Она дежурно рассмеялась и дальше некоторое время они шли молча, Жанна искоса поглядывала на него, она знала от подруг чей он племянник, но что денег у него нет, тем более он был младше ее.
– А сколько тебе лет, Женя? – спросила она. – Ты учишься ведь? И работаешь?
– Мне двадцать три, – рассмеялся Женя, – но разве это так важно?
Жанна хмыкнула:
– Ты младше меня на четыре года, странно все это. Я раньше не встречалась с маленькими мальчиками.
– Если любишь человека, тебе не важно, сколько ему лет, – улыбнулся Женя.
– Ты что – влюбился в меня? – она удивленно подняла бровь.
– Кажется да…
Она неуверенно рассмеялась.
– Знаешь, ты такой странный, словно с луны свалился, – наконец проговорила она и вновь продолжила, – почему я раньше не видела тебя? Твоего дядю я знаю достаточно давно, а про тебя никогда раньше не слышала.
Женя принялся ей рассказывать, она слушала, невпопад кивая головой, теперь она понимала, что он всего лишь бедный родственник и, следовательно, ей совсем не пара. Но он был красив, она искоса окинула взглядом его стройную фигуру, отметила его ладное телосложение. Также она подумала о том, что он еще слишком маленький, следовательно, водить его за нос будет достаточно легко. У нее промелькнула мысль, что возможно в дальнейшем можно будет переключиться на его дядю, от этой мысли она заметно повеселела и стала смотреть на Женю более ласково. Час пролетел незаметно, и она заторопилась домой, Женя проводил ее к припаркованной машине, она дежурно улыбнулась ему на прощанье и уехала, помахав рукой, Женя медленно побрел домой, он смутно чувствовал, что не особо ей интересен и эта мысль острой болью отдавала в сердце.
Он позвонил ей на следующий день, она была достаточно холодна, и с трудом согласилась на следующую встречу в конце недели. Они снова гуляли по набережной, Жанна осторожно расспрашивала Женю про его жизнь, избегая отвечать на его вопросы о себе. Он снова подарил ей букет, и она не стала скрывать своего раздражения:
– Я не люблю цветы, больше не дари их мне, – процедила она, взяв букет под мышку, – это так глупо…
Она в раздражении обернулась к нему, ожидая, что он расстроится или смутится, но он лишь улыбнулся ей.
– Мне кажется, что ты любишь цветы, просто еще сама не знаешь об этом…
– Какие глупости, – нахмурилась она, – я лучше знаю, что я люблю, а что нет… Цветы – это мусор. Их век очень короток, завтра я выброшу их и от них не останется ничего…
– Нет, – покачал головой он, – ты такая чистая и нежная, я знаю, что ты любишь цветы, просто ты показываешь себя такой холодной, такой неприступной, но в глубине души ты другая. Люди часто носят разные маски, я знаю это… Да, цветы завянут, но ты будешь помнить о них, о нашей прогулке, и надеюсь, обо мне. Хоть немного….
И он усмехнулся. Жанна недоверчиво посмотрела на него:
– Слушай, ты странный. Я не могу тебя понять. Таких людей не бывает, ты приписываешь мне несуществующие качества, говоришь, что я хорошая, но ты же совсем меня не знаешь. И не знаешь ничего обо мне. Ты, наверно, еще просто маленький…
Женя лишь улыбнулся ей с такой теплотой, что она не удержалась от улыбки в ответ. Внезапно она почувствовала, что у нее на душе странно потеплело и она вдруг захотела взять его за руку, он каким-то невероятным образом это почувствовал и взял ее ладонь в свою, некоторое время они шли молча.
– Послушай, – наконец начал Женя, – ты очень-очень мне нравишься. И я хотел бы, чтобы у нас все получилось. Я хочу заботиться о тебе, защищать, дарить тебе свою любовь и нежность, всего себя… Я обещаю, что никогда не причиню тебе боли и зла, не предам и всегда буду рядом, пока ты этого хочешь. Я буду благодарен тебе, если ты дашь мне этот шанс, быть всегда рядом с тобой…
Жанна ошарашено молчала. Она молча шла рядом и не знала, как вести себя раньше. Все ее мужчины вели себя совершенно по-другому, и она не знала, что делать, у нее на душе было смятение. Мелькнула мысль, что, может быть, настоящая любовь, о которой она, как и любая девушка, втайне мечтала, начинается именно так. Поэтому она сказала:
– Что ж, давай попробуем, Женя…
Глава 3
Вот это и случилось, Женя уехал. И Роман остался один. Первая неделя прошла как-то скомкано, теперь он сам убирался дома, сам ездил за продуктами, сам мыл машину. Как раз работы было много, Роман задерживался допоздна, приезжая домой лишь под вечер, он механически принимал душ, ужинал и сразу ложился спать.
Но постепенно стала наваливаться тоска, она пришла с пасмурной промозглой осенью, вторую неделю за окнами барабанил серый сентябрьский дождь, который плавно сменился ноябрьской промозглой сыростью. На деревьях облетели листья, клены в парке напротив стояли совсем голые, Роман часто смотрел на этот пожухлый опустевший парк, когда пил горький кофе по утрам, Женька часто гулял там, и Роман присматривал за ним в окно. В этом же парке они с Женькой гуляли вдвоем, когда он был еще совсем маленьким, Женька собирал ему огромные букеты из опавших листьев. Роман ставил их в вазу, и они стояли всю зиму, напоминая о бушующем красками пожаре осенней листвы, именно осенью он хотел жениться, но не вышло. И эти желтые букеты стояли всю долгую белую зиму в углу как напоминание о его неудавшейся поломанной жизни. Наверно поэтому он не любил осень, и весной с каким-то мстительным удовлетворением выбрасывал эти осенние букеты на помойку, но наступала новая осень и на полке появлялся новый букет. Женьке было лет четырнадцать, когда он впервые не собрал ему такой букет, и Роман с усмешкой спросил его об этом, Женя смутился и сказал, что наверно, уже не стоит их собирать, ведь он уже вырос. Тем более он знал, что Роман ненавидит осенние букеты.
– Наверно, ты не хочешь, чтобы я их собирал, – смущенно лепетал Женя, – ты же сам говоришь, что они нагоняют на тебя тоску. И от них только пыль и грязь…, и ты не хочешь…
– Ну почему не хочу? Хочу. Это уже традиция. Традиции – это хорошо. Семейные традиции … – язвительно усмехнулся Роман и Женя побежал собирать тогда поздний осенний букет под дождем и снегом.
С тех пор каждый год приносил домой эти кленовые листья, сушил и ставил в вазу. Этот год был первым, когда такого букета не было. Некому было его собирать, Женька уехал…
Тоска наваливалась постепенно, понемногу по вечерам, усиливалась в выходные, когда Роман сидел один в пустой квартире, которая неожиданно вдруг стала такой огромной. Он часами сидел в Женькиной комнате, рассматривал фотографии на стене, Женя почти везде улыбался, почти везде он был с друзьями. На двух фото даже был Адольф, это были фотографии из Сочи, на нем был лыжный костюм. И он тоже улыбался и держал свою руку у Жени на плече. Зверски хотелось выпить. Или покурить. Или уколоться. Роман с беспокойством подумал о том, что если он сорвется, то это будет уже концом. Он уже не выберется. Он ходил к наркологу и тот прописал ему какие-то вонючие капли. Постепенно он даже перестал готовить, готовить для себя одного не хотелось и в холодильнике было пусто. Свободного времени по вечерам становилось все больше, Роман тщетно пытался чаще ходить в спортзал, в покер-клуб… Даже там он чувствовал себя неспокойно, настроение падало почти до нуля. На душе было пасмурно. Серо. Однажды ночью на него навалилась просто дикая тоска, он долго ворочался с боку на бок и не мог заснуть, ему реально хотелось завыть как брошенному псу. Именно тогда он на неделю уехал к Женьке в Питер, тот уже жил в отдельной квартире, поэтому Роман и поехал. Он не хотел встречаться с Адольфом. Боялся удавить. Находясь там рядом с Женькой, тоска отступила, Роман сам не ожидал от себя, что разлука будет так болезненна. У него словно отрезали часть сердца острым ножом, и рана ныла, ныла, ныла… Он физически чувствовал Женькино отсутствие, в груди ныло, накатывало непонятное беспокойство, он не находил себе места, бессонница ночами, увеличивающееся ощущение бессмысленности происходящего. И тоска…
Он уехал к Жене всего на неделю, больше не позволяли дела на работе и всю неделю дох от скуки в чужой богатой хате, пока Женя был на учебе, на работе, на курсах иностранного языка…
С Адольфом они все же увиделись, он заезжал за день до отъезда Романа засвидетельствовать свое почтение, Роман хмуро выслушал его подробный рассказ о том, как Жене живется тут. Он молча кивал головой, ощущая дикое желание разбить это самодовольное лицо в кровь. Теперь он был совершенно убежден, что отпустил Женю зря. Нужно было проявить твердость. Настоять на своем. Скорее всего Адольф просто тупо взял его на понт, на самом деле он не смог накопать ничего такого и Роман чувствовал жгучую досаду, что его развели, как лопуха.
Неожиданно ему вспомнился вечер накануне Женькиного отъезда, Дима вел себя безобразно и Роман еле сдерживался, чтобы не залепить ему хорошую затрещину. Он что-то кричал про Адольфа, наркотики, какую-то чушь, как показалось тогда Роману. Но, определенно, в этом что-то было. Роман мучительно морщил лоб, пытаясь ухватить ускользавшую от него мысль, но ничего не надумал. Однозначно следовало пообщаться с Димой поближе. Он уже несколько раз писал ему, но Дима ему не отвечал. Тогда Роман позвонил Диме сам и приказным тоном велел зайти, обычно Дима иногда заходил к нему сам чтобы спросить про работу или просто поболтать ни о чем. Теперь же почти два месяца от него не было ни слуху ни духу. Роман удивился, когда тот стал отнекивался и бормотал что-то невнятное про занятость. Было совершенно очевидно, что тот просто боится.
– Боишься, что ли? – догадался Роман и холодно процедил, – давай соберись, иначе я сам к тебе заеду. И очень разозлюсь, что мне пришлось потратить свое время по пробкам. Ну? В пятницу в семь подтягивайся, понял?
Дима пробормотал что-то невнятное, что заедет. В назначенное время он уже был на пороге, Роман кивком велел ему пройти в гостиную, почему-то он вспомнил, что Дима никогда не опаздывает, что было достаточно удивительно и редко, Женя частенько опаздывал и Роман многократно пытался кулаками вбить в него пунктуальность.
Дима неуверенно сел на диван, он просто ужасно скован, его тонкие пальцы нервно теребили рукав свитера, он смотрел вызывающе, но Роман видел, что это, конечно, не так.
– Ну? – угрюмо спросил Роман, ощупывая тяжелым взглядом его согнувшиеся плечи, – могу чаю налить? Или ты есть хочешь?
Дима угрюмо покачал головой, и Роману стало смешно, у него был такой испуганный и в тоже время воинственный вид, как у взъерошенного воробья перед котом.
– Ну, что скажешь-то? – вновь спросил его Роман, – в прошлый раз ты был прямо ураган, а сейчас в штаны наложил?
Дима с трудом поднял голову, подошел к Роману и положил пред ним на стол смятые купюры.
– Вот деньги. Извинятся не буду, – процедил он сквозь зубы, также не поднимая головы и спустя несколько мгновений судорожно сглотнув, добавил, – а полезешь – получишь, понял?
Роман еле сдержался чтобы не расхохотаться.
– Ну, допустим, понял…– проговорил он с трудом сдерживая улыбку, – а за что деньги?
– За разбитый стол… – тихо проговорил Дима.
Роман кивнул, кажется, теперь он понимал, что Дима просто боится, ему сейчас будут припоминать устроенный тогда погром и жестко усмехнулся. Он уже давно не обращал внимания на такие глупости.
– А извиняться за что не будешь? – продолжил он.
Дима снова шмыгнул носом.
– За то, что побил Женьку и наговорил ему гадостей…– тихо ответил он.
Тут уже Роман не сдержался и хохотал во все горло, рассматривая Диму с усмешкой, Дима неуверенно следил за ним взглядом.
– Ну, это очень громко сказано, что ты побил Женьку, – наконец выговорил Роман, – насколько ты помнишь, когда я его от тебя оттащил, ты лежал на полу, а он выкручивал тебе руку в болевом. А про гадости разбирайтесь сами…