От неожиданности Костя остолбенел, но тут же нашёлся:
– Но вы сознаёте свою педагогическую ошибку?
– Костенька, ты выделяешься среди остальных ребят, ты гораздо умнее и начитанней…
– Поэтому мне можно ходить по классу, а им – нет? Поэтому вы их жёстко подавляете, верно?
– По-твоему, в школе не должно быть дисциплины? – уже другим тоном заговорила учительница.
– Это всё же школа, а не армия!
– Идите, Лазарев, идите…
* * *
Однажды Коновалова дала тему урока: «иллюстрация к книге или фильму». В конце занятия, как обычно, она подошла в первую очередь к Константину.
– Я наблюдала за тобой и видела, как ты увлечённо, не отрываясь, работал. Я специально не подходила к тебе, чтобы увидеть готовый рисунок. Наверное, меня ждёт сюрприз. Ну-ка, показывай! – сказала она дружелюбно, но, увидев его рисунок, нахмурилась.
На альбомном листе была изображена композиция: на переднем плане – обнажённый до пояса, израненный в кровь мужчина стоял у реки и мрачно взирал на воду. На другом берегу, на холме сидела женщина с распущенными каштановыми волосами до плеч и печально смотрела на мужчину. А у её ног лежала чёрно-белая пятнистая собака.
– Это из какого произведения? – спросила, помолчав, Ольга Герасимовна.
– Это неважно, – ответил ученик.
– Я тебя спрашиваю, это что, фильм?
– Фильм.
– Как он называется?
– Фильм называется «Жизнь», – ответил Костя с неохотой.
– Я о таком не слышала. Нарисовано очень хорошо, но я поставлю тебе не «пять», а «четыре», и сейчас объясню почему.
– Мне всё равно, что вы мне поставите.
– Лазарев, как ты разговариваешь с учителем! Я позвоню твоей бабушке!
– Звоните, кому хотите! Моя бабушка не предаст меня.
– Лазарев, что вы себе позволяете! – закричала она.
– Почему вы всё время кричите?!
– Я возмущена тобой, Лазарев! Посмотри, что рисуют твои товарищи: никто не нарисовал окровавленного человека! Это – призыв к жестокости!
– А если сама жизнь – жестокая?! Если душа у него изранена, может это, наоборот, – призыв к милосердию?!
– Это нелегко понять!
– Это вам нелегко понять. А если посмотреть на рисунок внимательно, умному человеку всё понятно: река разделяет героя с возлюбленной. Его душа кровоточит. Женщина тоже опечалена. И её единственный верный друг – это пёс.
– Об этом никто не догадается! Знаете, с такой фантазией…
– Вы говорите о жестокости… А что, по-вашему, её нет в жизни? Надо делать вид и играть в игры, как вы играете с нами? А может, не только с нами?.. С вами кто-то обошёлся жестоко, и теперь вы запрещаете дать товарищу ластик? Вымещаете свои обиды на школьниках. Это – не жестоко?
Коновалова побледнела и мрачно, не мигая, смотрела на Константина, а когда он закончил, сказала:
– Я не думала, Лазарев, что вы так испорчены в седьмом классе!
– Да, я испорчен, – признался Костя.
– Я понимала, Лазарев, многих… Тех, кого не понимали другие, кого не понимал никто! Ребят, кто сидели… И эти ребята под два метра ростом приходили потом ко мне и говорили спасибо. Я понимала многих, но вас, Лазарев, я не могу понять!..
Костя, недослушав, вышел из класса и решил больше не ходить на уроки рисования. Как решил – так и сделал.
* * *
Однажды он вышел из школы и увидел свою бабушку, ожидавшую его после уроков. Она была в шляпе, очках и кашемировом демисезонном пальто, с сумочкой. В свои годы бабушка очень неплохо выглядела: седых волос у неё было немного, она была бодра, активна и довольно энергична. Её визит в школу Костю не обрадовал.
– Ты чего припёрлась? Я же не в первом классе, а в седьмом как-никак! – завозмущался он.
– Костенька, я шла в магазин, взглянула на часы – как раз твои уроки заканчиваются, и решила зайти за тобой. Думала, сходим вместе, ты мне поможешь сумки донести, – слукавила бабушка.
– Ну ладно.
Дорогой бабушка сказала, что пока его ждала, встретила Ольгу Герасимовну.
– Зачем ты её обидел? – спросила бабушка нравоучительно.
Костя упрямо молчал, надеясь, что тема вскоре будет исчерпана. Но бабушка не унималась.
– Зачем ты обидел учительницу? Ведь она к тебе всей душой!..
– Ничем я её не обижал! – не выдержал Костя.
– Как не обижал? А кто нарисовал «сцену насилия» и «пропагандировал жестокость»? А потом нахамил ей? – бабушка строго посмотрела на внука через очки.
– Никто не хамил! Что она врёт! – огрызнулся подросток.
– Я «вру»? Так-так, Лазарев… Очень хорошо. Спасибо, спасибо тебе за всё! – Костя услышал знакомый голос и, обернувшись, увидел Коновалову в кожаных сапогах на высоком каблуке, в элегантном чёрном пальто, зелёном берете, с длинными серьгами в ушах. В руках она держала авоськи.
– Прекратите паясничать! – неожиданно для самого себя грубо бросил он учительнице.
Бабушка замерла на месте, а Коновалова изменилась в лице. В этот момент Косте показалось, что учительница ждала от него какой-нибудь дерзости и даже хотела её услышать…
– Что ты себе позволяешь! Немедленно извинись перед Ольгой Герасимовной! – приказала бабушка.