Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

– Да ладно… – просопела правая, но левая уже завелась.

– Я ему говорю, давай мол, условия труда менять! Это же эксплуатация в чистейшем виде! Десять вёрст полёта – один баран или четверть коровы, вот скажи, Михалыч, разве мы много попросил?!

– Правильно, соколик, правильно. Ить плутация и есть. Ты требуй медицинской страховки, оплаченного трехмесячного отпуска, создание профсоюза летательных гадов, ведро крови каждой голове за вредность…

Левая голова радостно кивала, найдя сочувствующего.

– …личную стюардессу, бесплатные завтраки во время полета, отпуск по беременности…

– Издеваешься да? – вернулась из розовых мечтаний левая. – Вот так да? А я в тебя верила, Михалыч, а мы тебя другом считал…

– Так ты думай, что царю-батюшке говорить, дубина ты стоеросовая трёхглавая!

– Ладно, проехали, – пробурчала правая.

Ну да, Горыныч загнул со своими требованиями вот только лететь на голодном драконе мне как-то совершенно не светило. Не сожрёт, конечно, но вдруг сил не хватит да рухнет посреди лесов? Чеши тогда пеходралом неделями до ближайшей деревушки.

– Горыныч, – обратился я к нему. – Кушать хочешь?

– А то, – засопела левая. – Мы со вчерашнего ничего не кушал. Как вернулся с очередного задания, дали корыто каши, да и спать погнали.

– Михалыч, давай сообразим Змею покушать?

– Перебьётси.

– Я на голодном звере не полечу!

– Ты, Федор Васильевич, – раздался от ворот голос Кощея, – мне тут слуг не разлагай. Охамели все окончательно. Одному тариф повёрстовый вводи, другому золотишка отсыпь на пьянки-гулянки, вот возьмусь я за вас как с делами разгребусь маленько!

– Да Ваше Величество, – взмолился я, – ну чего вы?! Я же не из-за ваших размолвок с Горынычем дёргаюсь, я за технику безопасности переживаю. А ну как не довезет Змей из-за банальной нехватки сил? И будем мы скакать неделями по горам по долам, спасибо, хоть костыль есть, будет на что опереться.

– Ладно. Дело – прежде всего.

Кощей щелкнул пальцами и из ворот скелеты потащили три освежёванные бараньи туши.

Я хмыкнул про себя. Заранее ведь приготовил, весь разговор просчитал, а нам тут спектакль устраивает.

Кощей шагнул поближе:

– Жри, чешуйчатый, только смотри мне! Понял ли?

– Дык батюшка, – пробасила правая, – разе мы без понятиёв? Оступились разок, так урок-то теперь поняли.

– Разок… – передразнил Кощей. – Ладно, заправляйся и в путь.

* * *

Путь до поляны под Лукошкино для меня был уже привычным.

Горыныч сытый и довольный, разглагольствовал о том, как сейчас он прилетит, а шамаханы ему опять коровку притащат и как он её кушать будет, пока дед не оборвал его:

– Какие шамаханы, милок? Ты с закрытыми зенками летаешь, поди? Не видел, как Орда домой уходила?

– А корова? – тупо спросила левая голова.

– Зайчика в поле поймаешь и покушаешь, – отрезал дед.

Правая покосилась на меня в поисках поддержки, но я промолчал. Я ему что, председатель профсоюза «Аэрофлота»? Дозаправку я выбил, но это в собственных интересах, а с Кощеем пусть сам разбирается.

Дальше летели молча.

Когда приземлились, Горыныч, сухо распрощавшись, резко рванул вверх и тут же скрылся с глаз. Обидели маленького, угу.

– В следующий раз… ох, зараза… пусть Горыныч нас у городской стены высаживает, – проворчал я, продираясь через очередной бурелом. – Ночью полетим, никто и не заметит.

– Что, – понятливо спросил дед. – Нервишки?

– Есть такое, – признался я.

– Ну и зря. Сейчас в городе тихо должно быть. Шамаханов-то отогнали, Горох и успокоился, даже ворота открытыми держит.

Ну, да, только всё равно я немного волновался.

Ворота действительно стояли нараспашку и, хотя с десяток стрельцов и стояли на страже, на нас не обратили никакого внимания.

– Куда, деда?

– Давай, внучек, с Калымдаем свяжись, узнай где он.

А верно. Калымдай оказался на наблюдательном пункте в доме Борова рядом с милицией. Только его плохо слышно было – шум и крики почти полностью заглушали речь.

– Всё в порядке! – проорал Калымдай, перекрикивая шум. – Давайте подходите, жду.

Попасть в дом Борова оказалось непросто. Весь пятачок перед бабкиным теремом был занят толпой немцев орущих не понять что и размахивающих кольями и булыжниками. Около ворот стоял пастор Швабс и тоже что-то орал, то поворачиваясь к соотечественникам, умело заводя толпу, то грозя кулачками выглядывающим из-за забора стрельцам. А с близлежащих улочек стекались ручейками и Лукошкинские жители.

– Растудыть твою! – восхищенно помотал головой Михалыч. – Давай-ка, внучек, по краешку, по стеночке пробиваемся.

Кое-как протиснувшись между озверевшими немцами и чудом державшимися плетнями, мы наконец-то попали в дом, ставший в последние недели наблюдательным пунктом.

Калымдай нас встретил радостно, но тут же замахал руками мол, все разговоры потом, пошли на чердак, а то всё веселье пропустим.

Удобно устроившись у сдвинутых в сторону черепиц крыши, открывавших нам отличный обзор, я спросил у ротмистра:

– Так что тут происходит?

Калымдай заулыбался во весь рот:

– Конфликт участкового и пастора разгорается с каждым днём. Нам только и остаётся, что наблюдать, даже вмешиваться не надо. Помните, я докладывал, что двое охранников посла напали на милицию?