– Михалыч! Собирайся. Возвращаемся домой.
– Слава тебе господи! – закрестился хозяин гостиницы.
– Случилось что, внучек?
– Случилось. Этот… работодатель наш, великий и, блин, могучий, мне всю мою аппаратуру сгубил, прикинь.
– Охти ж мне! Что совсем всю?
– Да не знаю я, дед. Сказал, не работает. Вот какого он вообще туда полез, а?!
– Беда…
– Угу. Вечером отбываем по той же схеме. Пойду вампиршу нашу предупрежу.
– Давай, внучек, а я котомку свою пойду собирать.
– Маша! Машуля?.. Марселина, твою дивизию, ты где?!
– Фу, как вульгарно, мсье Теодор! Что вы орёте, как голодная горгулья на соборе Парижской богоматери?
– Собирайся, Маш. Набивай чемодан вещичками, закупай последние сувениры и пряники. Едем домой.
– Абсюрд, мон шер.
– Чего это?
– Я остаюсь, Теодор. Вы можете кричать, бить посуду, топтать самовар вашими плебейскими сапогами, но я остаюсь.
– Пуркуа бы это вдруг? – для соответствия моменту я тоже перешёл на французский.
– Я вам в вашем конфликте с монсеньёром не помощница. Ремеслу я тоже не обучалась и помочь в этом… как его?.. ремонте, я тоже не смогу. Я остаюсь.
– Ну да. С послом, что ли?
– А если и так, мсье Теодор, что с того? Или вы откажете несчастной мадмуазель в маленьком личном счастье?
– Оставь её, внучек, – вмешался Михалыч. – Пусть накобелится вволю, нам она ить и не помощник с твоими приборами, прости господи.
– А, делайте, что хотите, – махнул я рукой.
Мне было совсем не до Машиных гламурных страданий.
* * *
– Не серчай ужо на девку-то нашу, Федор Васильевич, – утешал меня дед, приспосабливая поудобнее свой необъятный мешок на спине пока мы шагали к восточным воротам Лукошкино. – Пущай тут остаётся. За пастором приглядит, послу карамболь в мозгах наведёт оно и ладно-то будет.
Орда, подкатившись волной с западных границ, обогнула Лукошкино и замерла у восточных ворот, куда мы с дедом и поспешали.
Выйти сейчас из города было невозможно. Стрельцы на стенах готовили пушки, раздували фитили, туда-сюда по улицам метались конные отряды. Даже сам Горох суетился на стене, размахивая саблей и раздавая подзатыльники нерадивым боярам.
– Михалыч, – вдруг вспомнил я давно меня волновавший технический вопрос, – а булавки твои говорушные далеко связь держат?
– Ужо до дворца Кощеева легко достанут, не переживай, внучек.
– Ну, хоть тут без проблем.
– А то. Смотри, Федь, вроде пулять из пушек собираютси?
И правда, над стеной вдруг взвилось дымное облачко и с небольшим опозданием, до нас докатился рокочущий звук. Горох начал обстрел Орды.
– Заметь, Михалыч, – патетически начал я, взмахнув рукой. – Откровенный акт агрессии. Едут себе свободолюбивые, можно сказать, сурово толерантные скотоводы на родину к детишкам своим, жёнам ненаглядным и тут из-за угла кровавый представитель тоталитарного, даже, не побоюсь этого слова, диктаторского режима, коварный так называемый, царь с варварским именем Горох, начинает ни разу не демократический обстрел абсолютно мирного и лояльно настроенного электората! Куда смотрит ООН с ОБСЕ? Где наши правозащитники во главе с ГРИНПИС? И чего ты вообще, дед, слушаешь этот мой бред и не врежешь мне оглоблей для просветления разума а-ля, харе Кришна?
Нервы. Вы же понимаете…
– О-хо-хо, внучек… Видать и правда попёрло тебя, как варяжину с гриба-мухомора. Ты ить потерпи. Сейчас Орда тикать начнёть, мы и рванём вслед за ней, а там и на полянку нашу заветную к змеюке быстрокрылой выскочим.
Я немного просветлел разумом благодаря спокойному рассудительному голосу Михалыча и никакого Кришны не понадобилось.
С утра мне досталось крепко, конечно. Калымдай сначала заварушку замутил, а я перенервничал, Маша свои фортели закидывать начала… Никакие программистские нервы такого не выдержат.
Пардон, в общем, как наша Маша любит говорить.
Засели мы, короче, с дедом невдалеке от ворот дожидаясь удобного момента, чтобы слинять из Лукошкино. А стрельцы царские развлекаются, пуляют из пищалей да из пушек. Грохот стоит, аж уши закладывает. Весело им.
А я под этот грохот и пальбу вдруг задумался о предстоящем ремонте.
А в принципе, если прикинуть, что вообще Кощей наш батюшка, чудо наше в косточках, мог сломать там? Систему грохнул? Так это еще постараться суметь надо, но если и так, восстановлю запросто. Если совсем уж крайний случай – жесткий диск как-то умудрился угробить, так и это не беда. Не физически же, а ошибки я исправлю да просто заново систему поставлю и настрою. Я задумался, над таким вариантом с диском, а не удалится ли что-нибудь ценное? Да нет, вроде ничего такого особо ценного не помню. И бэкапы я регулярно делаю к тому же. А что еще могло произойти? Да и ничего, в общем-то, разве что топором системник рубанули или в монитор копьё засунули. Но это уже совсем дикий вариант. Получается, что зря я себя накручиваю, ничего критичного Кощей не мог натворить. Фух, ну и хорошо.
Я повеселел и вернулся в реальность.
А реальность продолжала грохотать и вонять едким пороховым дымом.
– И не надоест же им, а, Михалыч?
– Как дети малые, – закивал дед. – Дорвался Горох до игрушек.
– Ему игрушки, а шамаханов он поубивает по-настоящему.
– Да и их не особо жалко.
– Вот как? Они же вроде за нас, нет?
– За нас-то за нас, внучек, только дикие они, чисто звери. Хорошо Кощей-батюшка их в строгости держит, а то вмиг бы половину государства нашего разграбили и спалили.
– Так Кощею же того и надо?
– Зачем? – Михалыч посмотрел на меня с крайним изумлением. – Кощею надо, чтобы государство наше было сильным, большим, чтобы крестьяне богатели, купцы так туды-сюды и шныряли с товарами, ремесленники были завалены работой, а бояре заседали бы у Гороха с утра до вечера.