Майор Рауль протянул ему свою руку, и они обменялись рукопожатием. А потом он предложил своим товарищам:
– Давайте сфотографируемся на память.
Кубинцы стали к одной из стел Мемориала, окруженные суворовцами, и сфотографировались. К сожалению, ни у самих суворовцев, ни у капитана Басманова фотоаппарата с собой в этот момент не оказалось.
Когда они возвращались назад в училище, Борис Самгин, слегка прищурив один глаз, спросил у командира роты:
– А почему вы отдали честь иностранцу?
– Да, к тому же он был в гражданской одежде, – подхватили и другие, потому что этот вопрос беспокоил, видимо, многих.
– Отдание чести – это приветствие военных всего мира, предписываемое воинским этикетом всех стран. К тому же, вы слышали сами, он не просто военный, а даже министр обороны, хоть и в гражданской форме одежды. Как же я мог не поприветствовать министра обороны другой страны, а тем более Кубы. Но вы, кажется, не поняли главного: ведь это брат самого Фиделя Кастро.
Вспомнить о кубинцах капитану Басманову пришлось уже очень скоро, когда буквально через месяц начальник училища неожиданно приказал всем командирам проверить в ротах состояние оружия, походное снаряжение и провести в своих подразделениях учебную тревогу. В младших ротах оружия не было, но Басманов приказал старшине Валетину срочно снарядить для каждого суворовца вещмешок по военному положению, командирам взводов провести занятия и научить суворовцев действиям по тревоге. После выполнения всех указаний, он велел офицерам в один из дней прибыть в училище до подъема и объявил в роте тревогу. Мальчишки, только что получившие необходимые знания, выполнили все достаточно четко, быстро поднялись, оделись, похватали свои вещмешки и выбежали строиться на внутренний дворик, где их уже ждал с секундомером командир роты. Рота в указанные сроки уложилась.
Только значительно позже, Костя узнал, что это было сложное время, известное в истории как «карибский кризис», когда мир в период противоборства двух систем был поставлен на грань войны. А для них «карибский кризис» откликнулся только в следующем году лишь тем, что какое-то время на ужин суворовцам вместо положенного печенья выдавали невкусные пресные галеты, изъятые из того самого НЗ (неприкосновенного запаса), которое было получено училищем в тот тревожный для всего мира год.
Глава 15
В майском параде их рота еще участия не принимала, но в подготовке уже активно участвовала. Суворовцы их роты так же, как и все училище, занимались по предпарадному распорядку дня, поэтому каждое утро в отведенное время усердно топали на строевой вместе с парадными батальонами старших суворовцев, как на территории училища, так и на площади перед Пушкинским (Александринским) драматическим театром у «Катиного садика», как старшие суворовцы фамильярно называли парк, раскинувшийся вокруг памятника Екатерине ІІ.
Первого мая вечером Костя с друзьями ходили на набережную Невы смотреть салют. Большого впечатления на Костю он не произвел, хотя общее возбуждение большого количества собравшихся там людей передавалось и им.
С каждым днем становилось все теплее. Сначала в сквере на переднем дворе зацвели посаженные там два каштана, а чуть позже и в скверике и возле спортзала расцвела сирень. На занятиях по биологии мальчики вместе с пожилой учительницей даже немного ковырялись на подопытном участке, расположенном возле стадиона у длинной стены тира, откуда иногда раздавались одиночные выстрелы – там тренировалась сборная команда училища по стрельбе из пистолета или малокалиберных винтовок.
В один из таких дней командир роты вызвал к себе старшину и приказал срочно сдать малокалиберные винтовки на оружейный склад. Оказалось, что это было связано с тем, что двое суворовцев одной из рот постарше, которые в этом году уже должны были получить настоящие автоматы, в выходной день решили развлечься. Один из них раздобыл в городе патроны и сообщил товарищу. Они вскрыли находящуюся в их роте пирамиду, достали малокалиберные винтовки, с которыми им вскоре предстояло распрощаться, и, посчитав это оружие совершенно безопасным, стали стрелять из окна своей роты по окнам, находящегося напротив Апраксина двора. К счастью, напротив был не жилой дом, и людей там в это время не было, поэтому горе-стрелки никого не ранили. Но их за этим опасным делом все же застали прохожие, которые сразу же сообщили в училище. Разразился большой скандал. Виновных обнаружили, и вскоре на очередном построении их из училища отчислили все с той же процедурой срезания погон.
В середине мая уже начались годовые контрольные работы и выставление оценок за год. В целом у Кости успехи были неплохие, и хотя по русскому языку все еще стояла тройка, но эта тройка была твердой. А вот предстоящий в начале июня ежегодный экзамен по иностранному языку его беспокоил более серьезно. Каких-либо успехов в изучении английского языка он так и не смог добиться. Их учительница объявила им «топики», то есть темы, по которым необходимо было подготовить небольшие рассказы для выступления на экзамене. С этим было проще, эти «топики» можно было заранее проверить и просто зазубрить, а вот вопросно-ответной беседы привыкший ко всему относиться с полной ответственностью Костя боялся. Он считал себя неспособным понять вопросы преподавателя на иностранном языке, а тем более правильно сформулировать на них ответы, поэтому отвечать стеснялся, боясь сделать ошибку. И сейчас он больше всего старательно готовился именно к этому страшному экзамену, стараясь запомнить хотя бы вопросы.
В конце мая в честь юбилея создания пионерской организации было решено провести пионерский парад на Дворцовой площади. Для участия в параде предложили направить один батальон младших суворовцев, которые еще не вышли из пионерского возраста. Ответственной за это мероприятие была старшая пионервожатая. Была и такая должность в политотделе училища, когда в училище были младшие суворовцы. Но поскольку она была не военнослужащая, то ей помогал училищный «комсомолец», то есть капитан Рыбалкин, соответственно отвечавший за комсомольскую работу в училище. Он связался с командирами трех младших рот и передал им приказ после обеда вывести роты на передний двор для построения и создания суворовского пионерского батальона. Пока происходило перестроение суворовцев разных рот по ранжиру, офицеры стояли рядом и разговаривали между собой.
– Мне нужны трое суворовцев для пионерского знамени, – подошел к ним капитан Рыбалкин.
– Пожалуй, лучше взять из моей роты, у них уже больше опыта парадной подготовки, – тут же откликнулся командир третьей роты.
– Да у тебя уже большая часть роты бреется. Тоже мне пионеры! – поддел товарища капитан Басманов.
– Думаю, что у меня есть подходящая кандидатура для знаменосца, – сказал капитан Вилько. – По-моему, суворовец Шпагин вполне подойдет для этого дела.
– Ну что же, это, пожалуй, правильно, – согласился и Басманов – Суворовец, как с картинки. Так, кажется, назвала его наша математичка?
– Что это за экземпляр такой, что вы так расхваливаете? – удивился командир третьей роты.
– Пойдемте, посмотрим, – предложил капитан Вилько.
Они подошли к тому месту, где стоял уже построенный батальон.
– Суворовец Шпагин! – громко выкрикнул капитан Вилько.
– Я.
– Ко мне!
– Есть.
Костя Шпагин выбежал из строя, за несколько метров до стоящих офицеров перешел на строевой шаг, четко подошел к стоящим офицерам, остановился, бросил руку к козырьку фуражки и доложил:
– Товарищ майор, суворовец Шпагин по вашему приказанию прибыл.
– Ну как? – обратился Вилько к капитану Рыбалкину. – Годится?
– Вполне.
– А ассистентами ему дадим моих пионеров, – все-таки настаивал командир третьей роты и вызвал из строя двух суворовцев небольшого роста. В одном Костя сразу же узнал своего земляка Уварова, другим был единственный на все училище суворовец – кореец Ли.
На том и порешили. Капитан Рыбалкин отвел Костю с его ассистентами в политотдел, где они взяли пионерское знамя, и вывел на плац, где в это время уже готовился к параду основной батальон. Много времени для подготовки им не потребовалось, ведь третья рота только что участвовала в майском параде в качестве роты барабанщиков, а вторая и первая роты тоже активно участвовали в парадных тренировках. Поэтому офицеры уже не стали начинать с одиночной подготовки, а сразу же приступили к тренировкам шеренг. Между этими шеренгами капитан Рыбалкин и поставил свою знаменную группу.
Товарищи по роте восприняли назначение Кости Шпагина довольно спокойно, никто не удивился, только Витька Стародубцев вечером за ужином заметил вскользь:
– Ну что, Шпага, поздравляю!
– С чем? – удивился Костя, уже забыв об этом событии.
– Как с чем? Знаменосцем будешь.
– Так ведь это пионерское знамя, чего тут особенного? – проворчал Борис Самгин.
– Ну так что, сейчас пионерское, а потом училищное, – выпятил грудь розовощекий Артем Рожков, как будто именно ему поручили быть знаменосцем.
– Да ладно вам, все это так, пустяки, – прекратил разговоры своих друзей Костя.
В глубине души он, конечно, гордился тем, что ему выпала такая честь. Он уже было представил себе, как он понесет знамя также высоко и гордо, как это делали суворовцы старших классов во время парадов. Для этого они ставили древко знамени в специальный кожаный стакан на красной перевязи, надеваемой через плечо. Таким образом, красное полотнище во время движения развевалось во всю свою ширину.
Но его мечтам суждено было сбыться только наполовину. Переодетым в белые рубашки с коротким рукавом и маленькими погончиками пионерской формы суворовцам не полагалась знаменная перевязь, поэтому капитан Рыбалкин приказал Косте просто положить древко знамени на плечо и придерживать его во время прохождения правой рукой, как делали и другие знаменосцы в гражданских пионерских дружинах. Его ассистенты вообще должны были держать правую руку в пионерском салюте, что как-то уже было и непривычно для суворовцев, пробывших в училище от одного до трех лет и отвыкшим от разных пионерских ритуалов и мероприятий. Поэтому это прохождение во время пионерского парада по сравнению с только что прошедшим воинским первомайским парадом выглядело для Кости, да и для других мальчишек каким-то игрушечным, совсем детским.
Перед последним выходным мая на очередной вечерней поверке, командир роты объявил:
– Для выезда в летние лагеря, нам необходимо заранее подготовить место лагерного сбора нашего училища, поэтому наша рота получила задачу в следующее воскресенье выехать в поселок Можайское для наведения порядка на территории лагеря.
– А увольнение? – прозвучал робкий голос кого-то из ленинградцев.
– Кому разрешено, может сходить в увольнение в субботу, а в воскресенье, естественно, увольнения не будет.
– А у нас на следующей неделе экзамен по иностранному языку, – попытался кто-то найти хоть какую-то лазейку, для того чтобы избежать этих работ.
– Ну и что же, у всех есть экзамен по иностранному языку, а у восьмиклассников и выпускников еще и другие экзамены, так что нам придется немного поработать на общее благо. Они в свое время тоже так же работали.
В воскресенье с утра рота переоделась в рабочую одежду и на трамвае поехала на Балтийский вокзал, а оттуда на электричке отправилась в Можайское. Они приехали на станцию, с одной стороны которой возвышался высокий холм, а с другой стороны было большое озеро.