Долина

– Нате вам, альпинисты, алкозавры хреновы!

– Спасибо, Док, и мы тебя тоже очень любим!

– Не больше двадцати грамм на рыло! Понятно?

– Конечно, Док, максимум пятьдесят!

Но даже и двадцать граммов, смешанные с колдовским воздухом Долины в сумасшедший коктейль, дали самые роскошные результаты.

Сначала всех удивил Крис, легко продемонстрировав обратное сальто с места – аплодисменты! Ура Крису! Потом Арамис ловко жонглировал пятью камушками и всех удивил – ура Арамису! Потом Ледокол пообещал номер еще круче – жонглировать тремя горящими головнями.

Высокий опасливо пробормотал:

– Ахтунг, ахтунг, Айсбрехер ин дер люфт! – и отодвинулся подальше.

Но в итоге почти никто не пострадал. После трех секунд жонглирования одна головня упала на голову самому Ледоколу, опалив ему волосы, а отнее отскочила в котел с чаем. Услышав шипение и увидев клубы пара, человек пятнадцать с хохотом повалились на землю и катались пару минут:

– Ледокоша, ну ты даешь!

Когда смех наконец затих, Крис встал и начал:

– Слушайте новый анекдот: приходит как-то Ледокол к врачу…

Он не успел сказать ничего больше. Трудно объяснить, что было такого смешного в этих простых словах, но раздался новый взрыв смеха. Хохотали уже все до единого, минут пять, наверное, катаясь по траве. Высокий стоял на четвереньках и мотал головой, не в силах разговаривать, но это никого не удивляло. Собственно, анекдот так никто и не услышал.

Вскоре уже все дошли до того, что начинали хохотать от каждого пустяка, и от каждой шутки, и от любого слова, и от звяканья уроненной ложки, и все совершенно от этого обессилели.

А Эльвира тем временем все время бегала в палатку посмотреть, спит ли Ежик.

* * *

Пока заваривали новый чай, Арамис с Высоким настраивали гитару, и начались песни.

– Для каждого будет исполнена песня по желанию! – объявил Арамис. – Эля?

– Ну, ты же сам знаешь, Арик!

Эля сидела, прижавшись к могучей груди Саныча, со счастливой улыбкой, и все звезды мира сияли в ее глазах.

Слушай, на время время позабудь,
Лучше тебе спою я что-нибудь,
Чтобы теплели строгие глаза
И не оглядывался больше ты назад…

Пели все, очень нестройно, ощущая при этом какую-то удивительную теплоту друг к другу. Но то был совсем особенный день, а точнее ночь, и никто не стеснялся добрых чувств, которых все так стесняются в обычной жизни.

И тут Высокий посмотрел на свои командирские часы:

– Слушайте, ребята, а ведь это как раз сейчас и есть. Ровнёхонько полночь. Я что хочу сказать… На время время остановилось, ребята. На эту вот ночь.

Все вдруг замолчали. И он подумал: «на время время позабудь…» – это же звучит, как какое-то колдовское заклинание. Скажи его – а вдруг и вправду время остановится?

– Саныч, тебе? – На его широкой груди покоилась голова Эльвиры. Он погладил ее:

Нету другой такой
ни за какой рекой.
Нет за туманами,
дальними странами…

Ну, что тут еще добавишь?

Потом:

– Ледокоша, как твоя головушка?

– Не дождетесь, гады!

– Ледокоша, живи вечно, родной! Что тебе исполнить?

Там, где сосны,
Где дом родной,
Есть озера
С живой водой.
Ты не печалься,
И не прощайся, –
Все впереди у нас с тобой…

Простая хрустальная красота. Вели Арамис и Эльвира, а подпевали все вместе.

– Крис?

Крис вскочил и заорал ненатуральным голосом, пригнувшись и растопырив пальцы:

С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана
В дальний путь…

Народ заржал.

– Ну, Кристо, ну хорош уже паясничать!

– А чо, хорошая песня! Ну, ладно! – он изменил тон мгновенно. – Арик, «Снегопад»!

Но тогда еще был снегопад, снегопад,
И свобода писать на снегу,
И большие снежинки, и град
Он губами хватал на бегу…