– Угу. А завтра соберёт толпу и позволит себя разоблачить при свидетелях.
– Рисковый парень.
– Да вот же. Ну, мы куда теперь?
– Да никуда, внучек. Никаких дел у нас уже нет.
Мы вернулись на постоялый двор и я весь день промаялся в ожидании завтрашних событий. Отобедал, поспал, отужинал и хотел было опять завалиться, но заявилась счастливая Маша.
– Ах, мсье Теодор! – заверещала она. – Как прекрасен этот мир! А вы замечали, какие великолепные розы растут в Немецкой слободе? Ах, божественное амбре, невероятный шарман!
Надо понимать, дела с послом у неё продвигались отлично. Ну, хоть кто-то радуется жизни.
– Оревуар, мсье! Завтра будет новый солнечный день!
И Маша, расцеловав в обе щеки Михалыча, упорхнула в свою комнату.
А мы вздохнули и завалились спать.
* * *
Этим утром меня разбудили нервы, расшатанные последними событиями.
Я проснулся ни свет, ни заря и, дёргаясь, бродил по комнате из угла в угол, переживая за Калымдая и всё сильнее накручивая себя.
Часам к шести утра, меня начало бесить всё сразу. Особенно выводило из себя сладкое посапывание Михалыча. Только одному мне не всё равно! Все дрыхнут, а Калымдай там может отстреливаясь, уходит на черной «Волге» в сторону кордона… Тьфу ты!
– Михалыч!!! – заорал я на ухо деду.
– А?! Что?! Началось?!
– Началось, дед, началось. Утро уже началось.
– Тьфу ты, паразит оглашенный! Чего неймётся-то?
Я только махнул рукой и вышел в коридор.
Постучав в Машину дверь, я томным голосом пропел:
– Марселина, душа моя, вставай! Это я, твой хер-р-р-р-р посол. Пряный такой посол для тихоокеанской сельди.
Судя по удару в дверь, Маша запустила в неё свой сапожок.
Совсем грубая она у нас. Настоящая вампирша. На людей с сапогами бросается.
Я спустился вниз. Ага, хозяин!
– Эй, любезный! – я поманил его к себе.
– Чего изволите, барин?
Запуганный Михалычем, хозяин постоялого двора, он же по совместительству и шеф-повар, угодливо изогнулся передо мной в полупоклоне.
– Чай есть?
Кивок, угодливая улыбка.
– Небось, холодный, вчерашний?
– Помилуй, барин! Сейчас свеженького наведём, самовар ить пыхтит уже.
– Пыхтит он… Вини-Пух, блин. Небось, солома какая, а не чай?
– Азербайджанский есть, грузинский, армянский, всё свежее, только вчера купцы завезли. Еще этот… цейлонский, во! Тоже есть. Изволите ли?
– А аглицкий есть?
Кивок, угодливая улыбка.
– Эрл Грей с бергамотом?
Кивок, угодливая улыбка.
Тьфу, зараза!
– Тогда налей Грея в одну миску, а бергамот в другую и Маше наверх отнеси.
Хозяин закрестился и с жалобными причитаниями побежал на кухню. Завещание писать, наверное.
Немного полегчало.
Я вышел во двор, попинал доски в заборе. Крепкие. Плюнул в колодец. Глубоко. Гавкнул на сторожевого пса. Не боится, зараза. Ну что же Калымдай не звонит-то?!
Калымдай связался со мной только после десяти утра, когда я уже подбивал Михалыча купить парабеллум на базаре и идти захватывать почту и телеграф.
– Всё в порядке, господин генерал, – устало доложил он. – Все живы, потерь нет, задание выполнено.
– Ты где сейчас?!
– Уже у Борова в доме. Тут под носом у милиции меня никто искать не будет.
– Ну, слава всем богам. Как прошло? Ты хоть расскажи, а то я извелся весь в ожидании.
– Чётко по плану. Собрались бояре. Ох и тупые они у царя! Потом пришел участковый с бабкой, ну я на него наорал, заставил доклад сделать. Он свою версию событий изложил да Тюрю заколдованного достал, а бабка Тюрю назад, в человеческий облик вернула.
– Ну-ну, и что дальше?
– А дальше Тюря по колечку волшебному у меня на пальце сразу догадался, что Гороха подменили.