Долина

– Смотри, малыш, этот путь нам показал один маленький козленок. Папа и Высокий его видели. У него болела ножка, но он ее вылечил.

– Мам, а почему темно? Я боюсь!

– Не бойся, малыш, мама и папа с тобой. Мы идем в одно чудное место. Будем собирать землянику.

Но Ежик боялся необычной темноты и все время плакал. Однако когда вышли в Долину, он перестал плакать и с интересом стал озираться вокруг.

– Смотри, малыш, смотри, зайчик побежал!

– Зайка! Мама, зайка!

Когда спустились, очень уставший ребенок тут же заснул. Палатка для него и Эльвиры была уже готова, и она тут же унесла Ежика в нее.

– Так, народ, – выступил Саныч, – распределяйтесь по палаткам и устраивайтесь. Завтра же все химики, ботаники и прочие наукообразные начинают свою работу. Времени терять нельзя. А альпинисты завтра обустраивают лагерь. Перебазироваться не будем.

* * *

Поздно вечером у костра, когда большинство уже спало, остались лишь несколько человек.

– Саныч, смотри на запястье! – Высокий протянул руку.

И что такого в твоем запястье?

– Не видишь?

– Ну, не вижу, и что?

– Вот эта узенькая полоска?

– Ну, полоска, еле видна, и что? Слушай, хорош уже тут ребусы мне…

– Это же прекрасно, что ты ничего не видишь! Помнишь Ледоколову царапину? Так вот, четыре дня назад я резанул здесь ножом. А теперь уже ничего нет. У меня давно похожий же шрам был, так он пять лет уходил.

– Ага! А ты еще по шее полоснуть не пробовал?

– Дуралей! – засмеялся Высокий. – Кстати, а где Крис? Кристо, как твой ожог?

Подошел Крис, размотал бинт.

– Во, глядите! Чисто розовая кожа!

– Ладно, но обязательно оба покажете потом доктору.

Некоторое время все молчали, только потрескивание веток в костре нарушало тишину.

* * *

– Братцы, у меня к вам одна необычная просьба, – начал Высокий каким-то странным голосом. – Пять минут все сидим и слушаем молча, а потом все независимо скажем, что слышали. Пожалуйста, без вопросов. Просто тишина.

Молчание продолжалось несколько минут.

– Ну, что, парни?

– Можете надо мной сколько угодно смеяться, – неуверенно произнес Ледокол, – но мне два раза послышался, ну… как будто бы… детский смех, откуда-то издалека.

– А мне тоже, только один раз, а еще звон колокольчиков, – сказал Крис.

– С ума можно сойти, – добавил Саныч, – я точно слышал далекий детский смех. Нескольких детей. Как будто где-то далеко детский сад гуляет. С ума сойти…

– Вот, а я это уже третий раз слышу здесь. Вот, говорят, можно вечно слушать журчание ручья, шум прибоя, еще там что-то. А по мне, так можно вечно слушать шум детских голосов на площадке детсада, – продолжил Высокий.

– А вот что это, коллективная галлюцинация?

– Нет, брат, нет, – решительно произнес Саныч. – Это не галлюцинация.

– А что?

– Это – Долина.

– Да, ты прав, – сказал Высокий после паузы, – это Долина. Ее голос. И, мне кажется, она нам рада.

– Парни, а вы тут все не чокнулись разом? Вы же инженеры, физики, так вашу мать! – удивленно сказал Крис. – И вы говорите о ней так, как будто она вправду, как… какое-то живое существо!

– А вдруг и вправду? Мы же еще далеко не все понимаем в природе, – сказал Саныч.

– Еще не все понимаем? Ну ты даешь, брат! – воскликнул Высокий. – Скажи лучше – очень мало, что понимаем. А вдруг это действительно какой-то иной тип живых существ? Громадный кусок ландшафта со всем, что там растет и живет, с травой, деревьями, живностью, почвой, воздухом, почему-то обладающий чем-то вроде разума. Вот кто, например, знает, что там скрывается в пещерах внутри окрестных хребтов? А? И, кстати, ведь были такие гипотезы, что вся планета Земля – живая, не помню, у кого.

– А вот у древних, причем это у очень многих народов, все реки, озера, моря, горы, долины и прочее – имели своих духов или богов, а иногда отождествлялись с ними, то есть считались живыми, – вступил Крис, отчасти даже противореча своему предыдущему высказыванию. – Вот у эллинов, например, была богиня Земли Деметра, или, если произнести по-другому, Зем-Метра, то есть Земля-Матерь. Она же – Земля, и она же живая, и она же богиня древнегреческого пантеона. Это все было едино. И древних греков заявление, что Долина – живая, ничуть бы не удивило. Скорее, их бы удивило, как можно думать иначе.

– Слушайте, но ведь, тогда имя «Живая Долина» приобретает новый смысл, – неожиданно вступил Ледокол. – Не только «Долина Живого», и не только «долина, спасающая жизнь», но просто, буквально, живая долина. Язык сам подсказывает.

– А хорошо ты сказал, Ледок! – восхитился Крис. – Это давно замечено, что язык нередко бывает умнее нас. Вот, например, все думают, что Высокий – это просто кличка такая. А ведь если внимательно присмотреться, так ведь он же и вправду высокого роста! – Раздался хохот.

– А кстати, и наш язык, ну, то есть речь, тоже, может быть, живое существо… в каком-то особом смысле, – вдруг неожиданно добавил Крис.

– Твой язык – это точно живое, и довольно ядовитое, – вставил Ледокол под общий смех.

– Не, ну серьезно, я вправду так думаю.

– Ну, ты скажешь тоже, чушь какая-то, – удивился Саныч.

– Лучше не спорь с филологом, себе дороже будет, – засмеялся Высокий, – слова – это же его оружие. Проще сразу дать ему по башке. Но, к сожалению, вот конкретно этому дать по башке будет сложно.

– Не обижайте филолога, люди, – нарочито обиженно сопя носом, сказал Крис, – во-первых, он хороший. А во-вторых, – голос его стал стальным, – он может и сдачи дать, – Крис демонстративно поплевал на свой кулак. Снова смех. – И вообще, я, можно сказать, сама доброта, а вы вечно меня рисуете каким-то злодеем.

– Да, жизнь показала, как ни странно, – сказал Саныч, вспомнив по ассоциации что-то из своего прошлого и посмеиваясь, – что иногда хороший прямой в челюсть является отличным аргументом в борьбе за Истину. Нет, ну, конечно, не всегда, но изредка. А вот, кстати, знает ли об этом мировая философия?

– Еще как знает! – авторитетно выступил крупный эксперт по мировой философии Крис. – У нас в зале был один аспирант с философского, раздолбай редкостный, но махался он – будьте-нате! «Вертушку» делал классно, что твоя мельница!