Мальчик с котомкой. Избранное

Смотрит – пчелки летают: значит, и медок будет, я здесь и осяду.

И пошел он в лесных участках нарасхват: строит, косячит, печки кладет. А в свободное время рои ищет.

Наловил роев, наделал дуплянок, домиков, столяр он хороший был. И заложил пасеку в деревне Медведице.

Катыря везде нужен: всюду его работа ждет…

Везде: «Давай, Катыря».

А он везде пчелок ищет да ловит.

Возьмет немножко медку, выйдет на луговину и ждет.

Скоро прилетит пчела, возьмет у него медку и полетела. А Катыря в этом направлении идет метров триста. И опять ждет. Опять пчелка прилетит. Он опять за ней. И опять ждет… И вот таким образом пчелки его к дуплянке подведут.

…Как-то Житьевы у конюшни работали. Платонида и говорит: «Смотрите, ребята, Катыря в лес пошел».

А у него – поперечная пила, топор, и ведра какая-то баба сзади несет, семенит.

Мать и говорит: «Ребята, собирайтесь быстрее, Катыря мед нашел».

Сморят, куда Катяря пошел. И они по лесной дороге в сторону ручья Перовки.

Житьевы кто с чем, будто бы за ягодами пошли. Прошли километра полтора, стали ягоды брать, слышат: «Бу-бух!» Дерево большое упало. Все ясно.

Платонида детей поднимает и они всем курятником туда, где дерево упало.

А уже начались сумерки. Подошли, а там костер разведен, и Катыря куски дерева отпиливает. Там, где леток, метра четыре откомлевал. Простукал, чтобы пчел не перехватить, тут надо с предупреждением отпиливать.

Ага, отпилили они вместе с этой бабой кусок дерева, Катыря посмотрел в дупло, еще кряж отпилил.

И начал доставать соты и складывать в ведра. А тут и Гуськовы обозначились. Пчелы гудят, а не кусаются.

Темно и дымом окурены. Только одна Лещку укусила. Наверное, меда больше всех хотел.

И начал Катыря в ведра соты складывать. Как с этого куска дерева достал, дальше пилит. Откряжует около метра, кряж раскалывает, мед достает.

А меду там в этом кряже! Все ведра заполнил, Житьевым отделил…

И когда уже дело все управилось, он оставил там еще неубранного меду. Не весь стал убирать.

На завтра, когда матка в этот кряж ушла, он придет, дупло закрывает платком, откряжует, и – на плечи, с кем-нибудь вдвоем несут на пасеку.

А если не нужен рой ему, так оставляет его, но мед забирает.

Так Житьевы дети и на другой день ходили, этот мед там лизали.

А потом Житьевы уже сами нашли пчел в осиновом дупле совсем рядом, ниже своего дома, наверное, метров семьсот на той стороне.

Тут-то пчелки их покусали. Но четыре или пять ведер меду взяли. Колоду вынесли на другой день, поставили возле дома. Ну, и пчелы здесь стали работать. Ребята колоду, бывало, перевернут, а там языки свежие уже, пчелы вытянули новые соты. Посмотрят и опять поставят. Работайте пчелки!

А Катыря один раз двенадцать ведер меда в дуплянке взял.

Очень добрый был. Раздавал много меду. И только иногда менял на что-нибудь нужное ему.

Глава 13. На запани

Катыря у начальника лесоучастка, как ценный работник проходил. Потому что, кроме всяких умений, еще и медом снабжал начальника и его семью.

Семья у Травина жила в райцентре и на участке не появлялась. Знали, что есть у него жена Зара, которая мед сильно любит.

– Ты Григорий Александрович не переживай. На фронт тебя не отправят. Ты у меня на броне.

У Катыри страх, что его заберут на фронт, непреодолимым был. А носил он искусственный глаз. И так по виду не видно было, что калеченый. И в военкомате этих подробностей никто не знал.

Он пришел на медкомиссию, они глянули: «Ага, здоровый. На фронт.»

Он видит, что забирают уже. Достал глаз и в карман спрятал. Врач говорит: «Подождите, а что у вас с глазом? Ах, так у вас глаза нет? Ну, все, не годен.»

Катыря выйдет, глаз вставит и опять, как полноценный человек…

Следующая комиссия – опять забирают. Говорит: « Я был вынужден тогда этот глаз выбросить, без глаза ходить.»

Он себя считал гармонистом. Музыкантом считал, и любил этим блеснуть. Приедут в участок начальство или уполномоченный какой, все к нему: послушать гармошку да медовухи выпить.

И девки его – нарасхват. Вечером ему дома не давали отдохнуть: «Иди нам поиграй в красном уголке.»

Он любил, когда его просят. Играет с напрягом, сопит, глазом сверкает. Нет девкам женихов. Девки Катырю затискают, зацелуют, а какой толк от Катыри…

Так и завяли они без женихов. Война кончилась, разъехались по городам.

А в деревне на берегу большой реки, где Лахов в избушке жил, была у Катыри пасека.

Там была запань, в которую ловили сплавляемый лес и вязали из него плоты. От камня был протянут к берегу трос и привязан к ершам или быкам, вкопанным в землю. А в устье сплавной реки трос вязали к огромным соснам. И вот это сооружение держало запань, ловушку из бревен опять же, которую удерживали этими тросами. Леса набьется, трос натянет так, что он гудит: «ду-ду-ду…»

Порой, давление такое соберется, все эти крепления с корнями вырывало из земли.

Катыря в сплавном деле специалист был. Его держали там вроде наставника, чтобы молодежь обучать.

– Работаем с утра до ночи. – Рассказывал Катыря. – Слышим: «Цак, цак, цак». Это значит, либо начальник лесоучастка, либо военком едет из района на коне. Военком уже повоевал, был ранен, без руки вернулся, капитан…

И вот он встанет на горе перед камнем на лошади. Как памятник стоит. Выглядывает молодежь. А те уже бледные от волнения. Их черед на войну идти…

Вызывает: « Петров, Иванов, Сидоров выходи строиться!». И повел их в город на отправку.

Парней в поселке не стало, мужики еще раньше ушли. Один начальник участка на коне да Катырло с гармошкой, от которого толку нет.

…Бабы в войну тосковали сильно. Особенно те, которые вдовы, которые перестарками остались.