В поместье герцога. Роман

На последней ступеньке он остановился. Элишка, будучи совсем рядом, протянула Гласивцу руку. Взгляд девушки, обращённый к нему, был полон слёз. Подойдя к ней, он, забыл обо всём принялся целовать её лоб, лицо, гладить её волосы, что-то бессвязно и порывисто шептать ей. Вырвавшись, та снова заторопилась к двери комнаты.

– Ещё минутку! – страстно взмолился он.

По взгляду он понял, что ей очень хотелось остаться, но всё же придётся уйти:

– Тётя, – шепнула она, – Я напишу!

– Только поскорее! Не забывай!

– Не забуду! С Богом!

И с крылась за дверью. Как только дверь открылась, из жилища послышались женский голоса. Потом всё стихло. Гласивец опять один остался в сумраке коридора как в дурмане, а сердце его гулко билось. Он был счастлив, что любимая верна ему, но мысли о разлуке с ней томили его, ведь та уезжала надолго, может даже навсегда.

***

В Смечках в Новом Месте в Праге стоял невысокий дом – гостиница «У короны». В этом доме собиралось много народу, разного возраста, преданных патриотов. Иногда местные, в основном говорящие по-немецки, и к этому названию здешние собрание добавляло «У чешской короны». В чёрной избе немного говорили по-чешски, здесь были установлены наказания государственного уровня за небрежное отношение к родному языку, даже за применение иностранных слов, которые уже довольно прочно вошли в чешский язык. На столе лежала «Крамеровсккая K.k.[3 - K.k., полная форма Kaiserlich-k?niglich (с нем. – «императорско-королевский») – аббревиатура, использовавшаяся в Австро-Венгрии для обозначения органов власти или государственных учреждений. Первая буква k соответствовала титулу императора Австрии, вторая – титулу короля Венгрии. Позднее использовалась преимущество в австрийской части государства (Цислейтании). Использовалась до падения монархии в 1918 году.] патриотическая газета» и карта Европы.

Общество здесь собиралось сознательное, и каждая чешская книга, каждое верно произнесённые чешское слово вызывало восторг, не говоря уже, что каждое чешское действо в театре просто было праздником.

Состоял в этом обществе и Вавржинец Аморт, учитель в Соборе св. Штепана, это он первым ввёл в школы предметы «шелкопрядов», за что получил награду золотыми монетами от императора Йозефа, и он бесплатно дни напролёт учил чешскому языку всех желающих. Был там ещё горожанин Йиржик, актёр Свобода. Ему студенты Калоус и Писецкий теперь рассказывали о чешской пьесе в театре «У Гиберна», где посмотрели «Побег от сыновней любви»».

– Сдаётся мне, что опера «Музыканты» превосходна. На этой неделе даём.

– О, да, опера – вершина, но в ней мы на последнем месте. Оригинальных пьес в театрах совсем мало, но опер…

– Платите денежки, пан Йиржик, – весело отозвался Калоус, – Патриотичнее назвать её музыкальным спектаклем![4 - В современном чешском языке оперу означают два слова, и одно из них исконно-чешское «spevohra», видимо, чешские патриоты были очень похожи на наших русских славянофилов, предлагавшие к примеру называть фортепиано «тихогром». Так что в дальнейшем устами чешских патриотов назовём здесь оперу музыкальным спектаклем.]

Все засмеялись. Расплата не миновала. Пан Йиржик достал свой кошелёк и, выкладывая обществу штраф, приговаривал:

– Правильно, на гауптвахту меня!

И тут новый ликующий возглас.

– Да что я ещё такого сказал?

– Гауптвахта, гауптвахта!

– Но это же в шутку, военное.

– Всё равно не наше!

Так что, хотел не хотел, а снова выложил денежки.

– А я вот думаю, у нас столько замечательный музыкантов, и не один их них не сложил… музыкальный спектакль.

– Мало сознательных, да и те у чужаков на хлеб зарабатывают. Да и где он чешский театр? Мы – народ подневольный, откуда меценатам взяться, – пояснял Аморт.

– Да уж, – кивнул Свобода, – Без поддержки свободной работы нет. Жаль, что местный герцог Куронский не разделяет наши взгляды. А он бы смог нам помочь, так как большой любитель музыки и вообще всего прекрасного. Мог бы поставить в своём поместье патриотичный музыкальный спектакль. Представьте себе, он сам набирает труппу певцов. На прошлой неделе мой коллега…

Договорить не удалось. Беспощадный и строгий блюститель чистоты чешского языка Калоус оштрафовал певца за слово «коллега», которое также являлось пришлым. Возник небольшой спор. Свобода высказался, что слово не является немецким, и происхождение его неизвестно. И вовремя, потому что все придумывали новые слова. Общество «В чешской короне» считало себя филологическим, а потому начали дискутировать, чем лучше заменить слово «коллега», и далее сочли что Калоус поторопился с «придумыванием», так как все вспомнили про слово «сослуживец», на том и порешили, и Свободе тоже пришлось расплачиваться:

– Так вот. Мой сослуживец Голуб, – продолжал он, но тут же снова смолк, подбирая чешский аналог слова «ангажирован», – Был нанят этим герцогом на один из балов в Находе, тут недалеко.

– Вот бы его наставить на чешский путь! – решил Аморт.

– Он же чужеземец, переселенец из России, и всё же к нам ближе, нежели кто из наших, – заметил Писецкий.

– Так и есть. Видели, сколько золота он выдал на то, чтобы показать наших Пельцову и Диабачеву?

– Да, видел, – подтвердил Аморт, – Меня недавно приглашал к себе пан Пельце. И тот меня очень порадовал. Слыхал, что его неоднократно приглашали в поместье герцога.

– Да, этот Куронский как белая ворона.

– А представьте, если бы он сам построил театр, а ведь может, и вполне солидный, дал бы нам назначение, да мы бы несколько раз в неделю, и вечерами, а не в полдень, ставили бы разные спектакли на чешском – вот было бы здорово!

Старый Аморт кивал, а Свобода задумался, оперившись щекой на ладонь.

– А то всё скитаемся из угла в угол в своём родном доме, отстраняют нас даже за невинные чешские пьесы, потому что чешский не просто…. Вроде как…

– Тсс! – мягко одёрнул шустрого Калоуса серьёзный Аморт, приложив палец к губам, – Хорошо, если нас не слышали. Конечно не страшно, но лучше сохранить идею нашей.

– С Вами бы не согласился наш Камиль, пан учитель, – Он бы рассказал больше с оговоркой на древность и старые правила.

– Ах, наш Камиль! Ещё не явился, а мы уже о нём заговорили. Давно с ним не виделся, – проговорил Аморт, задумчиво, – Наверное, сейчас в поместье?

– Да нет же! До сих пор без места.

– Он в Праге, – заметил Писецкий, – Прошлый раз видел, как он со своими воспитанниками и паном советником шёл по Каменному Мосту на Малу Страну. На той стороне и встретились. Совсем, бедняга усталым выглядел.

– А похвал так и не дождался.

– И никуда не звали, слишком дома засиделся.

– Пльцлу было приятно с ним встретиться, всё же земляки. Да и какой похвалы от старого брюзги дождётся.

Что до отца Зеленема, каплана собора св. Штепана, говорили, что поставил у дверей молодого стройного красавца.

– Ах, Камиль, наш Демулен[5 - Французский адвокат, журналист и революционер. Инициатор похода на Бастилию 14 июля 1789 года, положившего начало Великой французской революции. Казнен в период террора.]! Наши поздравления! – и Калоус с Писецким устремились навстречу молодому человеку пожать руку.

– К нам гость!

– Добро пожаловать! – и все устремились навстречу Антонину Гласивцу, сердечно пожимая ему руку.

«Камиль Демулен» так патриоты из общества «У чешской короны» прозвали Антонина Гласивца за его взгляды, устремления и способность к риторскому искусству. Тот уселся за стол.

– А мы уж думали, совсем от нас отдалился, предал нашу «чешскую корону, – укорил Калоус.

– Не мог прийти. Но я же наверстаю упущенное. Что новенького?