эссиорла на тысячи крохотных кусочков.

– Хочешь ты того или нет, но именно ты привёл к браслету девчонку, а затем помог доставить её ко мне. Всё это было предопределено, – усмехнулся Аракбис, поднимая руку чуть выше. – Когда вы проиграли в битве в свете кровавой Иелуаджи, то потеряли будущее своего вида. Теперь же вы не оставили шансов на существование другим разумным обитателям планет. Ваши женщины так и будут прозябать у нас в рабстве, люди станут пищей для кумо, а кумо… для кумо тоже найдётся применение, можешь не сомневаться. Туманный мир эссиорл больше никогда не будет испытывать нехватку энергии или пищи, и никто не посмеет смотреть на нас свысока. Знал ли Келадон, что так всё закончится?

Аракбис закончил свою жестокую речь и отошёл обратно к Кире, лежащей без сознания у стены.

– Для меня всегда было загадкой, почему по пророчеству аргенлал должен перейти к человеку. Я ожидал чего-то экстраординарного от неё, но, как оказалось, дела обстояли намного проще. Как и все женщины, она не наделена особыми умственными способностями, иначе не шла бы прямо ко мне в руки. Про магические таланты вообще молчу: их просто нет, – разоткровенничался эссиорл, расхаживая по палате и ухмыляясь здоровенным жабьим ртом.

Тут глаза Аракбиса удивлённо расширились. Браслет на руке начал дымиться. Несколько секунд, и артефакт превратился в раскалённый огненный обруч.

Сначала Аракбис недоверчиво и снисходительно смотрел на браслет Филуна. Тело любого эссиорла было на удивление пластично и устойчиво к любым механическим воздействиям. Металлическая кожа Аракбиса запросто выдерживала высокие температуры и не боялась огня или горячего металла. Вот и теперь он не видел для себя абсолютно никакой угрозы и воспринимал попытки браслета как жалкие и неубедительные. Однако боль, столь непривычная для Аракбиса, всё-таки настигла его. Она нарастала как снежный ком, несущийся на бешеной скорости с крутого склона.

Прошло не более минуты, и эссиорл уже истошно орал, пытаясь снять горящий браслет с жирного запястья. Он схватил его другой рукой, но так её опалил, что на время утратил способность к регенерации.

Браслет Филуна теперь не просто горел, а обратился расплавленным металлом, тонкой змеёй вьющимся вокруг руки эссиорла. Аракбис сам загнал себя в ловушку, из которой не так просто было выбраться.

Эссиорл то и дело предпринимал попытки избавиться от непослушного артефакта, однако стягивание маскирующей перчатки, изменение формы рук не принесло никакого результата.

Аракбис всё понял. Незавершённый ритуал не смог изменить сознание циферблата. Тёмная материя самого естества эссиорла никогда не смогла бы ужиться с изначально светлым браслетом Филуна. И теперь этот самый браслет намеревался растворить его сущность, испепелив дотла уязвимое тело. Аракбис всегда недооценивал силу воли магических предметов и теперь сполна поплатился за это.

Но эссиорл не собирался исчезать бесследно, когда почти достиг цели. Испытывая сильнейшую злость и лютую ненависть к лионитам, он предпочёл на время отступить. Собрав последние силы, Аракбис отделил свою сущность от поглощаемой в течение пяти веков сущности Келадона, вырвавшись тем самым из оков коварного браслета, и чёрной тенью выскользнул сквозь крышу Лекарского дома, с несомненным намерением ещё вернуться.

Агрэй не успел отследить перемещение лютого врага. Его взгляд теперь был прикован исключительно к телу отца, лежащего на белоснежном полу палаты.

Правда Келадона

Браслет Филуна соскользнул с запястья истинного Келадона сразу же после бегства Аракбиса и ужом пополз к Кире, всё ещё не приходившей в сознание. Взобравшись по боковине деревянной кровати, он обвил её руку и радостно принял свой первоначальный вид. Аргенлал всё ещё был тусклым, в то время как яхлал пылал, а вердигри сохранял нейтралитет ровным зелёным свечением. Если бы однажды Кире было дозволено заглянуть в хранилище китабу, она бы узнала, что теперь аргенлал может набрать предыдущую мощь только благодаря добрым поступкам своего владельца. Пока же она спала, набираясь сил под действием лечебных трав Иклила, и ничего вокруг не замечала.

Агрэй не мог оторвать взгляд от лица Келадона. Он видел настоящего отца впервые за несколько веков, и зрелище это было не из приятных.

Защита на здании спала, так что Агрэй беспрепятственно проник внутрь Лекарского дома и приземлился рядом с отцом. Для этого ему пришлось расширить одно из небольших окон-сот, украшавших каждое здание в городе Гейл. Сквозь окна в палату красиво просачивалось сияние звёзд Иклила, но эти разноцветные лучи не могли сделать увиденное Агрэем менее ужасающим.

Тело Келадона представляло собой скелет, обтянутый кожей, и весило навскидку не более сорока килограммов. Огромные синяки под глазами, запавшая челюсть, бледная кожа: всё это настолько обезобразило его, что даже близкие друзья навряд ли узнали бы в нём того энергичного Келадона, славившегося своим весёлым нравом и невероятным жизнелюбием. Удивительно, как страдания или болезнь могут до неузнаваемости изменить живое существо, практически полностью стерев его привлекательность и оставив лишь тень, отпечаток былого создания.

Агрэй присел рядом с отцом, уверенный в его гибели, однако обсид обнаружил едва уловимое сердцебиение.

Лионит почувствовал слабую надежду. После известия о захвате отца Аракбисом он и не смел надеяться на спасение тела Келадона, теперь же возник хоть и слабый, но шанс вытащить отца с того света. Агрэй незамедлительно вызвал лионитов, дежуривших на нижних ярусах Лекарского дома, и отдал приказ поместить Келадона в комнату для попытки восстановления жизненных сил.

Лекарям понадобилось не больше минуты для оценки ситуации. Они исследовали измученное тело Келадона, проверяя все жизненные показатели. Агрэй нетерпеливо ждал вердикта врачей, до боли сжимая руки в кулаки.

– Ну что там? Почему вы медлите? – спросил он, теряя последнее терпение.

– Его жизненная сила выпита без остатка. Мы не можем уловить ни единого импульса, как если бы он был духом, – будничным тоном отвечал лионит с прозрачными голубыми глазами. Его одежда отличалась от костюма второго врача, что указывало на более высокое положение. Ткань, из которой был изготовлен его наряд, напоминала блестящую густую синеватую жидкость. Она переливалась, то и дело меняя плотность. На руках красовалось подобие перчаток из такого же материала с переливами.

На Земле его бы назвали главным врачом, на Иклиле же эта должность именовалась дактари. Дактари по имени Дрэур пользовался всеобщим уважением и обладал поразительной способностью определять любые, даже скрытые от глаз болезни. Вёл он себя соответствующе: хладнокровно и даже где-то равнодушно. Так иногда ведут себя врачи, на глазах которых каждый день в реанимации умирают люди. Живые эмоции у него притупились, и Дрэур просто делал свою работу день за днём, продолжая по привычке производить повторяющиеся медицинские манипуляции.

Стоит признать: лиониты умирали гораздо реже, чем люди, а всё благодаря бесконечно долгой жизни. За последние пятьсот лет на глазах Дрэура скончалось не более двух ста лионитов. Болезни среди них были распространены не особо. Чаще встречались проклятия, магические травмы на поле боя и укусы ядовитых животных. Это не упрощало задачу, а делало каждый случай уникальным и требовало особого подхода.

Если бы Кира была в сознании, она бы провела параллель с собственным случаем из жизни, который хотела бы забыть, но не могла.

Когда в больнице умер её папа, она пришла к нему в палату попрощаться. Пока она держала его ещё не остывшую руку и изнывала от внутренней боли, в палату вошёл санитар, весело разговаривая по телефону и громко смеясь. Девушка обернулась к нему и была поражена, как порой люди могут быть равнодушны к чужому горю.

Это воспоминание запало Кире в память и что-то в ней изменило. Розовые очки с глаз спали, градус наивности был понижен. Девушка понимала, что санитар делает всё это не со зла, просто никогда нельзя рассчитывать на сочувствие и понимание со стороны абсолютно постороннего человека. Люди не могут принимать каждое чужое горе как собственное, и об этом следует помнить всегда.

Дактари Иклила не смеялся, но был абсолютно равнодушен. Казалось, он разучился сопереживать и чему-либо удивляться. Он относился к смерти философски и излучал вокруг себя атмосферу спокойствия.

– Делайте всё возможное, – сухо произнёс Агрэй, испытывая к дактари сильнейшую неприязнь и не очень-то высоко оценивая подобную философию. В силу своего характера он больше был склонен заводить врагов, чем друзей, потому как не имел привычки идеализировать окружающих и часто видел их насквозь.

Дактари показался Агрэю лионитом чёрствым и безразличным. Раньше им не приходилось близко общаться, хотя популяция Иклила не была настолько велика, чтобы избежать знакомства или встречи хотя бы с кем-то из сородичей. Агрэй всегда был одиночкой и не стремился заводить большое количество друзей.

Другой широкоплечий лионит в сером одеянии сочувственно покачал головой, мол, случай слишком запущенный, но спорить с Агрэем не стал. Он относительно недавно перешёл на эту работу и старался делать её как можно лучше.

– Давай попробуем поместить его в свободную сферу. У нас ещё оставалось два заряда по двенадцать суток! – сказал он дактари, на что тот только кивнул.

Тело Келадона было погружено в овальную капсулу с жёлтым газом внутри и перемещено в зал для реанимации. Этот зал представлял собой комнату с запредельной концентрацией энергией лит. Она пронизывала помещение снизу доверху, так что находиться в нём без необходимости запрещалось. Именно здесь лиониты лучше всего восстанавливались после ранений, магических проклятий и другого рода нежелательных воздействий. Вот только длительное присутствие могло рождать галлюцинации и даже лишить рассудка.

Состояние Келадона оценивалось как крайне тяжёлое. Дактари отказывался обнадёживать Агрэя с Клеоном, утверждая, что такая продолжительная реанимация не приведёт ни к чему хорошему, и даже если Келадон придёт в сознание, он никогда не будет прежним. Пока же его тело напоминало опустошенную оболочку, внутри которой не осталось ничего. Энергию лит час за часом пропускали сквозь его тело, но эффект был равен нулю.

Букуру и другому лиониту по имени Нэквур, работающему в Лекарском доме, также была оказана необходимая помощь. Пострадали они не очень сильно, хотя и находились в беспамятстве ещё два дня.

Стражники Келадона были извещены о побеге Аракбиса, однако все их поиски не привели ни к каким результатам. Они исследовали каждое здание в городе на скрытую магию и обнаружили в нескольких местах тайники. Аракбис изрядно потрудился за пятьсот лет, подменив некоторые реликвии Иклила подделками. Позже выяснилось: эссиорл покинул земли Иклила в первые же минуты после отделения от тела Келадона, о чём свидетельствовала брешь в воздушном куполе прямо над Лекарским домом.

Тела эссиорлов не были приспособлены в течение длительного времени находиться в недружелюбной атмосфере Иклила без поглощаемой оболочки. Воздух Иклила вредил металлической коже эссиорла, делая её менее пластичной. Узнать об этом удалось стараниями лионитов, трудящихся в хранилище древних китабу, так что поиски были изначально обречены на провал.