– Затонул! – поддержал егоТимофей. – Этот подлец его аккуратно пропорол и залепил. Мы ничего не заметили и сели. Корма была как раз на земле. А когда отплыли подальше, и стало по-настоящему глубоко, тут «рана» и открылась. Ты подумай, какая гнида! Ни собак, ни каяка, ничего! Эта падла…
– Тимка, кончай лаяться при ребёнке. Но по существу ты прав. Он очень дотошный тип. Он не просто каяк в негодность привёл. Он хотел, чтоб мы утонули. А мы, назло врагам и моржам…
– А вот и нет, Кирилл, моржи-то нам как раз помогли! Лиза, ты слушай, – Тимофей оживлённо пререхватил инициативу. – Понимаешь, мы сначала, верно, очутились в воде. Чуть не потопли и не замёрзли! Потом выбрались на лёд и поползли – иначе там двигаться невозможно. А нашу льдину к берегу и прибило! И вот мы – трое полудохлых утопленников, мокрых и дрожащих на ледяном ветру, кое-как добрались до первого укрытия, сняли все, отжали одежду, подстелили под себя, укрылись и постарались согреть друг друга. И хоть спать было нельзя…
– Тим, я думаю, мы могли запросто не проснуться, – бросил Петя и засмеялся.
– Ну и юмор у тебя, Рыжий! – Лиза щёлкнула его по лбу.
– А ты представь, мы забрались на каменный язык с выемкой в середине. Он нас укрыл от ветра, а сверху нависал козырёк. Это с которого на нас потом Лёшка свалился, – снова вступил Тимофей. – Ну, мы уговаривали друг дружку не спать, а то замёрзнем. И тут же вырубились – мы ж все после болезни… В общем, повторяю, задрыхли.
– И вот просыпаюсь я: что-то мне ещё сниться – понять не могу, где сон – где явь. Только чую – тепло как в бане! Ну, думаю, или это сон, или я, верно, на том свете. Вопрос теперь только – где? До рая я не дорос, для ада мало печёт. Зато чистилище в самый раз. Жуткая вонь!
– Лизок, а это моржи! Вокруг сплошные моржи! Толстые бестии спят и храпят. От их дыхания, от круглых туш температура словно в Крыму, – подхватил тему Кирилл. – Тимка меня растолкал, мы с ним осмотрелись и угнездились поудобней. Петьку даже раскрыли, чтобы тряпки посохли, и с чистой совестью снова немедленно уснули. Это нам, не иначе, и правда, сам Нептун подсобил. Укрытие оказалось как на заказ. Тепло! Для моржей слишком высоко, по крайней мере для одного «слоя» зверей. Мало того – к тому ж под крышей.
Все загомонили, поохали, байки о моржах сменялись воспоминаниями о пережитом и шутками. Снова заварили чайку и выпили по кружке. И тогда Петя сказал.
– Теперь Тимоша, давай про «кровавый» снег. Вот был номер! Среди белого поля пятно красного цвета, а посерёдке я. С рук течёт… кап-кап-кап! Что твой убивец – жертву только что укокошил, закопал, а лапы в кровище!
– Верно, я давно обещал. Должен вас разочаровать, ребята. Зрелище экзотическое, объяснение – обыденное. Это снежная водоросль. Она бывает разная – зелёная, оранжевая и красная всех оттенков, от розового до кроваво-красного и тёмно-малиного цветов.
На крыльце неуверненно гавкнула собака, откликнулась другая -громче, и все обернулись к дверям.
– Не беспокойтесь. Они зверя чуют или птицу ночную, – пожал плечами Лёша, – Лиза, ты что-то хотела сказать?
– Конечно. Тим, ничего себе обыденность! Ты вдумайся, что ты сам сказал! Снежная! Водоросль! Разве в снегу вообще растения живут? А водоросли, извини мою медицинскую безграмотность в вопросах ботаники… Так вот водоросли, они вроде в воде должны обитать? -Лиза как всегда отнеслась с живейшим вниманием к разговором о полярной природе.
– Нет, это я так. Не всем же интересно, Лизок. Организмы в самом деле диковенные – это шарики, заполненные хлорофилловой протоплазмой и красящим веществом.
– А что они там жрут, в снегу? – поинтересовался Петрусь.
– Вопрос законный. Они питаются растворённой в снегу углекислотой, минеральными и органическими частицами, сдуваемыми ветром со скал, даже… метеоритной пылью! Что касается воды, то снег на солнце всё время подтаивает – вот тебе и вода. Они и размножаются тоже необычно. Шарики увеличиваются и превращаюся в яички, из которых выпячивается жгутик. Тогда они переходят в стадию бродяжек… – Тима постепенно увлёкся.
– Издеваешься, да? Я, конечно, юрист, «академиев темерязисских не кончал», но растения точно не ходят! – удивился Петя.
– Ты сначала диплом защити, «юрист»! – усмехнулся Кирил, – а то перед самыми госэкзаменами ушёл в «академ».
– Кирилл Игнатьевич, как только вернёмся! Я ж обещал! – покраснел парень, не любивший, когда при Лизе говорили о его подвигах в последнее время.
Собаки на улице залились не на шутку, но собеседники, занятые разговором на этот раз не обратили на них внимания.
– Чего ты на Синичку накинулся? Можно подумать, сам сразу сорокалетним родился! – заступился за Петю Решевский. – Слышь Петь, растения разные бывают. Эти так себя ведут, что не только юрист, но и биолог с трудом вспоминает, что они не животные. «Бродяжки» – значит бродят, движутся в поисках благоприятной среды, расползаются постепенно. Поэтому ты видел пятно. Вот так. Давай я тебе ещё два слова скажу про парнички, и на этом кончим. Я, видишь, тоже Кирилла хочу спросить. Любопытство заело.
– Как ты сказал – парнички? Я начинаю понимать! – откликнулся Кирилл.
– Зато я не понимаю ничего. Какие парнички? – спросила Лиза.
– По дороге был ещё один фокус. Пришла весна. Но полярная! И вот на обтаявших склонах – чуть-чуть зеленеет. А вокруг по долинам белым бело, лежит толстым слоем снег. Но однажды Тима случайно проломил плотнющую корку. А под ней – цветник! Маки расцвели, представляешь? Мы его сейчас вспоминаем. И парник – удачное слово, – объяснил дочке Бисер.
– Правильно, там под снегом возник именно своеобразный парник. Корка фирна защищает растения сверху. Снизу должны быть рыхлые минеральные отложения и какое-нибудь удобрение – птичий помёт, например. А в Арктике через атмосферу и снежный покров передаётся на землю огромное количество солнечного тепла. Температура стоит ниже нуля, но всё равно остров служит этаким аккумулятором. Когда все эти факторы складываются вместе, получается, как в теплице. То есть нагретая подкладка – скажем, базальты – вызывает быстрое таяние снега снизу, а фирн работает как стекло. Ну что Пётр, я ответил?
Петя кивнул. Лиза молчала. Её оживление погасло. Все остальные тоже как-то притихли. Надо было возвращаться к тревожной реальности. Думать о том, что им всем грозит.
– Кира, – первым нарушил молчание Решевский, – расскажи нам, что мы не знаем.
– Да, Кирилл Игнатьевич! Когда вы нашли скалу, то сказали – все приметы здесь сошлись! Но ничего не объяснили.
– Правда. Ну, приготовтесь, я буду читать стихи, – Кирилл улыбнулся, увидев недоумевающие физиономиии слушателей, и добавил. – В последнем конверте кроме карты вот что ещё лежало. Он откашлялся и произнёс:
Я синица. Гнезда не вью,
Но пою – не чета соловью,
А ключ тебе отдаю.
Ищи скалу на белом молу,
И белый знак на полу.
Скала как птица!
Ищи синицу! Ищи стрелу!
– А затем так примерно: «Видишь, можем, если захотим, не хуже Катьки». Впрочем, это уже не важно, – оборвал он себя.
– Папа, ты мне только про скалу сказал. Остальное слышу впервые. А вы, ребята?
– Они тоже. Я в то время старался быть осторожным. Текст выучил и сжёг сам листок. Но подожди, это не всё. Андрей Катю попросил написать песню. Он сказал – это очень важно. И велел включить несколько слов. Я сейчас вам тоже… а позже эти слова отдельно… уже потом… – Кирилл заговорил сбивчиво, заметно волнуясь. Лиза встала, подошла к нему и взяла его за руку.
– Папа?
– Да, девочка… ничего. Ну слушайте.
Зелёный и розовый снег.
Нет, зелень под северным снегом!
Как сон, как борьба оберегов, Как век.
Ищи на снегу, что в крови,
Под снегом ищи, среди маков.
И он не всегда одинаков!
Но больше меня не зови.
Меж розовых чаек, что встретить не чаешь,