Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

А вот и сам Михалыч из кухни вышел. И не один, а с бутылью мутного самогона в руке.

– Федя, в-внучек! А давай-ка за успех нашего… ик!

– Ой, Миха-а-алыч… – только и протянул я.

Дед был не то что вдрыбадан, нет, на ногах держался твёрдо, разговаривал почти нормально, но в целом счастлии-и-ивый был… аж завидно.

– Дед, ну ты что? Нам же скоро на дело идти.

– Ну и сходим! – воинственно заявил Михалыч. – А чё не сходить-то? Вот вставай и пошли!

– Михалыч…

– Пошли-пошли! На рынке ружжо побольше купим и всех убьём!

Ну, вот что с ним делать?

От крепкого чая Михалыч категорически отказался, мол «в ём, знаешь, внучек, какие яды бывають?!» Он его самоварами обычно трескает и ничего, а тут вдруг яды обнаружились. Кофе в трактире не держали. Водой холодной полить, тоже не удалось. Дед у меня хоть и мелкий, но жутко сильный, спасибо меня самого в кадку с водой не запихнул. Пузырька с отрезвительным зельем больше не было, дед тогда еще последнее выдул.

Единственное, что я смог сделать – это не дать ему больше пить. Даже на двор, извините, вместе с ним ходил.

Думал Калымдаю позвонить или Маше, но это же авторитета дед точно лишится. Перед делом самогонкой залиться, какой уж тут авторитет? У Кощея совета попросить, так это деда по полной подставить. Так и промаялся с ним, пока темнеть не начало. Пора идти.

Ну, пошли, куда же деваться.

Сначала вроде и ничего было, дед себя прилично вёл. Отставал, правда, да подножки мне ставил сзади и довольно хекал когда я спотыкался. А потом остановился вдруг посреди улицы, посмотрел на восходящую луну, пригорюнился и смахнул слезу рукавом:

– А давай, внучек, я тебе песню спою жалостливую?

– Не надо. Пойдем дед дальше.

– А почему не надо? Ты думаешь, раз дедушка у тебя старенький, то он уже и песню спеть не смогёт? Хе! А вот слушай!

Я еле успел прикрыть ему рот ладонью:

– Я верю-верю, только идти надо.

– Ну и ладно. Ну и хорошо. Ну и пусть. Давай-давай, обижай дедушку. Тыкай ему в рот ручищей грязной, не мытой ни разу!

– Ну чего это не мытой?

– И то верно, внучек, – закивал Михалыч. – Я ж тебе кажный день водичку на ручки твои белые поливаю, полотенчиком вытираю, булочки и оладики подаю… А ты, паршивец, на деда бочку катишь!

– Ну, дед…

– Ой, собачка! – дед вдруг заметил псину, чешущую бок о забор и подергал меня за рукав. – Федь, а давай мы её себе возьмём? А чего? Будет Дизеля нам на лужайке перед дворцом выгуливать, Тишку да Гришку моих на себе катать. А зимой мы с ней на медведя пойдём. Давай, а?

– Хорошо, дед, вот закончим работу, а завтра уже пойдем на базар и купим тебе самую лучшую собачку. А пока пойдём, а?

– А я эту хочу! Кутя-кутя! – дед кинулся ловить собаку, а та испуганно взвыла и дала дёру. – Стой, собачка, ну куда ты, милая? Стой, паршивка! От же… Да и пёс с тобой. Мы, внучек, лучше у бабки кота умыкнём. Коты, знаешь, как душевно мурлычут? А он еще и здоровенный, поганец, Тишка да Гришка запросто на ём поместятси…

Дед задумался на секунду и вдруг заорал:

– А если какая зараза посмеет моих мальцов забижать, убью! И не держи меня, внучек, как есть убью!

Из чего же самогон этот гнали? Из конопли точно да через мак процеживали. Надо участковому настучать пусть разберётся. А что? Связи у меня теперь в милиции есть.

– …а она такая округленькая была, мяхонькая, за бока её как ухватишь, а она как взвизгнет, ну чистая порося! Вот така она любовь-то внучек…

Кажется, я что-то пропустил.

– Хотя, какая тебе любовь? Эх… Молодой ты ишо… А давай, внучек, – загорелся дед новой идеей, – я тебя на Лялину улицу свожу? Там девки, знаешь какие горячие? Враз с тебя всю печаль сымут! Пошли!

– Стой, дед, куда?! Мы пришли уже, вон церковь наша.

Дед тут же среагировал, заорав на всю улицу, ну точь в точь, как попы в той церкви:

– Господу богу помо-о-олимся!

– Дед! Давай тихонько через ограду лезь и не шуми ты, ради бога!

– Ограда, ограда… – Михалыч пощелкал пальцами, что-то вспоминая. – Точно! Я, помниться через вот такую же ограду сигал, когда от мужа баронессы фон Штраубе драпал. И не поверишь, внучек, как птица перелетел, рукой не касаясь! Сейчас покажу.

– Стой, дед! Верю, я верю, не надо показывать. Давай я тебя подсажу лучше.

– Вот и правильно, внучек, – умилился дед. – Стареньким помогать надо. Хороший ты у меня, Феденька, уважительный к старшим-то.

– Да давай уже, уф-ф-ф… перекидывай ногу через забор! Ну, дед…

Был бы здесь муж баронессы, хана деду. Он повис на заборе мешком и мне пришлось повозиться, чтобы перепихнуть его на ту сторону. Дед свалился, хихикнул и зашептал:

– Давай, внучек прыгай, я ловлю. Только тс-с-с!

Нет уж спасибо, я сам.

Колокольня как я и думал, была заперта. На дверях висел амбарный замок размером с мою голову. У них там казна церковная, что ли?

– Сможешь открыть, Михалыч?

Дед презрительно фыркнул, вытащил из кошеля здоровенный гвоздь, согнул его как-то странно и… замок тихо звякнул и закачался на толстой дужке.

– Ух, ты! Ну, дед, даёшь!

Я потянул створку двери и та тихо распахнулась. Спасибо местному завхозу, хозяйственный, видать человек, не забывает петли смазывать. Дай бог ему здоровья.

Я почти наощупь стал подыматься по лестнице. Как-то машинально я ожидал увидеть тут винтовую лестницу ну, как в башнях замков, но нет, тут прямая лестница упиралась в крохотную площадку, а от неё начиналась новая лестница. Вот по ним мы с Михалычем и карабкались.

За спиной затянул дед: