Судьба – тени прошлого

VI.

– Эу! Солдафон! За проезд через эту тропу положено платить! Двадцать золотых! – крикнул мужчина сомнительной наружности, держащий в руках дряхлый боевой топор. – Эу! Кому говорю! Куда поехал! Стой, говнюк!

– Тебе говорят, вояка! Стой. Иначе пожалеешь, – сказал подошедший к ним ещё один «постовой». За ним шли ещё трое верзил с дубинами.

– Уйдите по-хорошему. Я никого не пощажу, – ответил им всадник на белом коне с чёрной гривой в золотых подковах. Вы будете вопить от боли и биться в судорогах.

– Смотрите-ка! Какой уверенный, наглый мальчик. Ну-ка, ребят, накажем сволоту! Слезай с кобылы! Норберт Изельгаам хотел тебе кое-что сказать.

Адияль пропустил сказанное мимо ушей. Ему было не до этих слов. Он слез с кобылы, но только ради одной цели: усладиться кровью.

Не успел первый бандит замахнуться – тут же лишился руки, держащей дубину. Как и говорил Леонель, тот заревел, дрожа от нестерпимой боли, и вскоре умер. Скорость движений Леонеля была для них слишком высока, недостижима.

– Ах ты ублюдок! Толпой его, парни!

Ловким пируэтом Адияль избежал выпада разбойников. Следующим движением он вынес голову сразу двоим. Остальные двое застыли: на их лицах был ужас и непонимание.

Адияль ухмыльнулся.

– Бегите! – рявкнул офицер. – Это последний шанс.

Никто не ответил. Они были в состоянии шока и наверняка бы умерли от сердечного удара.

– Значит, вы решили.

Взмахом меча он разрубил их пополам. Кровь окрасила его доспехи.

Адияль запрыгнул на коня и поскакал дальше. Из-за дождя вся пыль на дорогах превратилась в грязевые реки. Конь еле пробирался вперёд. Кроме того, дождь почти смыл с доспехов, волос и кожи Адияля всю кровь.

– Но, Арес! – Конь фыркнул, но слегка ускорился. – День выдался слишком тяжёлый… Вот бы поскорей увидеть Ли… – проговорил себе под нос Адияль.

Солнце было уже высоко в зените. Его лучи падали на ветви деревьев, намокших после дождя, на сверкающую траву. Ветер слегка развеивал волосы Адияля и гриву коня.

– Господин Адияль! Гонец принёс известие… Мне очень жаль… – встретил офицера стражник у ворот небольшого каменного сооружения – поместья офицера.

– Милсдарь! Мы получили гонца! Что стряслось? Как же вы? – спотыкаясь, спросил подбегающий конюх.

– Оставьте меня. Не впускать никого. Лисан дома?

– Да, господин, – хором ответили прислужники.

– Ясно. Исполнять, – приказал Адияль.

Поместье выглядело роскошно. Всюду висели знамена с золотыми львами. Во дворе дома словно лабиринтами росли кусты алых роз. Между ними красовались саженцы декоративных пихт. С крыши кирпичного цвета свисали виноградные лозы. Правда, сорт был из тех, который вовсе не даёт плоды, а лишь служит декорацией. На территории поместья стояла конюшня с тремя стойлами. Все три лошади были белого цвета в золотых конных доспехах с золочеными копытами. Вся территория поместья была ограждена серокаменной стеной.

– Эди? Боже… мне так жаль… мой ты мальчик…

– Ли… Мне так тяжело… Ли, прошу помоги… Ты всегда помогала…

– Эди… Иди ко мне… иди скорей.

Её руки охватили шею Адияля. Их губы соприкоснулись в нежном и страстном поцелуе. Нежные женские пальцы Лисан потянулись к застёжкам доспехов. Они падали с металлическим стуком об плитку пола. Адияль стянул платье с хрупких и аккуратных плеч возлюбленной и вёл губами по её ключице. Через мгновение вся их одежда валялась небрежно раскиданной по полу. Прикосновения их тел, их кожи будто бы способно было тут же восполнить утрату Адияля, восстановить, затянуть его тяжелейшие раны. Он даже почти мог испытать счастье лишь благодаря этой столько же кроткой, сколько и пылкой девушке с чёрными волосами и глубокими, словно океан, глазами.

– Эди, мне нужно тебе кое-что сказать… Кое-что очень важное… – начала Лисан, прервав продолжительное молчание после страстной любви.

– Ли, сейчас не время. Давай ещё немного насладимся этим моментом. Я не хочу и не могу возвращаться в реальность… Мне страшно… Очень страшно…

– Нет. Не перебивай. Это очень тяжело и для меня… Но так дальше быть не может… Я… я тороплюсь. Слышишь, да, мне нужно уехать. Навсегда.

Адияль замолчал. Его глаза пронзительно следили за каждым движением её губ. Губ, которые лишь минуту назад прикасались к его телу. Пульс замедлился настолько, настояние вообще способно у живого человека.

– Мы давали друг другу клятву. Помнишь? В нашу первую ночь. На горизонте горел закат. Лучи заходящего солнца падали на нас. Нам казалось, что счастье именно такое. Мы полюбили друг друга. Любим и сейчас. Мы дали клятву, что никогда не предадим друг друга. Мы клялись, что ничто и никогда не разрушит нашего счастья. – Глаза Адияля похолодели, сердце будто замерло, дыхание участилось, кожа побелела. – Адияль, я нарушила эту клятву… Нет, не перебивай. Я не чувствую, но в то же время… чувствую себя виноватой, хоть мне и тяжело это говорить. Я всё ещё люблю тебя. Но ты знаешь, что я так не могу. Ты не простишь меня, а я не смогу быть с тобой.

– Ли… Я прощу тебя… Не бросай меня! Я прощу всё, Ли! Я прощу, ведь люблю тебя. Мне всё равно, что ты нарушила… Да и какая разница, ведь, ведь… Прошу…

– Нет, Адияль, не обманывай себя, – перебила Лисан. Глаза её увлажнились: это были слезы разлуки и отчаяния. – Ведь тебе рядом со мной не будет лучше…-Было и что-то в её глазах уже иное. Какими бы бездонными они ни казались, чувства, утоенные в них рвались наружу. Кричали, бились в исступлении, но не могли выказать себя. И всё равно чувствовалась ложь, тайна, такая глубокая и страшная, что произнести её было невозможно.

– Прошу… Ты же знаешь, я не справлюсь с этой болью сам… – с дрожью в голосе промолвил Адияль. Руки его, держащие бедро Лисан, охолодели – нет, окоченели.

– Прости, но я тоже не справлюсь… Прощай. Эди, я… Люблю… нет, всё: конец и кончено! Ясно! Ненавидь меня отныне адской злобой, но так будет правильно…

Лисан поцеловала холодный лоб Адияля, присела на кровать, а затем встала. Её прекрасное тело рисовалось в глазах офицера последний раз.

– Неужели ты оставляешь меня… сейчас? – спросил абсолютно холодным голосом Леонель. – Я тебя не понимаю… Скажи, что я мёртв!

Она лишь заплакала в ту же секунду навзрыд, подняла платье, оделась, едва поднимая её с пола дрожащими от исступления руками, и ушла. Леонель уже не слышал закрытия двери. Его сердце замёрзло. В душе осталось лишь отчаяние, боль и ярость.

Он резко вскочил с постели и начал метать мебель, стойки для доспехов, посуду. Он разносил всё без разбора. Подошёл к стойке с парадным мундиром, который подарила ему Лисан. Разорвал в клочья эти венгерку и рейтузы. Поднял стойку и бросил её, не глядя. Злость затуманила его взгляд. Тяжёлая деревянная стойка разбила стекло. Она упала прямо перед лицом конюха, сидящего на скамье рядом с конюшнями. Всё, что происходило в данное мгновение, в этом доме казалось нереальным, чуждым самой природе, но сути это не меняло.

Раздался душераздирающий вопль. Он был настолько звонкий и гулкий, что все птицы в округе улетели, а кобылы, запряженные к мимо проезжающей карете, со страху рванули по полям.

– Что ж ты будешь делать… Твою ж мать… Эу, кучер! Давай-ка ты коней контролируй, – буркнул сидящий в карете полутемнокожий мужчина с чёрными длинными кучерявыми волосами. Он был в изящном военном мундире.

– Извините, господин Дебелдон. Кони испугались. Подъехали мы.

Кучер открыл дверцу кареты. Гость брезгливо, избегая грязных луж, выпрыгнул, скорчив такую морду, что можно было подумать, труп увидел пред собой.

– Господин Дебелдон, у нас строгий приказ не пропускать никого. Даже вас, – встретил его стражник.

– Вильям, ты белены объелся? Да чтобы меня Адияль не желал видеть? Давай-ка без глупостей. – Проигнорировав выставленную алебарду стражника, он направился к дому.

Дебелдон сделал несколько стуков в дверь.

Молчание.

Он постучал громче и чаще.

Нет ответа.