Смерть в саду

То, что Эдвард узнал от мистера Гудмана, дало ему пищу для размышлений. Дело обрастало новыми подробностями. Ситуация с завещанием и внезапная кончина Чарльза Далтона крайне все усложняла. Эдвард попытался разузнать об обстоятельствах его смерти у своего приятеля из Скотленд Ярда, Сэма Ридли. Но тот дал ему недостаточно сведений для того, чтобы пролить свет на это дело.

– Ты же понимаешь, Эд. Это конфиденциальная информация. Я не могу вот так просто взять и выложить тебе всё, что знаю, – сказал ему Сэм, когда Эдвард навестил друга вечером того же дня. – Я хотел бы помочь, ты и сам знаешь. Но если всплывет то, что это я тебе всё рассказал, меня могут уволить. И я ещё легко отделаюсь. Утечка информации – дело нешуточное.

– Да брось, Сэм. Мне-то ты можешь верить! Я хотя бы раз кому-то проговорился? Нет, ни разу. Я нем как рыба. То, что я узнаю от тебя, останется между нами. Всё, о чем я прошу, это хоть какие-нибудь подробности, которые больше мне никто не расскажет. Что-то, о чём известно только вам в полиции: улики, показания свидетелей, подозрительные обстоятельства смерти. Давай, не заставляй меня упрашивать тебя. С меня причитается.

Сэм Ридли долго обдумывал, стоит ли поддаваться уговорам друга. Он хорошо знал Эдварда и был уверен в его порядочности. «Всё, что ты расскажешь Финчу по секрету, умрёт вместе с ним». Тут не могло быть сомнений. Эдвард ни разу в жизни не выдал Сэма, чтобы тот не сделал или не выболтал ему по неосторожности.

– Хорошо, я расскажу тебе только то, что сам знаю из слухов и пересудов, которые ходят об этом в отделении. Итак, этот Чарльз Далтон был важной птицей, и всё, что касается его семьи и его самого, строго охраняется от любопытных ушей.

– Он что, какой-нибудь политик или влиятельный общественный деятель? Неужели, в этом замешано правительство?

– Насколько я знаю, нет. Он был очень богат и, видимо, имел связи среди представителей власти. Скотленд Ярд не исключение.

– Сэм, выкладывай всё, что знаешь. Это всё же лучше, чем те крохи, которыми я располагаю сейчас.

Рассказ Сэма вызвал у Эдварда больше вопросов, чем дал ему ответов. Вот то немногое, что было известно его другу: Чарльз Далтон был убит около шести вечера в среду седьмого сентября. В тот самый день, когда он позвонил своему нотариусу, мистеру Гудману, чтобы сказать о намерении переоформить завещание. Кто был указан его главным наследником в первом завещании, и на кого мистер Далтон собирался его переписать, вероятно, знал только его нотариус. Но тот был сейчас просто в панике и вряд ли сказал бы хоть слово об этом детективу. По словам Сэма, весомых улик у полиции практически не было. Они выяснили, что Чарльза Далтона ударили сзади по голове тупым тяжёлым предметом с применением большой силы. Кто-то был или очень зол на мистера Далтона, или очень силён физически. Женщина или мужчина, сказать было сложно. В состоянии аффекта такую рану вполне могла нанести представительница слабого пола.

Осмотрев место преступления, дом и прилегающие к нему строения, а также допросив всех, кто находился в этот момент в доме или поблизости, полицейские не смогли выделить одного подозреваемого. У всех жителей поместья были алиби на момент совершения преступления. Возле тела были найдены садовые инструменты со следами крови убитого. Она попала на них в результате сильного удара по голове жертвы. Но среди этих инструментов не было того предмета, который бы однозначно мог являться орудием убийства.

Специалисты собрали отпечатки пальцев по всему дому и в постройках на территории поместья, но желаемых результатов это не дало. Отпечатков было полно, но ни следов крови, ни остатков волос Чарльза Далтона на разных предметах и поверхностях не оказалось. Следствие зашло в тупик. Каждый из членов семьи и прислуги был убеждён, что Чарльза Далтона убил совершенно посторонний человек, пробравшийся в дом. Все домашние любили этого джентльмена, и то, с какой жестокостью его убили, поразило их до глубины души. Допрос, который проводил следователь, не дал чётких подробностей о том трагическом вечере.

Эдвард, выслушав рассказ Сэма, решил, что ему надо завтра же ехать в Роуз Мэнор, чтобы самому во всем разобраться.

Глава 8

Оливия Далтон неспешно прогуливалась по саду. Вечер выдался на удивление тёплым. Такая хорошая погода в середине сентября была редкостью. Некоторые деревья уже сменили окраску с зелёной на рыжую и пурпурно-красную. Дорожку вдоль дома засыпало опавшими листьями и лепестками чайных роз, которые так любил мистер Чарльз Далтон. При мысли о нём на глазах Оливии выступили слёзы. «Всего пять дней прошло, как его не стало, – подумала она, – а кажется, будто целая вечность!»

После случившейся трагедии Роуз Мэнор словно опустел и затих. Члены семьи всё чаще избегали друг друга. Слуги были очень напуганы, так как мистера Джонсона, садовника, вчера вызвали на допрос в участок, и теперь каждый боялся стать следующим.

«Гарри совсем не видно последние два дня, – подумала Оливия, проходя мимо окон кабинета своего покойного деда. – Он так много времени проводил здесь прежде, возился с документами, отчетами, письмами. А теперь совсем сюда не заходит и за обедом появлялся всего раз. Бедная тётушка Кэтрин бродит по дому, словно приведение, почти ни с кем не разговаривает и лишь изредка отдаёт распоряжения прислуге, а её ежедневные перепалки с дворецким Портером совсем прекратились».

Каждый в доме переживал горе по-разному, но лишь Оливии было необходимо общение, чтобы окончательно не попасть в омут тоски, которая может затянуть человека в первое время после потери близкого.

Оливия всегда была открытой и общительной, любила шумные весёлые вечера в кругу друзей. Несмотря на то, что общество родных ей редко доставляло много радости, особенно в последние годы, сейчас девушке этого очень не хватало. Редкие беседы с дядей Гарри бывали оживлёнными и интересными, хотя частенько перерастали в споры и дискуссии. Он, конечно, больше поучал Оливию, чем спорил с ней, и это возмущало и обижало её. В свои девятнадцать она считала, что гораздо лучше него разбирается в искусстве. Именно этот предмет был причиной их жгучих разногласий чаще всего. Со своим отцом, Мэтью Далтоном, она не была близка, и их разговоры больше походили на обмен простыми любезностями: «Хорошо ли тебе сегодня спалось?», «Как твои успехи в учёбе?» и тому подобное. Лишь иногда, хорошенько выпив, отец мог разговориться. Тогда он подолгу рассказывал Оливии про её покойную мать – Беатрис, о том, какой она была красивой, умной и элегантной женщиной, и о том, как они познакомились и как счастливы были вместе. В такие редкие моменты его откровений Оливия могла прикоснуться к образу матери, которую никогда не видела.

Со своим дедом Чарльзом Далтоном, у Оливии были очень близкие и тёплые отношения. Несмотря на огромную разницу в возрасте, они всегда понимали друг друга с полуслова. Чарльз Далтон смог привить внучке любовь к искусству и живописи, к чему напрасно пытался привлечь своего старшего сына Мэтью. Внучка была его надеждой, он много времени и сил вложил в её образование и был уверен, что Оливия продолжит его дело в будущем. Вопреки мелким разногласиям, какие случаются у внуков с их бабушками и дедушками, Чарльз Далтон лучше всех понимал Оливию. Он не обращал внимания на её меняющееся настроение и незначительные проступки.

«Он был мне как отец. А теперь я осталась совершенно одна в этом доме. Здесь никому нет дела до других, а сейчас в особенности. Лишь милый Ричард не забывает обо мне. Но совсем скоро и он вылетит из гнезда: закончит учёбу и укатит куда-нибудь, например, в Америку, о которой он уже прожужжал мне все уши. Что же я буду делать тогда?»

Оливия, погружённая в свои печальные мысли, медленным шагом обходила прекрасный сад поместья, который больше ста лет назад разбил вокруг своего великолепного дома её прапрадед Роберт Далтон. Границу поместья обрамляла живая изгородь. От ворот к главному входу вела аллея величественных дубов. Перед самим домом она расходилась надвое: с левой стороны располагался цветник, прямо под окнами кабинета главы семьи. По правую сторону стояла беседка – место для отдыха и чаепитий. В саду цвели прекрасные гортензии, камелии, яркие ирисы, дикий виноград оплетал ограду и стены дома. В главном цветнике Роберт Далтон высадил несколько редких сортов роз, впоследствии ставших гордостью семьи.

Совсем того не замечая, Оливия свернула на дорожку, ведущую к главному цветнику. Поглощённая своими переживаниями, она шла, не глядя по сторонам. Наконец, очнувшись от своих мыслей, Оливия подняла голову. Её колени подкосились, и комок подступил к горлу. «Это же то самое место, то самое! – задыхаясь, повторяла девушка, пытаясь обрести равновесие. – Именно здесь его и нашли, вот у этого куста роз. Прямо здесь. Вся его голова была в крови!»

Воспоминания о том страшном вечере нахлынули на Оливию с новой силой. Всё это время она старалась забыть страшную сцену, увиденную тем вечером в саду. «Человек, совершивший это жуткое преступление, должен быть каким-то монстром, зверем. Подкрасться сзади к беззащитному старику и ударить его с такой силой, чтобы нанести столь ужасную рану!»

Оливия видела всё это сейчас, как наяву, хотя воспоминания о том вечере были обрывочными: «Она у себя в комнате рисует. Затем слышит истошный крик служанки, который раздается откуда-то снизу. Она выбегает в сад, к цветнику, а там… Там лежит, распростершись на земле, лицом вниз, человек, похожий на её деда, с ужасной зияющей раной на затылке. Повсюду брызги крови: на садовых инструментах, траве, свежесрезанных розах. Она стоит, парализованная ужасом, не смея поверить своим глазам. „Этого не может быть! – звучит в голове. – Это не мой дед! Должно быть это кто-то другой, только одет также“. Гарри и садовник пытаются аккуратно приподнять тело, чтобы убедиться в том, что это на самом деле Чарльз Далтон. Женщины стоят в стороне, держась друг друга и молясь про себя, чтобы всё это оказалось страшным совпадением. Но тут Гарри лёгким кивком даёт понять, что это на самом деле её дед. Всё плывёт перед глазами, она погружается в темноту. Её переносят в спальню, после чего она долго приходит в себя. Дальше всё, как в тумане: в гостиной сидит тётушка Кэтрин вся в слезах, горничная Дороти то и дело теряет самообладание, рыдает и твердит о том, что убийца в доме, и всем нужно скорее спрятаться. Гарри на телефоне, он уже взывал полицию и, вероятно, говорит с деловым партнёром Чарльза Далтона, мистером Мёрдоком. Её отец сидит в кресле с бутылкой виски в руке, уставившись в пламя камина. Его лицо похоже на маску».

Оливию преследовали эти ужасные разговоры об убийстве и жуткой кровавой сцене, представшей перед ними в саду. Резкие и грубые голоса полицейских, лай собак, увещевания её дяди подняться в комнату и немного отдохнуть. А потом расспросы, снова и снова: «Где вы были в момент убийства?», «Вы что-нибудь слышали?», «Кто-нибудь показался вам подозрительным?», «Кто, по-вашему, мог желать смерти мистеру Далтону?». Все эти голоса, вопросы и истерика Дороти слились в один звенящий шум, ещё долго преследовавший Оливию после страшного вечера. Она и сейчас с трудом могла восстановить в памяти все подробности той трагической ночи. Лишь одно слово звучало в её голове отчетливо: убийство!

«Кто, по-вашему, мог убить мистера Чарльза Далтона? Кто желал ему зла?» – допрашивал её инспектор. Оливия с того дня сама задавалась этим же вопросом. Но ответ не приходил ей в голову. Кого она могла подозревать? Мог ли убийцей быть кто-то из жильцов дома? Первые подозрения следователей пали именно на них. Но улик не было найдено, и почти у всех обитателей поместья были алиби. Значит, это был человек посторонний. Кому-то Чарльз Далтон перешёл дорогу за свою не совсем простую жизнь. Но Оливия не знала таких людей. Все друзья и деловые партнёры её деда, бывавшие в их доме, с большим уважением отзывались о нём. Кончено, она не знала всех, с кем Чарльз вел дела. Многое из его жизни оставалось тайной для домочадцев.

Оливия перебирала в памяти лица и имена их общих знакомых, случайных посетителей и тех, кого она видела, бывая с Чарльзом в обществе. Она пыталась воскресить события прошлого, вспомнить что-то, что могло указать ей на преступника. Всё было тщетно.

Но ей так хотелось помочь расследованию! Оливия не могла допустить мысли, что убийца останется безнаказанным. Добрая и мягкая по натуре, девушка всё-таки унаследовала от своих предков жилку настойчивости и упрямства. Она просила дядю Гарри дать ей возможность каким-то образом посодействовать следствию. Но тот ответил, что отныне всё в руках полиции, и ей лучше не лезть к ним со своей «помощью». Гарри до сих пор считал её маленькой и несмышлёной, попросту самовлюблённой глупышкой. И в этот раз он не хотел, чтобы она вмешивалась в сложное и опасное дело с её «вздорными» идеями. Что же в таком случае она могла сделать?

Дойдя до беседки, Оливия присела, смахнув со скамьи пару листьев и теплее закутавшись в шаль. «А если нанять частного сыщика? Это ведь идея! Это прекрасная идея!» – решила она. Оливия стала вспоминать старые детективные романы, в которых блестящий сыщик на нескольких страницах раскрывает самые страшные преступления. Эта профессия всегда казалась ей такой увлекательной! Даже будучи не самой большой поклонницей жанра, Оливия иногда зачитывалась каким-нибудь детективом зимними вечерами.

«Я, кажется, припоминаю, что кто-то недавно рассказывал об одном талантливом сыщике. Но мне никак не вспомнить, кто… Он что-то упоминал о таинственном похищении и огромном выкупе. Но кто же это мог быть? Ах да! Роберт! Конечно! На вечере по случаю помолвки Шарлотты. Нужно срочно звонить ему! Даже если Гарри будет против, я найму этого детектива сама! В конце концов, я уже не маленькая девочка, и у меня есть кое-какие карманные деньги»

Воодушевлённая своим открытием, Оливия быстрым шагом направилась к дому. Она была так взволнована и обрадована своей идеей, что, только уже стоя на пороге, заметила незнакомого молодого человека, идущего по аллее ей навстречу. Он поднялся на крыльцо, и, слегка поклонившись, представился: