Люди

– Может, еще из колодца хотите освежиться?

Константин кивнул, и бабуля повела нас во двор. Там мы достали из колодца ледяной воды и стали пить и умываться.

Алевтина стояла рядом и вдруг ни с того ни с сего обратилась ко мне.

– Какой худенький, – пролепетала она, чуть не хватаясь за голову, помолчала и добавила: – Ты что-то спросить у меня хотел?

Я посмотрел на Константина, тот кивнул, и я осмелился с ней заговорить.

– Отец Константин мне сказал, что вас боятся жители деревни. А почему?

И вдруг с крыши дома съехал шифер и с диким грохотом приземлился на землю, чуть не убив кошку. Кошка закричала, зашипела и пулей исчезла за только что поставленным забором.

Бабуля вдруг засмеялась и театрально вскинула руки:

– Ах, чуть Мурку не забило!

– Алевтина, починим все, – успокоил ее Константин.

Бабуля только отмахнулась от него и повернулась ко мне.

– Почему меня боятся? А я правду им всегда говорю, а правду мало кто любит. Вот только Костя и любит. Кто ж из них хочет неприятное о себе слушать, коли много неприятного в себе носит? Да, я тоже не ангел, но вижу дальше своего носа. А насчет шифера: тебе, худеньки мальчик, нужно то, что ты в храме нашем почуял, в душе своей всегда носить – и перестанешь молчать ртом, коли станешь молчать нутром. Не проклятие это, а наставление.

Я удивился, что Алевтина знает про храм и про мое проклятье молчать. Но прав Константин, что эта бабушка видит и слышит больше обычных людей, имеющих и зрение, и слух. Я с трудом понимал, каким образом перенести то ощущение из церкви в свое нутро. Как церковь переместить в свое тело?

– Костя тебе все расскажет, не переживай, – утешила меня Алевтина.

Я мысленно поблагодарил ее, она, будто услышав, улыбнулась мне в ответ. Чуть кошку ее не убил. Пока все не так плохо, из живых никто сильно не пострадал.

Мы возвращались, шли как-то быстрее. У меня будто прибавилось сил – помогли бабушке, сделали доброе дело, как-то приятнее на душе стало. К тому же появилась надежда избавиться от терзающего меня проклятья. Метод мне казался сомнительным, но выбирать не приходилось. Да и не так уж я и удивился после всех моих испытаний. Я будто разучился удивляться.

– Почему же при тебе, Константин, не происходит ничего плохого, но происходит, если рядом посторонний, обычный человек?

– Все сложнее, чем я думал, – он почесал черную бороду. – Я внутренне молюсь каждую секунду, даже когда разговариваю с тобой. Это не молитва словами – это внутреннее состояние. Возможно, оно как-то воздействует и на твое расхлябанное, суетливое, болтливое, безостановочно горюющее, жалеющее себя. Тебе придется много поразмышлять над своей прошлой жизнью и найти то, что могло привести тебя сюда. А главное – понять для чего. И исполнить это.

И с того времени я каждый день стал бывать в деревянном, простом снаружи, но не простом внутри храме. Я напитывался энергией, я сливался с ней, пытался понять, что это за энергия и откуда она берется. Я снова подолгу молчал, но молчал не только телом. Молчали и мои мысли, и мои чувства, и все мои желания. Это были самые лучшие моменты в моей жизни, моменты абсолютного и истинного существования. Я ощущал, как приятно делается моему нутру – это был Храм моей Души. Каждый день я словно рождался заново, напитывался живительной влагой, возрастал, снова учился мыслить, чувствовать, желать. Но не просто, но в соответствии с той энергией, что нисходила на меня из-под купола.

Я был на всех службах. Три года жизни с Константином изменили меня. Не то чтобы я был полным негодяем или отвязным преступником, но был я среднестатистическим серым человеком, не прислушивающимся к своему внутреннему голосу, забывшим, а то вовсе и не знавшим о путеводной звезде моего сердца. Серость моя была от незнания, сердечной черствости, глухоты к своим настоящим желаниям и желаниям окружающих. Я упорно пытался себя запихнуть в то окружение, в ту работу, в те рамки социальной жизни, которые считаются нормой. Но дух мой противился, я сам внутренне, втайне от своего бодрствующего тела противился выбранной жизни. И столько было знаков, и столько было распутий, на которых я выбирал не тот путь… И сколько встреч, сколько знакомств, сколько сущностных событий я упустил за то время, что был увлечен выстраиванием «правильной» жизни!

Я помогал местным, проводил много времени с Алевтиной. Бродил по лесу, собирал грибы, ягоды, помогал по хозяйству Константину, следовал за ним во всем, также расчищал снег, косил траву, даже помогал строить дом, но никогда не ходил в дальние деревни и не виделся с посторонними.

В один из осенних дней я проснулся с какой-то необычайной легкостью. Я точно знал, что мне нужно делать. Встал. Тело было легким, от немощности, с которой я здесь оказался, не осталось и следа. За три года произошло настоящее чудесное преображение. Я отправился к Алевтине и совершенно не удивился, когда увидел, что она ждет меня возле калитки. Ее тело казалось дряхлым, но за его края изливалась жизненная сила, бабушка словно светилась. Ко мне подбежала Мурка и стала тереться о ногу, я подхватил ее на руки и погладил.

– Ты как раз вовремя, сыночек, – радостно проворковала Алевтина, шепелявя.

– Почему вы меня ждали?

Я уже совершенно не задумывался, висел ли надо мной злой рок и причинит ли он кому вред. И вовсе позабыл о нем. Внутреннее я был спокоен, испытывал благоговение перед всем миром и в частности перед этой странной старушкой с кошкой Муркой.

– Нужно, чтобы ты пошел к отцу Константину и передал ему, что я уже, пускай готовится. Через два часа может забирать мое тело.

Я как-то похолодел. Не ожидал от старушки таких слов. Да и никогда не слышал, чтобы она называла Константина еще как-то, кроме как Костя.

– Чего пугаешься? – грозно спросила она. – Ничего страшного в этом нет. Пришел мой час, больше на этой земле нет повода мне быть. И о Мурке моей позаботься. Старая она уже стала. Скоро за мной пойдет.

Я кивнул.

– Помощь нужна какая?

– В этом деле человек точно не поможет, – старушка засмеялась, махнула мне рукой, развернулась и неспешно пошла в дом.

Я опустил Мурку на землю и пошел обратно. Кошка побежала следом.

Через два часа мы с Константином нашли старушку с легкой улыбкой, мирно уснувшую навсегда на своей кровати.

Мурка прожила со мной всю зиму, а ранней весной отправилась за своей хозяйкой Алевтиной. Мы со всеми почестями похоронили кошку. А на следующее утро я снова проснулся с ощущением знания, что именно мне нужно сделать. Я сразу отправился к Константину. Уверенность возросла во мне сразу, как только я увидел его. С этим человеком я могу уже спокойно разговаривать, не опасаясь, что буду выглядеть глупо или недостойно. Мы много прожили бок о бок, и я ощущал, что вот-вот произойдет что-то важное. Мы пожелали друг другу доброго утра.

– Помнится, ты говорил, что у тебя есть телефон. Могу ли я позвонить с него?

– Конечно, – кивнул он, смахивая метлой ночной снег со ступенек у своего дома. – Заходи, он там, на кухне. Звони.

Я разулся и зашел. Я вдруг вспомнил тот первый раз, когда я переступил этот порог, тогда это место мне показалось раем. Оно и сейчас имело мягкую, уютную, домашнюю атмосферу. Каждое помещение пропитывается своим человеком. И этот дом абсолютно принадлежал отцу Константину.

Я взял телефон и по памяти набрал номер. Раздались гудки. Я слегка удивился тому, что этот номер еще работает. Ответила женщина. Я молчал. Вдруг ком подкатил к горлу и не давал сказать ни слова.

– Сынок, это ты? – вдруг спросила женщина.

Это действительно была она, она не забыла меня.

– Возвращайся, мы ждем тебя.

На том конце послышались плач и всхлипывания. Я отключил вызов. Я не боялся сказать что-либо, ведь ощущал внутри себя что-то такое выросшее, созревшее, готовое к жизненным подвигам. Ничего бы не случилось, злой рок был побежден. Во мне восторжествовал порядок, мое внутреннее навостренное ухо стало воспринимать множество удивительных вещей, о которых я раньше даже и не подозревал. Природа указывала мне путь, я с жаждой ловил каждый знак, каждый момент, запоминал каждый миг своей жизни.

Вот и теперь я знал, что делать дальше.

За последний год я заработал сумму, достаточную на билет до дома. Расстояние оказалось приличным. На поезде мне предстояло ехать несколько суток.

С Константином мы прощались не долго, он с легкостью отпускал меня. И перед нашим расставанием я решился у него спросить:

– Почему ты оказался здесь, в этой глуши?

Он добродушно усмехнулся, возможно, этого вопроса он ждал от меня три года.

– Бежал от мира, так же, как и ты, – широко улыбаясь, он смотрел мне в глаза и ждал следующего вопроса, который застрял у меня на губах и не хотел с них срываться.

Через несколько нерешительных мгновений я все же заставил себя говорить:

– А ты на самом деле настоятель?