По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина

И, тем не менее, россыпные месторождения практически себя исчерпали (как и во всём мире, где они дают лишь несколько процентов от всего объёма добываемого золота), зато есть рудные месторождения. В нашем обывательском представлении руда – это скальная порода. Разочарую: золотосодержащая руда – это…почти как глина. По крайней мере, именно такую я видел в алданском посёлке Нижний Куранах. И драгоценный металл из неё извлекали не промывкой, а химическим способом с использованием ртути.

Добыча рудного золота – это более цивилизованный способ. Более комфортный для работников: это же – фабрика с достойными условиями труда. Но золоторудных месторождений в Якутии мало, и в основном золото здесь моют…

Комбинат «Джугджурзлото» вёл добычу северо-восточнее алданских месторождений. Объёмы там сравнительно небольшие. Предприятие было бесперспективным, и я туда ни разу не ездил, отправляя разбираться с проблемами своих подчинённых.

Дороги золотого Оймяконья. Окрестности Усть-Неры

Зато регулярно ездил в Оймяконский район, в «Индигирзолото». Хотя там, в Усть-Нере, центре района, постоянно жил собственный корреспондент нашей газеты. Почему-то это самое холодное в северном полушарии Земли облюбовали журналисты с Украины. Сначала при мне там работал Виктор Хохлачёв, который, вернувшись в Киев, сделал на родине прекрасную карьеру в местном отделении ТАСС, а также опубликовал несколько научно-популярных книжек. После него из Львова приехал Олег Бережной, любитель охоты и рыбалки.

Хотя Оймяконье – не самый дальний край в Якутии от столицы республики, но зато самый труднодоступный. Вокруг горы и быстрые, порожистые, не судоходные реки. О том, что здесь есть золото, знали ещё в двадцатых годах прошлого столетия. Но посчитали, что промышленных запасов нет. Геологические экспедиции искали в этих краях олово, в котором остро нуждалась советская промышленность: для выпуска подшипников. Но олова не нашли.

Золото обнаружили на соседней Колыме. Туда потянулись старатели. В начале тридцатых годов для освоения перспективного района создали трест «Дальстрой», ставший потом печально знаменитым потребителем рабочей силы – узников ГУЛАГа.

Когда решили всерьёз заняться разведкой золота на Индигирке, то геологи-первопроходцы добирались сюда на оленях. Но в 1937 году «Дальстрой» создал Индигирскую экспедиции во главе с Валентином Александровичем Цареградским.

С ним мне лично переговорить не удалось. Когда я работал в Якутске, он жил в Москве. Но в 1974 году он побывал у нас в редакции «Социалистической Якутии». Человек знаменитый, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии, генерал-майор. Почестей он добился заслуженно.

Моя запись его рассказа полна интереснейших фактов освоения Колымского края, с чем связаны открытия и в Оймяконье. Впервые Цареградский попал туда вместе с другим выдающимся геологом – Юрием Билибиным. В 1928 году их направил Геолком. Причём никто не знал, где конкретно они будут искать золото. Маститые геологи даже ругали их за такую авантюру.

Двадцать восемь первопроходцев приплыли по Охотскому морю на японском судне, вместе с рыбаками. На берегу якут Макар Медов помог достать семь лошадей. Восьмую они купили сами. Медов ехал с ними, но был против сплава по реке. Он помнил, что когда-то на ней погибли казаки. Однако заметил:

– Вы хорошо поёте. Значит – проплывёте…

Половину отряда составляли старатели, остальные – демобилизованные год назад красноармейцы. На ручье Безымянном не нашли ничего. На Правом Среднекане обнаружили небольшую промышленную россыпь. В. Раковский на реке Утиной обнаружил богатую россыпь. Ему и Билибину поручили дальше исследовать Утиную, а Цареградскому – Среднекан.

Карт не было. Вели глазомерную съёмку. А на какой широте Среднекан, даже не знали. Увязывали площадь с помощью теодолита от соседних гор.

16 сентября уже должен был за ними прийти пароход. А на Среднекан вышли только 31 августа. И работали до морозов. Цареградский должен был пройти средним путём между маршрутом Билибина и хоженой тропой. Якут-конюх вначале отказался там идти, боясь погубить лошадей. Цареградский предложил расписку за лошадей, и якут согласился. Шли медленно, по восемнадцать – двадцать пять километров в сутки. Задерживала пурга. Да и у лошадей за время летних работ были сбиты копыта.

Чуть не заблудились и не повернули в другую сторону. Но в бинокль увидели белые горы – Белогорье! Вышли правильно.

Сделали очень смелые прогнозы относительно золотоносности района. А горные породы там такие же, как и на Индигирке. Геолком удивился результатам. И в 1930 году Цареградский стал во главе большой экспедиции, в которой было уже восемь партий. Кстати, он сообщил любопытную подробность: его заместителем был боцман с крейсера «Авроры», вот только отличался он не революционной дисциплиной и трудовым героизмом, а пьянством.

Были сложности со снабжением. На Среднекане люди даже голодали: трудно было туда добраться. Но отряды в разных местах обнаруживали всё новые и новые месторождения. Когда был создан трест «Дальстрой», организовали ещё одну экспедицию на Колыму. А отряд И. Галченко прошёл по притокам Индигирки и установил там золотоносность.

В 1937 году геологов целенаправленно сориентировали на Индигирку. От Иркутска они добрались на лошадях до Качуга. Здесь на берегу реки Лены, на судоверфи, построили карбаса. Это – старинный вид сплавного средства, применявшегося ещё казаками-первопроходцами. На карбасах и пароходах добрались до реки Алдан, а оттуда до Индигирки – на гидросамолётах. И там, в суровом Оймяконье, начались открытия: Ольчан и другие места.

Цареградский подчеркнул уникально быстрое освоение найденных месторождений: «такого в мировой практике ещё не было». Он отметил, что здесь стали применять новую технику. Так, первый в СССР бульдозер появился именно на Колыме. Эту технику закупили в Америке. И она резко повысила производительность. В годы войны вообще всё снабжение края, вплоть до питания, шло из США. Хотя всё равно с продуктами были сложности: порой запасов на приисках оставалось только на три дня.

В 1938 году Цареградского назначили главным геологом «Дальстроя». В сороковом году, по его утверждению, Колыма добыла уже пятьдесят пять процентов всего советского золота. В этом есть и вклад Оймяконья.

Одновременно геологи нашли долгожданные месторождения олова, а также вольфрама, столь необходимого для изготовления танковой брони и противотанковых снарядов.

Всё прекрасно: мужество первопроходцев, открытие богатейших месторождений, рекордная добыча! И всё это – заслуга пяти тысяч коммунистов «Дальстроя»? Ещё Цареградский привёл такие цифры: там трудилось около тысячи выпускников вузов и порядка шести сотен со средним специальным образованием – топографы, геодезисты и т. д. Но «Дальстрой» – это ГУЛАГ, однако генерал-майор в отставке ни словом не обмолвился об использовании труда зэков, о том, сколько их было, сколько погибло при освоении и побитии рекордов. А на наш прямой вопрос про заключённых ответил обтекаемо, что, мол, и у вольнонаёмных условия труда и жизни были тоже очень тяжёлыми. Да, тоже тяжёлыми, но над ними не издевались конвоиры, их не мордовали и не морили голодом. Зэков считали людьми даже не второго, а десятого сорта, и даже вовсе не людьми, а отбросом, которого незачем жалеть. Зато: «такого в мировой практике ещё не было». Да, действительно не было…

Итак, часть экспедиции Цареградского шестого августа тридцать седьмого года добралась до Индигирки на трёх гидросамолётах, которые сели возле устья её притока – Неры.

Прибывшие перебрались на берег, перенесли продовольствие, снаряжение. Сложили. Огляделись. Сплошной стеной стоят лиственницы. Никого. Зверьё от шума моторов попряталось. Люди на этот шум не пришли. Дикие места. Лишь вдалеке от реки стояла одинокая юрта якута Кривошапкина. В тот же день поставили палатки. Так родилась Усть-Нера.

Это я процитировал свою книгу «Оймяконский меридиан». Там же я описываю, с каким трудом со стороны Магаданской трассы пробивалась по бездорожью первая колонна из четырнадцати автомашин. Более месяца – в январе-феврале сорокового года – она потратила на путь до Усть-Неры.

Позже началась пробивка Колымской трассы до посёлка Хандыга, что на реке Алдан.

Готовя «Оймяконский меридиан» к публикации, я не акцентировал внимание на том, что основной рабочей силой в этом краю были зэки. В каких условиях им приходилось выполнять «задания Родины», достаточно почитать «Колымские тетради» Варлама Шаламова. Без содрогания и слёз читать их невозможно. Особенно тем, кто потерял своих близких в гулаговской мясорубке…

В брежневские времена вспоминать о лагерях не приветствовалось. Но ГУЛАГ сам напоминал. Однажды, попал я на совещание у руководства какого-то индигирского прииска (кажется, это был «Ольчан»). Заседаем на втором этаже конторы. Посмотрел я в окно и обомлел: в двух сотнях метров, на соседней сопке стоит лагерная вышка. Не скособочилась, в «рабочем состоянии». Почему она сохранилась? Как память о жертвах? Как напоминание, что надо всего себя отдавать Родине, которая всё видит, всё слышит, всё знает? Или просто в производственной суете не до неё, не стали тратить силы и время? Хотя после ликвидации ГУЛАГа к тому времени прошло уже два десятилетия…

В Усть-Нере ещё в советские годы создали краеведческий музей. Когда я там был в середине 1970-х годов, он занимал небольшую избу, которая и сама-то фактически была историческим экспонатом. Интересный музей. Там, например, были предметы быта якутов и русских: инкрустированный серебром посох; старинное седло, выдолбленное из дерева и украшенное чеканкой; лук-самострел; чороны – сосуды для кумыса; деревянные чаши и ложки; шкатулки; берестяные туески…

Но не хватало в этом музее одной очень важной страницы истории. Ни один экспонат не напоминал, что в этих краях были лагеря ГУЛАГа.

По сведениям Мемориала, взятым им из доступных архивных материалов, Индигирский исправительно-трудовой лагерь (ИТЛ) создан 20 сентября 1949 года. Базой его была Усть-Нера. Но зэки работали на обширной территории: на приисках «Маршальский», «Ольчан», имени Покрышкина, «Балаганах», «Панфиловский», «Кокарин», «Юбилейный», «Разведчик», «Партизан». Участвовали в разведке и добыче не только золота, но и вольфрамовой руды (на Аляскитовом месторождении; в том числе подземным способом). Участвовали в строительстве важнейших объектов: ремонтных мастерских, Нерской электростанции, Аляскитового горнорудного комбината, ЛЭП Ольчан – Новопанфиловский, ЛЭП-35 Нера – Покрышкин – Богатырь. И даже работали в совхозе «Балаганах». Всего, по тем же данным, в Индигирлаге на первое сентября 1951 года числилось 13843 заключённых, два годя спустя – чуть больше восьми тысяч. Вроде бы и не так много, но ведь числились – не значит долго жили, так что «сталинскую школу жизни» на Индигирке прошло гораздо большее число заключённых.

При этом надо иметь в виду, что речь идёт о новом самостоятельном подразделении «Дальстроя». Но и до 1949 года здесь работали зэки. Просто они числились в другом ИТЛ, например в Северо-Восточном, что был организован в Магадане ещё в 1932 году. По крайней мере, в строительстве дороги до Усть-Неры с востока уж точно зэки были задействованы.

Мне не довелось в Усть-Нере познакомиться с бывшими узниками ГУЛАГа. Уж мало кто выжил. Кто выжил – уехал. Либо в родные края, если разрешали вернуться. Либо куда-то на поселение, но туда, где покомфортнее жить. Либо, если ещё были силы, уезжали на новые, более перспективные прииски, скажем на молодой развивающийся прииск «Кулар». Там я встречал тех, кто переехал туда с Индигирки.

Может, кто-то из зэков ещё и оставался здесь, но люди не хвастают лагерным «багажом». Им, как и участникам кровопролитных боёв с нацистами, вспоминать об этом тяжело. Да и не станут рассказывать о жизни в гулаговском аду первому-встречному, да ещё чтобы об этом узнал весь белый свет. А вот разные зэковские байки слышать мне доводилось. И про то, как выживали, любыми способами цепляясь за жизнь, и как косяком вымирали, и как «любили» лагерное начальство… Но главным предметом баек было всё же – золото. Куда же без него, без кормильца?

Рассказывали, например, о разных хитроумных способах умыкнуть золотишко. Утаить-то его не проблема, даже под оком «человека с ружьём», даже при повседневном шмоне. И запихивали во все человеческие дырки, и глотали, и прятали под подмётку… Ведь даже при самом большом сроке отсидки люди верили, что рано или поздно уедут отсюда на «Большую землю». А вот как воспользоваться накопленным богатством? И готовились.

Вот одна из историй. Человек тайком копил самородки в консервных банках. И кидал это в очко – в говно туалета. Чётко заметил координаты своего клада. Выждал несколько лет, прожив на свободе, на «материке». Приехал за своей «копилкой», а на том месте, где стоял туалет, теперь современный дом…

Сейчас, я знаю, в усть-нерском музее есть раздел по истории ГУЛАГа. Правду истории не утаишь…

Старатели

Золото и старатели – это неразрывные понятия. Где старатели – там наверняка есть золото. Как минимум – надежда, что его найдут. Но где золото – там не обязательно будут старатели. Это сейчас. А до большевистской власти в Якутию добирались тысячи охотников за самородками. Они были на Вилюе, в верховьях притоков Алдана, на Чаре, Жуе, Патоме, Витиме. Но советская власть установила монополию на добычу золота. И месторождения отрабатывались государственными предприятиями.

Однако не всякое месторождение давало доход, который бы окупал расходы. И там, где невыгодно мыть золото госспособом, разрешали это делать артелям. Сохранение старательского способа – это доказательство преимущества частного производства перед государственным. В определённых условиях, конечно.

Казалось бы, столько лет минуло со времён «золотых лихорадок» прошлого и позапрошлого веков, описанных в романах американских и наших отечественных писателей, показанных в фильмах Чарли Чаплина, однако в пони мании многих непосвящённых людей и ныне старатель остался всё таким же полубродягой, уповающим на фарт. Фарт, безусловно, нужен. Как в любом деле. Но не только он определяет успех старателя…

Быть в золотодобывающем Оймяконском районе и не познакомиться с современными старателями – этого я бы себе не простил. Хотя в этом не нуждалась моя редакция. Об артелях или писали что-то критическое (разорились, своровали, избили), или ничего не писали. Не пропагандировали эту предпринимательскую лазейку в социалистической экономике. К тому же «старались» золотодобытчики, как правило, в стороне от хороших дорог.

Но мне подсказали, где найти не столь отдалённую базу старателей.

Председателя артели «Север» на месте не оказалось. Встретил горный мастер Иван Тихонович Буцик. Должность его в артели – всё равно, что на обычном карьере главный инженер. Он здесь всей технике голова. И вообще в курсе всех дел.

– Вы руководствуетесь какой-нибудь технической докумен тацией? – спросил я его, когда мы познакомились.

– А как же! Из комбината дают проект. Я держусь его.

Геологи довольно часто открывают месторождения, промыш ленные запасы которых невелики. На таком пятачке государственному прииску невыгодно заниматься добычей, особенно если месторождение на большом расстоянии от производственной базы. Тогда государ ство (комбинат) отдаёт частным лицам (артели) это месторожде ние как бы в аренду, по трудовому соглашению. Отдают и закрываемые участки, где добыча госспособом уже невыгодна. Комбинат выде ляет бульдозеры, промприборы, другую технику, инструменты, материалы, но за собственные деньги старателей. Они сами решают, сколько чего приобрести. Мало возьмёшь – не справишься с планом (а задание им тоже регламентируется – исходя из запасов), много возьмёшь – техника «съест» артель расходами на её содержание. Артель также сама ре шает, сколько ей нужно поваров, ремонтников, шофёров…

Всеми делами руководит правление артели из восьми чело век, которое избирается ежегодно. Лишь двое – председатель артели и горный мастер – не занимаются непосредственно фи зическим трудом. Старатели работают круглый год. Зимой идёт ремонт горного оборудования, монтируют промывочные прибо ры, добывают подземные пески. Денежный расчёт делается один раз в год – по окончании сезона на основании начисленных трудодней, как в колхозе. Остальное время живут на аванс.

– Стараются не очень много брать, чтобы получить поболь ше под расчёт.