Просроченная

– Оно единственное, Ангус, потому, что больше я не хочу видеть тебя у себя в клиентах. Я не буду спать с тобой за деньги.

– Что насчет настоящих отношений?

– Я не буду встречаться с тем, кто был моим клиентом. Извини.

Я удаляю его номер из списка контактов и блокирую. Так будет лучше для пробуждающихся во мне чувств и для его бушующих эмоций. Да, так будет лучше.

Я прихожу домой и снимаю с себя одежду. Из джинс выпадает бумажка.

«Позвони, если я тебе интересен (А я тебе интересен) Бен»

Неугомонный рыжий парень. Я кладу эту записку на стол в прихожей, а сама иду к миске Дастина. Он подбегает и начинает тереться об ногу.

– Пушистый засранец, – я присаживаюсь и целую кота, в свою очередь он мурлычет мне в ответ. Я насыпаю ему корм и ухожу из кухни, захватывая записку с номером.

Я поглядываю на нее с периодичностью раза три в минуту и все же решаюсь позвонить.

– Алло? Кто это?

– Девушка из автобуса.

– Нил? Вот так сюрприз, – смеется. – Я был уверен, что ты позвонишь.

– Ты просто уверен в себе.

– Возможно. Как насчет погулять?

– Где хочешь встретиться?

– Я могу приехать к твоему дому. Я видел, куда ты пошла после остановки.

– И ты это запомнил? – я улыбаюсь.

– Я уже надел штаны и пытаюсь застегнуть толстовку. Выходи через двадцать минут, будем гулять в парке.

Он кладет трубку, а я смотрю на только что стянутые с ног джинсы и поднимаю их.

Одевшись, я выхожу из дома и иду к остановке. Я не знаю, чего я ожидала от мужчины, приставшем в автобусе, но уж точно не того, что сама наберу его номер и буду ему названивать. Я бы назвала эту часть «Отчаяние», но какое может быть отчаяние после того, как мужчины платят деньги каждый день за секс со мной? Отчаяние в поиске? Отчаяние в любви? Отчаяние и отказ верить в саму себя?

На улице потеплело. Я снимаю с себя кардиган и продолжаю идти на встречу фигуре с рыжими волосами.

– Рад встрече, – подходит Бен и улыбается. – Еще раз.

– Куда мы пойдем? – я направляюсь в сторону парка и оборачиваюсь к нему. Он ухмыляется.

– Мне кажется, ты уже решила, куда мы идем.

В парке было необычно зелено и солнечно для начала весны. Снег лишь кое-где проглядывал сквозь позеленевшую траву. Мы садимся на лавочку, Бен поворачивается ко мне.

– Значит, Нил?

– Да. Нил, – я смотрю на его глаза. На них светит солнце, от чего становится виден узор на радужке глаз. Солнце показывает его веснушки, которыми был усыпан нос, немного лба и почти весь подбородок, они были невероятно яркими и крупными. Его нос был слегка вздернут вверх, на самом кончике.

Мы гуляем по парку, с периодичностью присаживаемся на лавочки.

– За последние лет восемь я тут ни разу не был, – задумчиво говорит Бен и осматривается. – Да, годы проходят, он так сильно изменился. Помню, как здесь стояли еще старые площадки для детей, а теперь… Все иначе. Откуда ты ехала сегодня утром?

– Крайне скучно и неинтересно, – я пытаюсь быстро придумать, чем я могла заниматься в восемь часов утра, но не могу придумать ни единой лжи. – А у тебя причина какая?

– С работы ехал. Ночью доставляю в магазины продукты. Считай, грузчик, – он смотрит на землю, а после поднимает взгляд и улыбается. – У тебя такие красивые волосы. Пышные, – он трогает прядку и смеется.

– Они столько пережили покрасок в черный цвет, но все равно мягкие, – я приглаживаю волосы и смотрю на мужчину. Ему лет тридцать, не больше. Руки, и правда, похожи на руки грузчика: все шершавые, грубые. У него были длинные толстые пальцы, на одном из которых было надето широкое кольцо.

– А натуральные какие?

– Мне кажется, светло-русые. Совершенно неинтересный и мышиный цвет. Давно ты грузчик?

– Да уж года два точно. Быстро втянулся, потому что крепким всегда был, а потом и работать стало совсем легко. Днем сплю, ночью живу, под рассвет доставляю еду, – он вновь смеется. – А у тебя что за работа?

– Все такая же скучная и крайне неинтересная, – я опять напрягаюсь и начинаю выдумывать от продавщицы до манекенщицы себе работу. – Официантка, а по ночам подрабатываю в баре, мешаю коктейли.

– И как мешается?

– Вечно бью посуду.

Мы встаем и начинаем бродить по парку. Обходим новые площадки для детей, смотрим на деревья, покрывающиеся листвой. Мы осматриваем парк и друг друга. Он смотрел на меня сзади, когда я слегка обгоняла его. Пытался разглядеть что-то в вырезе майки. Крайне долго смотрел мне в глаза. Он едва касался моей руки и следил за реакцией. А я знала, чего он ждет, и поэтому не сжимала его ладонь.

Наступает обед, в парке люди расходятся по домам. Мы остаемся почти наедине. Воспоминания об Ангусе сопровождают меня все то время, пока мы сидим на лавочке или бродим вокруг детских площадок. Мне просто хотелось уже забыть или притупить те чувства, которые начинали проявляться сквозь годы работы в Доме.

И тут Бен меня спрашивает:

– Ты живешь неподалеку? Я так проголодался.

Я рефлекторно облизываю губы и улыбаюсь.

– Да, я живу за парком. Последняя остановка на троллейбусе. Я могу нарезать тебе салат или сделать яичницу. На большее я не способна.

– Я обожаю яичницу, – он ухмыляется и все-таки берет меня за руку. Мы идем вместе до моего дома.

Поднимаясь на этаж на лифте, он чмокает меня в губы и начинает сильно извиняться за это. На что я лишь целую его в ответ.

Его руки начинали обхватывать мое тело сразу же, как он вошел в квартиру. Без какой-то яичницы или салата. Мы оба знали, зачем пришли. Он стаскивает с меня толстовку и останавливается.

– Если я продолжу, это будет считаться за домогательство? – он целует меня.

– А здесь есть те, кто против? – я опускаюсь к его штанам и стаскиваю их с него прямо в прихожей.

Его ноги были слегка полноваты, как и он сам, но это ничуть не мешало выглядеть ему сексуально. Он схватывает меня за руку и тянет в спальню.