Мальчик с котомкой. Избранное

– Ребята, наберите-ка мне черники.

Дети вскочили, побежали. Тут до черники сто метров буквально было. Набрали черники, кто во что. Приносят, он шляпу поставил, чтобы сверху туда в это гнездышко чернику положить. Ребята ему туда кладут, а он ест.

…И вот начались занятия. Лешке тогда было шесть лет, по возрасту он не подходил для школы.

Но как же, все идут: и Люська Резниченко, и Клавка Житьева, Васильченко ребята… все уже в классе. А Алексея Житьева там нет? И он пробился к ним силой, хотя его и не пускали.

Иван Иванович говорит ему:

– Пошел вон отсюда.

Он – ни в какую. Потом ломится еще в дверь Вовка, брат двоюродный. Он опоздал к уроку.

Иван Иванович:

– Опоздавших не пускаем…

И пока он с Вовкой занимался, выталкивал его, а Вовка лезет и лезет, Лешка между ног у него и – на печку. Печка посреди класса стояла. Уж, думает, с печки-то он его никак не сгонит.

А у Вовки – охапка моркови с собой. Дети тогда любили морковью похрустеть. И вот он эту морковь учителю сует, что бы тот пропустил его. Взятка!

Иван Иванович морковь взял, а не пускает, но Вовка все-равно прорвался. Сильный был, хоть и маленький. И Лешку он так же и не мог выгнать с печи.

Лешка на печке разлегся, наблюдает, как учитель урок ведет.

Смотрит Лешка, а учитель начал какую-то ерунду городить. Какие-то палочки, крючочки, кубики, кружочки показывать. Потом до цифр дело дошло.

Стал он спрашивать у Клавки Житьевой да Люськи Резниченко, а они уже переростки, им по 8 лет, а в школе не бывали: «Какая это цифра?».

А они не знают, не могут запомнить. Дошло до девяти. Ну, не знают и все.

А Лешка сверху смотрит и думает: да чего тут не знать? Ему эта наука легко дается. Вот он и говорит с печки:

– Девять, это!

Учитель посмотрел на Лешку, подумал и говорит:

– Верно, слезай, садись за стол.

Лешка, как воробей, слетел с печки, сел рядом с Вовкой, слушает, что дальше будет.

Учитель морковь со стола убрал и говорит:

– Сейчас, дети, будет урок пения.

Все оживились. Все частушек много знали и других песен, которые на гулянках пели родители: «Шумел камыш…», «Хас Булат удалой…»

– Ну, давай ты, Люся!

– Собиралась на гулянку,

Мне наказавала мать:

«Сотона вертиголовая,

Приди хоть ночевать…»

– Достаточно, – сказал учитель. – Ну, вот ты, Володя, руку тянешь. Какие песни ты знаешь?

– Выхожу и начинаю, – запел Вовка противным козлиным голосом,

– а в кармане молоток,

неужели не заступится

двоюродный браток…»

– Нет, – говорит учитель, – не правильно вы поете. Нахватались всякого мусора. Нужно песни петь настоящие.

А никто хороших-то настоящих песен не знает… Да, видимо, он и сам петь не умел. Но поставил в дневнике девчонкам, которые пели, как комары зудели: «Хорошо поют».

А напротив этого класса и жил Алексей Иванович Муранов. Екатерина Петровна купит Алексею Ивановичу от большой любви граненую бутылочку водки. Алексей Иванович Ивана Ивановича зовет в гости, и дети за ним – весь выводок.

Вот они сядут за стол, начнут свои разговоры, а ребятам газет на пол настелют, они и ползают по ним, знакомые буквы ищут. А особенно ищут карикатуры на Гитлера, Геббельса… Геббельса и Гитлера тогда рисовали в виде обезьян. Найдут ребятишки карикатуру и катаются по полу, ухохатываются:

– Вот такие они и есть, образины.

А Иван Иванович с Алексеем Ивановичем зашибают. А у Алексея Ивановича хороший голос был, пел очень громко. Выпьет рюмку, другую, запоет «По долинам и по взгорьям».

– А ну, орлы, становись!

Ребята скорее строиться и маршировать. Всем охота фуражку его на себя водрузить. Но фуражку он свою отдает тому, у кого отец погиб на фронте.

Дальше построит детей в колонну:

– Равняйсь! Смирно! Марш!

Учителя только улыбаются, глядя на новобранцев таких. Кто в соплях, кто в рваных штанах, кто босиком и ноги в цыпках…

Алексей Иванович кричит:

– А ну, запевай.

Тут дети и рады глотки драть.

Так вот и учились в Сосновом.

Весной Иван Иванович говорит: « Первый класс вы закончили, я вас перевожу…»