Мальчик с котомкой. Избранное

А полевой суд – несколько минут идет. А выставили нас уже к стенке для расстрела. Человек в погонах выходит с револьвером в руках :

– Петров, шаг вперед!

Поднимает револьвер. Бах, и падает приговоренный.

– Иванов! Бах и падает.

Настает моя очередь.

– Катыря! Шаг вперед.

Я хочу сдвинуться с места и не могу шагнуть. Жду, а выстрела все нет и нет. И тут слышу:

– Ты, Катыря, отойди в сторону, ты оправдан, ты не виноват.

…Тут Платонида Ивановна встала:

– Все, ребята, спать, спать.

Дети – на печку, на полоти, а Катыря остался.

– Верно, говоришь, Григорий Иванович, детям все про войну

ни к чему знать. А ты мне расскажи, я сильная…

– Ну, слушай, тогда, Платонидушка, – погрузился Катыря в воспоминания. – Дальше воюем. А чувствую: со мной что-то не так. В блиндаже сидим, кашу едим, и вдруг команда – «Батарея к бою!».

Командир батареи крикнул: «К бою!» и из блиндажа выскочил по лестнице наверх. И вдруг обратно валится к нам. Уже без головы. Голову оторвало. Он еще дергается, кровища хлещет.

Артиллеристы выскочили, а я испугался. Я со страху забрался под лавку и начал из котелка в карман кашу совать. Я сам не знаю почему.

Сижу под лавкой, а наверху: «Бу-бух, бу-бух…» Бой идет. Рядом со мной командир валяется без головы…

Я сам себе кричу: «Катырла, выходи, тебя расстреляют за трусость!».

Я выскакиваю туда, ползу-ползу к орудию. А снаряды кругом воют, землю роют…

А командир орудия только снаряд за снарядом подает. А тут, вижу, ящики со снарядами горят.

Я их плащ палаткой накрыл и думаю, как в бой вклиниться, чтобы меня заметили.

Начинаю снаряды подносить, этого командира орудия толкаю. Он на меня посмотрел, как зверь. Когда идет бой, у всех глаза навыкате, все страшные. Командир посмотрел в мою сторону, и я снаряд подал и сам встал на свое место.

Потом бой затих, кто живой, кто раненый, кто стонет; «Братцы, добейте!» И тут же, как попритихло, раненых убрали, построили, кто, остался живой.

И тут зачитали, кому ордена, кому медали, а мне ничего не дали, одного меня не наградили за тот бой.

Потом начались газовые атаки, побывал под газами. Потом стали брататься с немцами, кто-то кричит: «Все, царя долой!»

И тут началось непонятно что. То не было обмундирования, были голодные, босые, без снарядов, оборванные, во вшах. А тут все есть: и снарядов, и хлеба, и только воюй. И все есть, а никто воевать не хочет.

Вот пошли по домам. И я ушел. Приехал в Белоруссию к себе.

Ну, там меня в комитет бедноты назначили, как особо грамотного начальником или председателем каким-то. И начались жестокие земельные споры.

Делили, делили, но оказалось много недовольных. И среди них мой брат. И случилось так, что в ссоре я застрелил своего брата. И сестра тут замешана была. И меня осудили и отправили в Сибирь по уголовке.

В Сибири – стройка. Я косяки вставляю, печи кладу. Тогда у меня еще оба глаза были. И тут подвернулся начальник геологического отряда: «Ты грамотный, артиллерист, азимут знаешь… Я забираю тебя к себе».

А геология имела тогда большую власть. Вот меня и забрали. И я по Сибири, по Ледовитому океану с этими геологами разъезжаю, разведку ископаемых и нефти веду. И окопались мы на острове Вайгач.

И вдруг заболел я. Какая болезнь была – не помню. Пришел лекарь, а у меня температура 42 градуса.

Лекарь и говорит: «Да он уже не дышит, унесите его в кладовку. Помер». И меня унесли в кладовку.

В кладовке лежу, долго пролежал. Потом приходят хоронить. А хоронили там как – в море опускали. Потому что там камень один – не разбить его.

Пришли хоронить, а один и говорит: «Да он гнется, он, вроде, живой».

Второй: « Точно живой!»

Занесли в тепло. И тут у меня начались галлюцинации, как будто меня куда-то задвигают на тот свет или еще куда-то. И оклемался».

Глава 12. Дикий мед

Когда оклемался Катыря, его геологическая партия уже ушла. Так оказался он в Архангельске.

Веселое было время на Белом море. Лес идет, стройки шумят, пилорамы работают. Строительство огромное, дома ставят и ставят, народу, что муравьев. Это было время спецпереселенцев, раскулаченных. И все были при деле.

Там Катыря стал плотником. Спрашивают: «Есть специалисты косяки вставлять?».

И оказалось, что никто, кроме его, не умеет.

Дали ему помощников-учеников и стал он дома окосячивать.

Однажды возник спор между плотниками: «Кто одним ударом гвоздь забьет в сучок?» Глупый спор, взрослые вроде бы люди, а вот стали упражняться.

Ну, забивали-забивали – никто не смог.

А тут Катыря подошел: «Давай, я забью одним ударом». Как шарахнул, гвоздь отлетел в глаз. И глаз вон.

Врачиха говорит: «Глаз нужно удалять, глаза нет». Сделала операцию и сказала: «Если бы промедлили, то и второй бы глаз быстро ослеп.»

Ну, и все, с одним глазом отпустили: «Иди, куда хочешь».

И пошел он вверх по Двине. Поработает у одних, у других, но тянет все туда, где теплее. И так до Котласа дошел. В Котласе поработал, затем в Устюг перебрался. Холодно и в Устюге.

Добрался до Вологды, в Вологде еще поработал. И в Вологде – не климат. Пошел обратно. В лес. Добрался до Дороманки.