Мальчик с котомкой. Избранное

И все стали думать: куда это он нас переводит? И вообще, что это такое «перевожу»? Вот задачка. А—а, во второй класс.

А понятия, что это такое – второй класс, ни у кого нет. Никто ни писать, ни читать не умеет.

И вот лето прошло. Иван Иванович после летних каникул приезжает, сообщает, что все во втором классе. И он опять начал попивать с Алексеем Ивановичем, а дети – одни, брошены.

Им уже скучно стало бездельничать, не интересно.

Но скоро Иван Иванович помер – бедолага, похоронили его. И осталась сосновская школа без учителя.

В школу уже не надо ходить, ну, и ладно. Все поняли, что школа, это Бог знает, что. Это не интересно.

И тут присылают в Сосновое настоящую молодую учительницу. Ольгу Ивановну. Вот она-то и стала для Лешки и всех остальных детей Соснового первым учителем на всю жизнь.

– Вы, говорит, во втором классе, а никто читать и писать не умеет?

И начала она с нуля обучать детей. И тут образовались кружки, и секции, гимнастические пирамиды стали делать, гимнастику показывать.

И она начала ставить пьески, песни учить, даже по соседним участкам стали с концертами ездить. Вот так и выучила детей военного времени, беспризорных воробьев, в люди вывела.

Глава 11. В лесах

– Колька, хватит дрыхнуть! – Лешка тряс за плечо своего братишку, спавшего на печи. – Вишь, сколько снегу намело. И солнышко светит – Айда, кататься с гор.

– Сначала за стол, Самовар вскипел. – Остановила их мать.– Я сейчас пироги доставать стану. Они хоть и ржаные, а все же пироги. Да позовите дядьку Катырю завтракать. Тошно, поди, ему одному.

За Катырей не нужно было бежать. Его квартирка начиналась сразу за житьевской печкой. Можно было через переборку заглянуть в жилище катырино.

А можно было попросту спрыгнуть в его комнатку.

Григорий Александрович – мастер на все руки. Человек добрый, старательный.

В Сосновом летами работает на запани, лес принимает да в плоты сбивает. Зимой ледяную дорогу содержит в порядке. Это он сработал Лешке и Кольке лыжи, которые хоть на охоту, хоть с гор кататься годятся. Легкие, прочные, широкие.

Не успела Платонида распоряжение дать, как Колька заборку перемахнул и уже у Катыри гармошку терзает.

– Нет, Платонида Ивановна, не приду чаевничать. – Отвечает Григорий. – Надо ледянку ехать чистить. Занесло. Уж вечером, ежели, почаевничаем,

…Сосновские мужики уходили на фронт лесной дорогой. Это был дремучий сосновый лес. Сосны лет под двести-триста: в два обхвата. Вершины небо подпирали.

Этот лес до пятидесятых нависал над речкой Дороманкой.

Белых грибов в нем росло – неоглядные плантации. Брусники, черники в нем – никогда не выбрать…

И этот лес кормил наш поселок и давал каждому работу, и давал стране древесину.

Мастер леса – человек в поселке уважаемый. Прежде, чем нарезать участок, мастер определял, как выгоднее подвести древесину к реке. Возили всё на лошадях.

Летом возили на специальных тележках, у них были маленькие колеса, похожие на ролики. А зимой было проще, лес везли просеками по ледяным дорогам. Эта ледянка, прямая, как стрела. Ночью ее подметали голиками. А если заносило снегом, то откапывали лопатами специальные рабочие. И еще ее все время поливали водой.

И так здорово было выйти зимой на ледянку. Красота невероятная. Над тобой кроны могучих сосен в снеговых шапках, на сугробах следы зверей, в ветвях птицы посвистывают…

Днем на ледянке движение, как на Невском проспекте. Идут лошади тяжеловозы. Некоторые везли сразу по 14 кубометров леса. Тут уж возница решал, сколько его лошадь может взять леса. В выходные ледянка пустовала, и на ней можно было кататься, хоть на коньках. Вот на эту ледянку и собирался дядька Грища Катыря.

Лешка и Колька, напившись чаю с пирогами, встали на лыжи и отправились обзирать владения, Реку, сосновые боры по обе стороны реки, монастырские огороды, заснеженные и безмолвные.

Еще немного и река упиралась в запань, устроенную в большой реке. Запань отделала бревенчатыми бонами несколько сот метров побережья. И в этом пространстве, куда по весне загоняли сплавленный лес, формировали плоты или ерши, которые таскали по рекам специальные буксиры.

Сейчас запань замерла, покрылась снегом, и только следы выдавали присутствие здесь человека.

Лешка поднял голову, на высоком речном берегу стоял домик Егора Лахова, смотрителя запани. Из трубы валил дымок.

Вот на крыльцо домика вышел хромоногий человек, пригляделся:

– Лешка? —Спросил человек – Ты, что ли будешь?

– Это мы с Колькой! Катаемся, – отвечал Лешка.

– Ну, коли так, вытряси там на Дороманке вершу да принеси рыбу. Мешок я тебе сейчас сброшу. А то у меня сегодня нога к непогоде разболелась.

Человек скрылся в домике и через минуту появился вновь со свернутым в рулончик мещком.

– Пешню найдешь там рядом. А мы пока со старухой буржуйку растопим.

– Кто это, – спросил Колька?

– Батькин друг, дядя Жора Лахов. Батька с ним рыбачил прежде часто.

Ребята подняли из заезка вершу. В ней было несколько востроносых стерлядок да две щуки, разевающие пасти, похожие на чемодан, а еще окуньки и сорожки..

Лешка окидал в мешок рыбу, они оставили свои великолепные лыжи под берегом, и полезли по тропке в кручу к домику.

У Лаховых было тепло и даже жарко. Гудела буржуйка, через все комнату тянулась раскрасневшаяся труба, волнами распространяя жар по избушке.

– Вот мы сейчас обедать станем. Давайте-ка щуки изжарим. Стерлядь снесете домой. – Говорил без остановки дядя Коля. – Стерляди нынче мало. Потому, как лесу в запани нет. Некому в лесу сосняк валить да сплавлять. Много ли бабы да девки навалят. Тут сила мужицкая нужна.

Веришь ли, этой стерляди под плотами набивалось столько, что плоты шевелились. Это она на бревнах собирает рачков. Эти рачки у нее любимый корм. И чем больше его, тем стерляди больше. Было до войны я эту стерлядь поросенку кормил. А нынче уж и поросенка нет. Нечем кормить.

– Вот батьке вашему на фронт рыбешки бы вяленой дибо мороженой послать, вот они бы порадовались, так не дойдет… – Сменил Лахов тему. – Скажите, пишет хоть чего? Скоро ли война эта проклятая кончится?

– Батька мне с фронта леску послал и крючков немецких, – сказал Лешка.

– Эва, как! Это, значит, они в разведку ходили по немецким окопам щарили. Батька у тебя отчаянный. Да все братья Житьевы – не промах.

– Про их артиллерийский расчет и в газетах пишут, мол, братья Житьевы все. Батька вырезку присылал. Пишут, что стреляют метко.

Жена Лахова разделала щуку и уже жарила на сковородке. Сам Лахов принес с коридора кусок соленого сала с розовыми прожилками, нарезал ломтями хлеб.

– Последнее, – сказал с он сожалением. – Надо как-то выживать.