– Давай, Федь, просыпайся и дуйте с Михалычем ко мне. Будем думку нашу думать. Горыныч через пару-тройку часов у вас будет. Всё ли понял?
– Абсолютно, Ваше Величество.
Кощей отключился, а я недовольно протянул:
– И вот стоило меня будить? Передал бы через тебя, дед, а я бы еще часок точно поспать мог бы…
– Ну чего ты ворчишь, Федька? Не юный отрок, а прям какой-то…
– Какой-то кто, Михалыч?
– Вот я щас тебе… Марш умываться, паразит!
Доброе утро, страна ага. Но бодрит.
Про завтрак я вам и рассказывать не буду. Всё как всегда. Принудительное обжорство в особо тяжких размерах. Спасибо Калымдаю, который утащил у меня половинку запеченного поросенка да Аристофану, сумевшему незаметно для деда частично освободить мою тарелку от особо опасных для моего желудка расстегаев.
Но потом все равно пришлось с полчасика поваляться на кровати, покурить, дожидаясь пока поглощённая еда гармонично уляжется в пузе. Так что на встречу с Горынычем мы вышли как раз вовремя.
Я вынужденно переоделся в обычную местную одежду и, просочившись через калитку на улицу, сонно разглядывал небольшие облака, дожидаясь деда. Дождался и я вместе с дедом тычка в бок.
– У-у-у!!! Дед!!!
– Тихо, Федька, – зашипел тот. – Быстро рожу в забор и давай ходу за угол!
– А чего… – начал я, но получив толчок в спину, умолк и рванул за угол. Сейчас буду кое-кого убивать. Ну что это такое?! С самого утра бьёт меня и бьёт! Я вообще, начальник тут или где?! Ну, дед…
Но все мои мстительные мечты, так и остались на стадии планирования. Дед, загнав меня в ближайший переулок, присел, потянул меня за собой и кивнул в сторону площади:
– Участковый. С Олёной возле дерева милуются.
Да ну? Интересно. Я осторожно выглянул. Действительно картина маслом. Ромео и Джульетта Лукошкинского разлива. Олёна стояла приобняв старую березу в весьма соблазнительной позе, подчеркнув и выпятив всё, что полагается девушке. Участковый пялился на неё, роняя слюнки, а эта бесовка, к тому же, изредка проводила язычком по губкам да виляла бёдрами, будто собираясь поменять позу. Участковый при этих телодвижениях, кажется, начинал подвывать, как старый койот на Санта-Клауса, пролетающего в упряжке оленей мимо огромной голливудской луны.
– Во дают! – я оглянулся на Михалыча, сидящего рядом с улыбкой от уха до уха. – Или это Олёна участкового так классно охмуряет или…
– Или, внучек. Еще одна парочка у нас наметилась, – он встал. – Ладноть пошли…
Я вздохнул и поплелся за Михалычем. Эх, а еще по лесу переться, а потом и обратно…
– Что енто внучек, будто епидемия какая грянула? – удивлялся дед на ходу. – Машка с послом амуры крутит, ты вона с Варькой своей драму древнегреческую разыгрываешь, да еще и бесовка наша с участковым на пару потом истекають, да слюнки друг на друга пускают.
– Так август же дед, – пояснил я. – Это же почти март, а в марте… ну сам знаешь. Коты с ума сходят, а по их примеру и весь остальной народ.
– Вот осталось и мне тогда вдовушку какую найтить, – захекал дед.
– Тогда и Кощею, чтобы от коллектива не отрывался, – предложил я, перепрыгивая через очередную навозную лепешку.
– Кощею не надо. У него и так запас всегда имеетси.
– Не понял… Да блин, у них тут не улицы, а общественный туалет для коров!
– У Кощея завсегда в тайных комнатах несколько царевен да прынцесс сидит, – пояснил дед, наблюдая, как я очищаю о траву сапог.
– Да ты что?! А я ни одной не видел… Вот же старый маньяк!
– Ну-ка, внучек, сделай особо тупое лицо – сейчас через ворота проходить будем.
– Да ну тебя, дед… Здорово, служивые! А где тут у нас ближайшее кладбище? Дед достал, выведу погулять его… Так что вернусь один, а вы, уж прикройте, ребят, ладно?
Стрельцы ухмыльнулись и без вопросов пропустили нас.
– Паразит ты, Федька…
– Твоя школа да, дед?.. А зачем Кощею все эти принцессы?
– Прынцесс там сейчас всего одна штука, если не вру. А вот царевен ажно четыре обитаетси.
– Я правильно понимаю, дед, что царевна и принцесса, это одно и то же, только последняя – это импортный вариант?
– Точно, внучек.
– Ну и зачем Кощею такая головная боль? От Марьянки же еле отделался.
– Для престижу, внучек. Положено ему так, злодею. Ну и для других нужд. Ты еще маленький, рано тебе такое знать.
– Ой, да ладно!.. О, я помню этот овраг! Уже немного осталось до поляны… Значит и Кощей у нас на любовном фронте сражается?
– Да какой там фронт, внучек, – дед вылез из оврага и протянул мне руку. – Баловство одно… Ух-х-х… От тяжелый ты Федька…
– Сам раскормил, теперь не жалуйся… А что с ними потом Кощей делает, как наиграется?
– Отпускает обычно, – пожал плечами дед. – Что с ними еще делать-то? Если вредная девка попалась, то выкуп за неё требует, а если хорошая да послушная, то и сам золотишка ей отсыпет… Ага вот и дошли, радуйся внучек.
Точно. Наконец-то.
Горыныч уже ждал нас, валяясь на спине, поджав лапы и подставив чешуйчатое брюхо солнышку. Заметив нас, он перевернулся на живот.
– Здорово, Михалыч! – пробасила правая голова.
– Салют, Фёдор! – пропищала левая.
– Апчхи! – сказала средняя, подняв клуб пыли.
– Здорово, Горыныч, – поприветствовал я. – Заболел что ли?
– Да не, – отозвалась средняя, – просто по приколу. Смотри!
Она снова чихнула и более мощный клуб пыли окутал головы.