– А сейчас твой разум как? Не мутный?
– Нет, мсье Теодор, сейчас я себя отлично чувствую.
– Вот она вампирская сущность, – зашептал мне на ухо дед. – Железные нервы. Расправилась с мужиком и отлично себя чуйствует.
– Дедушка Михалыч!
– Я уже лет двадцать как дедушка, а Михалыч, так все пятьдесят. Ты зачем на посла накинулась-то, милая?
– На посла?
– Ну не пастора же. Вон длинный и худющий какой, а пастор мелкий, едва выше бабкиного кота будет. Ежели конечно кот на задние лапы…
– Дедушка! Ну что вы такое говорите? Как я могла напасть на моего Кнутика? Это – художник.
– Уф-ф-ф… Так посол жив, Маш?
– Типун вам на язык, мсье Теодор, уж простите за местный жаргон.
– Уже легче. То-то пастор завтра обрадуется. Придет работу принимать, а тут труп.
– Какой труп? Вы о чем, мон шер?
– Двинулась девка, – снова зашептал мне Михалыч на ухо. – В голове карамболь, в глазах помутнение. Стресс по-ихнему.
– Дедушка!
– Ты, Машенька, только не нервничай, не горячись, внучка. Завтра же сходим к одному хорошему лекарю, он пиявками да крапивой хоть понос хоть кашель враз лечит.
– Дедушка!
– Ох, внучек, хватай её за ноги, вязать будем. Смотри, затрясласи вся, как кинется сейчас…
– Дед, ну хватит тебе, заканчивай.
Михалыч хихикнул и подошёл поближе к художнику:
– Не кровь это, внучек, на краску красную лег художник. И спит.
– Спит?!
Художник утвердительно всхрапнул.
– Да что здесь происходит?! Маша?
– Что, мсье Теодор? Ну что тут непонятного? Я же говорю, меня одурманила церковь и я, сама не понимая как, укусила этого бедного человека.
– Так. И что теперь? Сейчас он проснется и бросится нашу с дедом кровь пить?
– Фи, Теодор, ну откуда у вас такие вульгарные представления о вампирах? Он просто хорошо поспит и проснется.
– Ладно, хорошо. А чего тогда такая паника была?
– Погоди, внучек, – посерьёзнел дед. – Машенька, а когда он проснется?
– Через сутки, дедушка Михалыч, – горестно кивнула Маша. – В этом-то вся и беда.
– Хороший яд в зубе накопила, а?
Маша только вздохнула.
– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? – не выдержал я. – Ну тяпнула Маша художника, ну выспится человек вволю, ну? В чем проблема-то?
Как они на меня смотрели… А как мне стыдно было когда до меня дошло! Если этот мужик проспит до завтрашней ночи, то храм останется без адских росписей и мессу перенесут. Пора завязывать с коньяком и сигарами. С понедельника начну бегать, разгадывать кроссворды и кушать только полезную пищу.
– Дошло, внучек?
– Дошло, деда.
– От и ладно, от и догада ты мой умничка.
– Ну, хватит, дед, – я опустился на пол. Точнее – на голову дьявола. Хорошо, тот уже высохнуть успел. – Что делать-то будем?
Дед почесал затылок. Маша вздохнула.
– Кощею будем докладывать?
– Ить сожрёт.
– А меня, мсье Теодор, отправит к чукчам, учить их морковку окучивать.
– Зачем чукчам морковка?
– Ну что вы у меня такое спрашиваете, мсье Теодор? Вот у Кощея и спросите.
– Понял. И все же, какие будут предложения.
– В Турции зимы теплые, говорят. И фрукта там вкусная растет, апельсин называется.
– Вы, дедушка Михалыч, неисправимый оптимист. Скажите – Зимбабве и я тогда подумаю.
– Ну, хватит вам, я серьезно.
Серьезное предложение выкрасть Гороха и тут же сдаться и отсидеть срок на Колыме пока всё не успокоится, я отверг сразу. Как и идею переметнуться к Вельзевулу. Просить политического убежища в Малайзии я тоже не одобрил. А вот мое предложение сделать пластическую операцию на глазах и затеряться в Китае, не одобрила Маша мол, раскосые глаза плохо сочетаются с темным макияжем.
Когда массовая истерика закончилась, дед выдвинул единственную на тот момент разумную идею:
– К послу пойдем. Он немчура башковитый и всё туточки знает, авось и подскажет что.