Нечто большее

– Спешу вас обрадовать: ежели мы попаданцы, значит, домой не скоро попадём, – я вспомнила о своём порезе и присела на землю. Прилепив к ране салфетку, вновь побрела по густому лесу за остальными.

Местное солнце шло на закат, мы упрямо тащились по зарослям в поисках укрытия подальше от сражения. Не хотелось кормить собой комаров и неизвестных зверей. Разговаривать тоже не особо хотелось. Прежде чем обсуждать, что с нами произошло, надо это осознать, принять, переварить.

Мышке было грустнее всего: она не обнаружила в кармане любимый гаджет и вместо него вертела в руках несчастную тарелку.

– Протри её, что ли, хозяюшка, – проворчал Сват, чтобы нарушить тишину и наше усталое сопение. Ходьба по лесу раньше была моим любимым занятием, а сейчас казалась изнурительной.

На удивление, вместо обычного подросткового протеста Мышка достала из кармана салфетку с логотипом уличного фастфуда и стала натирать посудинку, пока та не превратилась в простенькое старинное блюдце.

– Какой-никакой, а сувенир… Но взамен наших клинков – как-то несправедливо, – стараясь не прерывать лесной гомон птиц над головами, сказала Рысь. И тут же нараспев произнесла: – Ой, я свёрток забыла, ой-ой-оюшки! Ах, конечно нет, ведь вот же он – незабываемый!

Неприметный свёрток чудесным образом оказался под рукой девушки, и она прорычала:

– Что ты такое?

Барс, как и все, кроме Алена, обновкой был недоволен. Но вдруг остановился, снял свои берцы, молча и решительно обул странные ботинки.

– Как ощущения? – стараясь не хромать, спросила я. Барс снова промолчал, видимо, погружаясь в эти самые ощущения. Сзади к нему подкрадывался Ален, показывая палец у рта.

Я пожала плечами, мол, не участвую в ваших играх, и отошла. Барс захотел обернуться, но сзади быстро раздался хлопок большой ладонью по его плечу, и сразу – звук падения. Ни шагов, ни паузы. Обернувшись, я увидела сидящего в папоротнике и ничего не успевшего понять мощного Алена и разводящего руками худощавого Барса – сам полез, я не виноват.

– Это… как ты меня?.. – вставая, спросил Ален.

– Большой шкаф громче падает, – усмехнулся Барс, и мелкие морщинки показались у его глаз. Приёмов он знал много и сейчас как-то странно посматривал на свою обувку. – А знаете, что? Предложение есть: вы пока экономьте силы, а я бегом смотаюсь на разведку, что тут в округе находится.

– Тогда я с тобой, – вызвался Шура. – Убежим, если что. Я лёгкой атлетикой занимался.

– А я – котлетикой! – Ален согнул руку, показывая мощный бицепс. – Опасно же одному.

Барс по-особенному выразительно посмотрел на обоих и… был таков. Мы обречённо устроили привал без костра.

– Как он исчез так быстро? Странно, – нахмурилась Рысь, глядя вслед Барсу, и вновь обратила внимание на Шуру. – А ты-то куда, певец-атлет? Пой, что ли, медведей распугивай, если они тут есть.

– Опять она на меня наезжает, влюбилась, что ли… – Шура не успел договорить, как в лицо ему прилетел тот самый свёрток. Незабываемый.

Сумерки наступали на нас тяжёлым сапогом, дневные птицы прятались по гнёздам, становилось прохладно. Всё, в том числе и наша кожа, приобретало сизый цвет. Радостью было отсутствие комаров. В чернеющих силуэтах деревьев мерещились мифические лица. Где-то вдали заливался соловей – почти как дома.

– Домой хочу… – заныла Машка-Мышка и плюхнулась на камень. Рысь подсела к ней и молча погладила. Ален и Сват, тихо переговариваясь, бродили по округе в поисках еды, хотя бы ягод. Шура тихо выводил казачьи песни – он часто их пел в учебных заведениях. Некстати стал накрапывать дождь. Но воздух был упоительным, сладким, каким-то питательным. Таким он бывает в безлюдных местах, где властвует природа. Странно, но чувствовалось во всём этом суровом окружении что-то такое… своё.

Я повертела папку в руках и вновь убедилась, что она не открывается ни с какой стороны. Нет, всё-таки ножом не вспороть. Рысь тоскливо смотрела на меня, наблюдая басню «Мартышка и очки».

Идиллию прервал незаметно пришедший, весь мокрый и в репьях Барс. И как мы не услышали его до последнего момента?! Все вопросительно уставились на него.

– Там есть избушка, – он шумно выдохнул, уставившись вниз, на мыски новой-старой обувки, и перекинул свои берцы через плечо. – Избушка, говорю, нормальная! Пошли.

– Информативно, – задумчиво пробасил Ален, очищая какой-то прутик. – А кто там живёт? Или уже никто после твоих бросков?

– Ха, юморит он, – Сват повесил на пояс мини-топорик и оглянулся на нас. – Ну, чего сидим? Хотим кукушку свою под крышей сушить, или она улетела уже?

Мы с недоверием последовали за старшими товарищами. Следовать пришлось ещё километров десять, пока не показался неприметный низкий и ветхий домик из брёвен, не внушающий никакой сухости, тепла и доверия.

– Удобно ли тебе в модных подкрадулях, дорогой Барсуля? – начал издалека Ален, подходя к нашему боевых дел мастеру.

– Хочешь, сам примерь, – спокойствие Барса вызывало у меня восторг. – Раз уж мы неизвестно куда попали, что ж теперь, будем выживать, как получится. А позывной не искажай.

– Не то! Не то ты его спрашиваешь! – вмешалась Рысь и вдруг запнулась.

– Короче, Барс, показывай лайфхак, как ты всю округу на таком расстоянии быстро обследовал и избушку нашёл! – потребовал Шура и случайно тренькнул гуслями. – Тьфу, ещё и расстроенные достались.

– Это вы узнаете завтра, – Барс скромно улыбнулся и бесшумно зашёл в сени.

Продолжало темнеть. Фонарик решено было экономить, так что пришлось довериться сумеркам и госпоже судьбе.

Глава 4. Кото Лизатор

Мы двигались в потёмках обветшалого жилища. Непонимание и неизвестность, похоже, скоро войдут у нас в привычку.

Безмолвно мёртвая и гнилая изба словно оживала. Казалось, что-то в ней наблюдает за нами, а брёвна становятся свежее, дом будто выпрямляется и расширяется.

– Кто здесь? – Рысь отодвинула кусок паутины, висящий на косяке входной двери. Мышка шла за ней, нервно бормоча:

– Что за кринж, отписка, я на такое не соглашалась.

– Ага, и дизлайк, Машуль. Всем тут не сахар, – прошептала я и нырнула в темноту перед ними, выставив тяжёлую папку как щит.

Пахло уже не сыростью, а соломой и деревом. Интерьер избы был, судя по всему, не зажиточным. Я нашла самое главное – печь. Зацепила ногой какой-то черенок, и на пол с угрожающим бряканьем упал ухват – горшки в печь ставить. Тут же почудилось, как что-то небольшое и чёрное быстро пробежало мимо.

– Если здесь крысы, мы отсюда уходим, – вздохнула Рысь. В тоне её слышалась раздражающая безоговорочность.

– Не-а, мы их пугаем и спим, – улыбаясь, возразила я и почувствовала в темноте её взгляд – то ли укоряющий, то ли неприятно удивлённый. Казалось, раздражение становится взаимным.

– Не-а, мы их едим, спим и уходим, – передразнил Шура.

– Разрядил, блин, обстановку… – захихикал Сват, разжигая щепу найденным кресалом и кремнем. – Да будет свет! Не суетитесь вы без надобности.

– А когда суетиться? – обозлилась на всё и вся Рысь.

– Если суетиться тогда, когда это не нужно, – не останется сил суетиться тогда, когда нужно! – отрезал казак.

– Живой огонь. Настоящий, – обрадовалась я разгорающимся щепкам, но никто не понял или не поддержал мой порыв. А мне думалось всего лишь о зажжённом не зажигалками и не спичками огне.

«Что ж. Оказаться не пойми где с малознакомыми людьми – стресс для каждого из нас».

В избушке когда-то пытался задержаться порядок, но время делало своё коварное дело – везде царили пыль и паутина. У меня вдруг открылось второе дыхание: видимо, адреналина после произошедшего в крови ещё хватало, да и жалко было заросший домик. Пока народ думал, кто как расположится на ночлег, я нашла у печки веник и, почти наощупь, стала аккуратно собирать паутину и сметать старую жухлую листву. Быстро вытряхнула маленькие коврики. Дом продолжал наблюдать за каждым движением.

«Зачем я это делаю? Кому-то понравиться хочу? Зачем? Кому не нравлюсь – тем и не понравлюсь. А кому нравлюсь, тем и стараться понравиться не надо. Эх. Как хочется домой! Так, не раскисаем. Может, это всё сон, чей-то научно-психологический эксперимент с веществами… или шоу со скрытой камерой…»

Пытаясь унять тревожность, я продолжала вечернюю уборку. Услышала ручей недалеко от избы, набрала воды в найденный на печи горшок, притащила в избу. Нашла в кармане конфетку, подумала, что это нас от голода не спасёт, и положила её на старый сундук в углу избы. Зачем-то помахала в тёмный угол – невидимой камере.