Я поднял на него глаза. Встретив его светлый взгляд, пожал плечами.
– Мне ты можешь сказать.
Я покачал головой, собираясь уйти, но он придержал меня за руку. Я вздрогнул – давно человек не касался меня. И его прикосновение показалось мне очень сильным, быть может, оттого, что я сам был слаб. Быть может, он просто и есть сильный человек.
– Я видел и не таких, как ты, и горе у них было больше, и проклинали они себя больше, и несли большую ношу. От самопроклятий нет добра, и нет смысла, и нет пользы миру. Почему ты гонишь себя?
Я молчал, глядя ему в лицо. Оно было мягким и добрым, но голос, лившийся откуда-то из недр, звучал властно и сильно, будто не было сомнений в этом человеке, спасшем меня.
– Если ты боишься сделать мне дурно, не бойся. Я постараюсь справиться с этим с божьей помощью. Плохое липнет к тем, кто сам в себе носит плохое. Позволь нам помочь тебе.
– Я проклят молчать, я перенес много страданий, я не хотел причинять страдания близким, – сказал я тихо, боясь, что тот, кто исполняет злой рок, нависший надо мной, услышит и сотворит что-то плохое. Да и голос мой был слабым, безвольным, уставшим.
Подул сильный ветер. «Ну вот, сейчас что-то и произойдет», – подумал я. Но Константин даже в лице не изменился. Точнее, оно вдруг стало одухотвореннее, возвышеннее, я мог бы сказать безбрежнее, если бы это описание было уместно для человека.
– Вот видишь, – ответил он, когда ветер утих и ничего не произошло.
– Как? – удивился я и прижал руку к губам, ожидая, что вот после этой фразы уж точно что-то произойдет. Но было тихо.
– А ты не думал, что все, что случалось с тобой, вело тебя именно сюда?
– Тогда было слишком страшно для того, чтобы задумываться о том, что это для чего-то нужно. Я много раз думал, что все это только страшное совпадение. Совпадение таких вещей, которые странным образом подействовали на меня. Несколько лет подряд, перед тем сном, мне являлись зловещие знаки и предзнаменования, так что я как-то с легкостью поверил во все это. Если честно, я давно хотел уйти от той жизни…
Я так много слов сказал за раз, что у меня с непривычки пересохло горло. Вдруг заурчало в желудке, и я понял, что до ужаса хочу есть.
– Тебе пока нельзя твердую пищу. Я сделаю тебе овощной сок, – Константин наклонился и поднял с земли корзинку, полную зелени и каких-то мелких корнеплодов, вроде редиски. И мы пошли к его дому. Константин достал из шкафчика блендер и перехватил мой удивленный вид.
– А как ты думал, я тебе сок буду делать? – усмехнулся он. – Мы не настолько отсталые, и не такая уж у нас глухая деревня, чтобы не пользоваться техникой.
Я немного смутился, ведь и вправду подумал, что попал в глубокую глухомань. Да и по правде говоря, был уверен, что по-настоящему духовные люди техникой не пользуются, наверное, я их представлял окончательно оторванными от материального мира, слишком возвышенными, живущими в замкнутом мире религиозности.
– А у вас и смартфон есть? – спросил я.
– Есть, – радостно ответил он. – В деревне тоже есть, но мало у кого. Там в основном старики, им это не нужно. А кто помоложе, те обзавелись техникой. Телевизоры, телефоны, всякая кухонная утварь…
– И много жителей в деревне?
– Не особо. Домов шесть в ближайшей. И в той, что чуть дальше, еще домов десять. В общем, конечно, не самые маленькие, но жителей, сказал бы, что немного. Лет пять назад раза в два было больше. Старики умирают, дети уезжают в город. Учатся здесь до десятого класса и поступают в город на специальность. Возвращаются единицы. Очень редко. Да и понятно, что им тут делать?
– Здесь есть школа?
– Нет, там, еще дальше, есть деревня побольше, там специально дом под школу построили, приезжает учитель из города на учебный год. Дети со всех соседних деревень приходят, – сказал Константин и поставил передо мной на стол небольшой стакан зелено-бурой жидкости. На вид она могла показаться весьма противной, но это было лучшее, что я пил за последние пять лет.
– Не спеши, – предупредил меня мой новый друг, – твой организм только привыкает к еде. Тебе стоит еще отдохнуть. Приглашаю тебя сюда на обед к четырем часам, хочу услышать твою историю.
Я утвердительно качнул головой, поблагодарил его за все, что он сделал для меня, и отправился в ту комнатку, в которой сегодня проснулся. Усталость навалилась на меня, я плюхнулся на перину и провалился в сон.
*
Я прожил у Константина несколько дней, не отходя далеко от дома, понемногу восстанавливая силы и по мере своих возможностей помогая по хозяйству. Я вел себя как затворник и дикарь: все еще боялся людей и прятался от них в своей каморке. За время скитаний я совершенно отвык от людей, много думал о давнишнем сне, пытался разобраться. С настоятелем ничего ведь не случилось. Возможно, все это я себе напридумал. Но я не желал признаваться в том, что пять лет назад совершил глупость, уйдя куда глаза глядят. Кто вообще в здравом уме так сделает?
И вот вдруг Константин подошел ко мне и сказал:
– Собирайся, пойдем в деревню. Есть дело.
Мой мозг на секунду запротестовал, но интонация Константина была такой, что я просто не смог выдавить из себя возражений – почему-то было страшно. Не могу сказать, что он злился, он просто был серьезным. И эта серьезность заставляла уважать, благоговеть и не противиться ему. Возможно, действительно произошло что-то важное. И сегодня вопреки моему желанию мне придется встретиться с людьми. Я лишь молча кивнул в ответ.
Мы вышли с самого утра, пока еще не жгло нещадное солнце. Я все еще ходил с тростью. Константин бодро шагал чуть впереди, я хоть и медленно, но уже более-менее уверенно, шел позади. Путь оказался недолгим, всего каких-то пятнадцать минут ходьбы, и мы оказались на окраине деревни. На немногочисленных участках жизнь кипела вовсю. Жители приветствовали Константина, лишь завидев его. Он желал доброго утра и здравия в ответ, широко улыбался каждому. Я же, насупившись, опустил глаза в землю, съежился, постарался быть как можно меньше и незаметнее. Мы прошли мимо домов и отправились чуть дальше. Там, на отшибе, стоял еще один домик. Мы завернули туда. Константин сам открыл калитку, мы вошли во двор.
– Ох, сыночки мои пришли, – откуда-то радостно залепетала старушка, вскоре я увидел очень старенькую бабушку, медленно выходящую на приступок возле дома. По ее движениям руками я понял, что она была почти слепая.
– Здравствуй, Алевтина.
Старушка замерла, будто прислушиваясь, пожевала губы и вдруг ответила:
– Ничего не услыхала, что ты говоришь, сыночек, но и тебе здравствуй. Привел помощника?
– Да, недавно появился у меня.
– А… То чую – нездешний, – проворковала бабуля, – струменты там, – махнула она рукой в сторону покосившегося сарая. – Скоро молока вам принесу.
Константин кивнул, а бабуля посмотрела на него замутненными невидящими глазами, заулыбалась и неспешно пошла в дом, держась за стену.
– Поможем Алевтине с забором, надо будет установить новые опоры. Там не так уж и много, до обеда справимся. Сама не может, а соседи не помогают.
– Почему соседи не помогают?
– Боятся…
– Чего им бояться старушки?
– Лучше тебе самому у нее спросить.
Я смутился. Меньше всего мне хотелось говорить с кем-то кроме Константина.
– Она совсем незрячая и неслышащая?
– Я бы так не сказал, – туманно ответил Константин. – Это она только с виду может показаться такой, но слышит и видит то, чего обычными органами чувств не увидишь и не услышишь.
– Ты веришь в это? Она как экстрасенс?
– В этом мире всему есть место, – Константин снова туманно ушел от ответа, и мы принялись за работу.
Мы закончили, когда солнце уже начало припекать. Ужасно хотелось пить, пот тек ручьем. Я отошел на метр и поймал себя на том, что любуюсь проделанной работой.
– Хорошо поработали, – сказал Константин, вытирая пот со лба рукавом. – Завтра с утра пораньше зайдем, покрасим еще. У меня как раз осталась банка краски, должно хватить.
Как раз и Алевтина вышла из дома, неся в руках глиняный кувшин. Я отметил, что никогда вживую не видел таких кувшинов, только в фильмах. Константин поблагодарил, взял из ее рук кувшин и отпил. Он передал кувшин мне, и я с наслаждением тоже отпил из него.