– Не надо, мсье Теодор. Я уже сняла в Немецкой слободе верхний этаж у четы Грозенберг.
– Не разболтают? – спросил Михалыч. – Может их прибить, да и всех делов?
– Дед, что ты сегодня такой агрессивный?
– Охти ж мне, внучек и правда, чавой-то я? Горыныч, вражина чешуйчатая завёл.
– Не разболтают, дедушка Михалыч. Кнутик им прикажет молчать.
– Ну, отлично. А под каким предлогом ты думаешь его заставить исчезнуть?
– Шерше ля фам, мсье Теодор, как всегда. Устроим семейный конфликт, основанный на любовных отношениях.
Я, ничего не поняв, взглянул на Михалыча, на Калымдая, те пожали плечами и мы все дружно уставились на Машу.
– В одном своем романе, господин де Вуарасье описывает…
– Не надо! – хором взмолились мы.
– Надо, мсье. Не переживайте, я коротко. Хотя подобное отношение к великой литературе и полное игнорирование классиков…
– Маша!
– Уи, уи… Так вот в том романе семья одной чудесной девушки, влюбленной в некоего кавалера, сильно переживала о том, что сей кавалер может оказаться просто жиголо, желающим разбогатеть за счет выгодной женитьбы, компрене ву?
– Компрене, но не очень. И что дальше?
– А дальше папа девушки отправился посмотреть на этого шевалье и устроил ему такой эль скандаль, что девушка и кавалер вынуждены были бежать в южные страны, где обосновались, в конце концов, у некой доньи Аристарто, которая в свою очередь…
– Маша! Понятно-понятно, достаточно. Значит, нам нужен папа.
– Лучше дедушка, мон шер. Да-да, дедушка старый пират, – загорелась Маша новой интригой, – Который только что вернулся из набега на дальние испанские колонии в южных морях и привез с собой очаровательную мулатку, у которой…
– Маша! Да фиг с ним, хоть пират, хоть барон-разбойник. Где его только взять?.. Что, Михалыч? Что ты руку тянешь, как первоклашка? Ты?!
Ну, я заржал, честно признаюсь. Мне потом было стыдно, но в этот момент, попытавшись представить нашего дедулю в роли благородного пирата, я заливался хохотом, обхватив руками живот. И только общее молчание помогло мне справиться с собой. На меня уставились три пары суровых глаз.
– Вы чего? Вы что серьёзно?! Михалыч?!
Оказалось, что очень даже серьёзно.
Я замолчал и с удивлением наблюдал, как мои соратнички обсуждают план предстоящего представления, отвергают и одобряют детали, размышляют, где бы найти реквизит…
– Костюм я могла бы поискать в Немецкой слободе.
– Или у еврея этого, Шмулинсона, он же вроде портной?
– Не надо никакой кареты! Мы, пираты, ить сызмала привыкшие пешком ходить.
– Двух пистолетов вполне хватит.
– И шпагу! Обязательно шпагу такую длинную, с узорным эфесом, ах, шарман!
Бр-р-р… Я сплю?
Спать я и правда, лег сегодня рано. Махнув на своих заговорщиков, я залез на чердак и, свив уютное гнездышко в куче лежавшей там соломы, почти сразу же заснул.
Однако поспать удалось часа четыре. Разбудили меня вопли со стороны милицейского терема. Я подскочил, раздвинул черепицы и вгляделся во тьму, стараясь понять, что происходит. Ничего. В смысле, ничего видно не было. Цивилизация тут еще не доросла до фонарных столбов и на улице темень была, как говорится, хоть глаз коли. В самом тереме мелькали огни, во дворе изредка кое-кто пробегал с факелом, но понять, что происходит, было невозможно. Ну и ладно. Я вернулся к своей постели. Каждый развлекается, как может.
* * *
– Федор Васильевич. Господин генерал, проснитесь.
– А? Что? А это ты Калымдай. Который час?
– Да уж петухи пропели…
– Что?!
– …часа три назад.
– А, ладно. Что там у бабки ночью за шум был не в курсе?
– Уже в курсе. Опять напали на участкового. Причем, те самые охранники посольские, которых давеча в порубе задавили.
– Так они же умерли?
– Так точно. Упырями поднялись ну и… Не послушались немцы бабку, а зря.
– Жуть-то какая.
Мне стало как-то не по себе. По городу разгуливают упыри, кто бы при таких радостях в себе бы был, скажите?
– Вставайте, Федор Васильевич, скоро начинаем.
Я спустился по лесенке вниз, развернулся и икнул.
– Ми-ми-михалыч… ты?!
В бравом европейском вояке очень похожем и правда, на старого пирата, моего деда узнать было невозможно. Европейский костюм, сюртук, белоснежная рубашка под ним, короткие штаны по нынешнему европейскому образцу, сапоги с широкими раструбами, да и еще и черная шляпа, с загнутым одним полем, удерживаемым какой-то широкой брошью.
– Деда?
Михалыч поправил два длинноствольных пистолета заткнутых за широкий черный пояс и усмехнулся знакомой улыбкой:
– Что, внучек, не узнал?
– Не-а, – помотал я головой.