Поездка в Порт-Артур

– Приедем, режиссер решит, но скорее всего американских генералов.

– А в каком фильме?

– «Корейская война».

– Подожди, Макс, – возмутился Алексей Семенович. – Как же я могу играть американского генерала, если я уже был там послом Советского Союза?

– Да нет, ты был послом в кинофильме «Тридцать седьмая параллель», а сейчас снимается другой многосерийный телефильм.

Между тем автобус шел по празднично нарядным улицам действительно красивого города явно европейского вида. Была прекрасная теплая осенняя погода, утреннее солнце приветливо освещало чистые аккуратные дома, бегущие мимо автобуса, в свежем воздухе не ощущалось городской копоти и загазованности, такой присущей крупным китайским городам. Более того, когда автобус, проехав какое-то время по нешироким улицам центральной, явно старой части города, вдруг вырвался на одну из площадей, и в окне показалась спокойная синяя гладь моря, в воздухе почувствовался привкус морского побережья с запахом водорослей и сырости.

– «Так вот он какой, город Дальний, – подумал Алексей Семенович, с интересом оглядывая открывшийся простор, – чем-то напоминает Крым, но все же не совсем. Может быть, потому что в городе природы не видно, а может быть, просто другой сезон, и летом здесь точно также? Да, видимо, не такими уж глупыми были царские чиновники, раз выбрали такое чудное место. И столь уж дальновидно поступили советские чиновники, поторопившись передать Китаю этот город, не дождавшись конца срока аренды, как это сделали англичане и португальцы с Гонконгом и Макао? Но, ладно, не будем уподобляться политикам, которые делают себе авторитет, объясняя, когда и как надо было поступить в прошлом, но совершенно беспомощными становятся в то время, когда от их собственного решения зависит жизнь миллионов людей в настоящем и будущем».

Алексей Семенович вспомнил, как он был свидетелем событий по возвращению Гонконга и Макао, этих небольших по территории, но таких престижных по своему значению для Китая районов. Он вспомнил, какая волна патриотизма, граничившего с национализмом, захлестнула тогда весь Китай. Была развернута широкомасштабная пропагандистская кампания от официальных мероприятий на всех уровнях до волны кинофильмов, живописующих ужасы нашествия иностранных завоевателей восьми империалистических государств, жестокость иностранцев, насилующих китайских женщин, вспарывающих животы беременным и вздымающих на штыки или бросающим в огонь младенцев, в то время как доблестные китайские воины мужественно умирали на полях многочисленных сражений. Хотя доподлинно известно, что войска, действительно завоевателей, большей частью англичан и французов, воспользовавшись экономической и политической, военной и дипломатической слабостью Китая почти беспрепятственно вошли в Пекин, в котором и разорять-то было нечего, за исключением разве что императорского дворца Юаньминюань, оставленного в беспорядочном бегстве императорской семьей. И счастье Китая, что его не постигла участь Индии, долгое время продолжавшей оставаться в колониальной зависимости от Англии, а все дело ограничилось хоть и насильственной, но все же более-менее цивилизованной арендой нескольких портов Китая. Это какое-то время действительно отрицательно влияло на экономическое развитие Китая, но все же, в конечном итоге, помогло разбудить национальное самосознание, вызвавшее многолетнюю борьбу за необходимость преобразований в государстве, не говоря уж о том, какое значительное развитие получили сами эти портовые города, ставшие азиатскими финансовыми драконами.

И, в конце концов, можно по-разному расценивать такой популярный в 1998 году лозунг «Гонконг возвращается в Китай». Ведь если заметить преобразования явно прозападного капиталистического характера, происходящие в современном Китае, то вполне можно, переставив слова, перефразировать этот лозунг в другой: «Китай вернулся к Гонконгу», то есть в Китае происходит все больше капиталистических преобразований по типу тех, которые существуют в Гонконге.

Автобус проехал по центральному проспекту Сунь Ятсена, затем по улице Горького и выехал на Народную площадь. Нашему взору открылась обширная и совершенно обнаженная площадь, на которой могли разместиться сразу несколько футбольных полей, мысль о которых возникла ассоциативно при виде аккуратно постриженных яркозеленых газонов, разбитых на четыре огромных ровных квадрата. С одной стороны площади сверкало белизной здание правительства города, так в Китае называют административные исполнительные органы всех уровней. Рядом, как и положено, располагался корпус цвета хаки здания государственной безопасности с возвышавшейся над ним башней, по-видимому, «всевидящего ока». Народа на Народной площади как-то не было заметно, да и что там делать, если все место занято хоть и красивыми, но все же запретными газонами со строго перекрещенными, как ремни новобранца, дорожками безо всяких там мест отдыха и легкомысленных скамеек. Все было чисто, благообразно и… безжизненно.

Впрочем, это не совсем так. Алексей Семенович вдруг увидел, как навстречу их автобусу по противоположной стороне улицы едут всадники на лошадях. Красивые породистые лошади были совсем не похожи на замученных низкорослых работящих лошадок, еще до сих пор попадающихся на улицах Пекина и других городов Китая. Эти величественно и неторопливо вышагивали, как на чемпионатах мира по выездке, картинно выбрасывая вперед сильные ноги, с голенями, перетянутыми оранжевыми повязками с черными полосками.

– Это конная полиция, особая гордость города Далянь, – тут же сообщил присутствующим Макс.

Фото из открытых сайтов интернета

Да все уже и так разглядели, что на лошадях гордо восседают представители охраны общественного порядка в новенькой, черной, по образу полиции Гонконга, аккуратно подогнанной форме, на которую совсем недавно перешла вся полиция Китая, до этого носившая зеленую армейскую форму. Полицейские ехали с непроницаемыми лицами людей, отмеченных особой печатью большой государственной ответственности. Патрульную группу возглавляла представительница слабого пола, выглядевшая так неподвижно и бесстрастно, что ей мог бы позавидовать сам Будда. За ней уже более свободно ехали двое полицейских-мужчин. Женщины Китая вообще очень любят форму, многие служат в армии и постоянно ходят в форме даже вне службы. Алексей Семенович вспомнил, как он с улыбкой наблюдал, с какой гордостью сопровождал юноша в гражданской одежде свою спутницу, сержанта срочной службы, в немыслимо мешкообразной ядовито-зеленой военной форме. В форме даже вне службы ходят не только женщины-офицеры, женщины-полицейские, но и женщины военных ансамблей, женщины вспомогательной дорожной службы, женщины-работники судебных органов и прокуратуры, женщины, работающие в налоговой инспекции, проводницы вагонов, работники метро и многие-многие другие. В общем, Алексей Семенович давно уже понял, что любят в этой стране и форму и беспрекословный порядок.

– Красиво! – заметил сидящий рядом сосед.

– Действительно, красиво, – согласился Алексей Семенович, а про себя подумал: «Вот только зачем?» И вспомнил, что видел конную милицию в Москве у стадионов после матчей, когда пешим миллиционерам-мужчинам бывало трудно справиться с огромной толпой возбужденных болельщиков.

– Чудесный город! Вот только никак не пойму, как будто совсем не китайский, что-то совсем не так.

– Нет велосипедов, – засмеялся собеседник.

– Действительно! Как это я сразу не догадался? Даже не ожидал, что город очень выигрывает от отсутствия этого весьма удобного и демократичного, но такого беспорядочного вида транспорта как велосипед.

– «Да, ведь на Народной площади в Даляни должен быть памятник советским солдатам, погибшим при освобождении города от японцев», – вдруг вспомнил он фразу, встречавшуюся в одном из путеводителей.

Он огляделся вокруг, но никакого памятника не было. Как раз на том месте, напротив дома правительства находился непонятный горельеф в виде овальной стены, перед которой возвышалась мачта с государственным флагом КНР.

– Макс, я слышал, что здесь должен быть памятник советским солдатам…

– Да. Но его год назад перенесли в Люйшунь на братское кладбище советских солдат, которых похоронили там еще в 1945 году, а памятник поставили почему-то на главной площади Даляня в 1953 году, поэтому сейчас решили их соединить.

– «Довольно логично с китайской точки зрения, чтобы не мозолил глаза администрации города, ведь при наличии этого памятника трудно убеждать молодежь в том, что японцев, якобы, победила китайская армия, – мелькнуло в голове. – Но все-таки значительно лучше, чем вообще сносить, как поступили в «братских странах народной демократии», тем более обидно, что даже в славянских».

Через некоторое время уже пошли городские окраины, и автобус выехал за город. Дорога была замечательная, и автобус поехал быстрее.

– Нам еще далеко?

– Нет, не очень, всего около часа, а осталось уже меньше.

– Так куда мы все-таки едем.

– В Люйшунь.

– «Подожди-подожди, насколько я понимаю, это же и есть Порт-Артур, куда я так давно мечтаю попасть, – эта мысль поразила даже не самим обстоятельством поездки в Люйшунь, а именно стечением всех обстоятельств с самого начала, когда ему позвонила Ян Кэцинь, когда он настойчиво преодолевал все преграды при покупке билета, чего, наверняка, не стал бы делать в другое время, отсутствие встречающих на вокзале, неожиданное появление Макса с его предложением и вот сейчас этот автобус, стремительно приближающийся к Порт-Артуру. – Вот и пойми, что здесь случайное, а что необходимое, и чья рука так настойчиво ведет меня к цели».

* * *

Автобус стал спускаться с горы в открывшийся взору небольшой город. У въезда в город стояла охрана, и стоящий солдат внимательно посмотрел на лица иностранцев, но на переднем стекле автобуса был пропуск, поэтому автобус благополучно проехал мимо. Немного попетляв по улицам, он въехал в какие-то ворота и медленно стал подниматься по дороге, ведущей наверх и закрытой широкими кронами больших деревьев, как в каком-то санаторном парке где-нибудь в Крыму.

Через некоторое время автобус остановился у двухэтажного старинного белого здания с колоннами, очень напоминавшего усадьбу богатого русского помещика. Когда все вошли в дом, рассеялись последние сомнения – это явно был дом того времени, построенный русскими. Массивный, со множеством комнат, с широкими лестницами, ведущими на второй этаж, с залом, явно выполнявшим роль гостиной. На стенах зала сохранились темные старинные обои, но не бумажные, как сейчас, а матерчатые, потемневшие от времени, едва-едва сохранившие былую позолоту. По обеим сторонам висели старинные картины в японском стиле. Весь пол был покрыт ковром, который когда-то явно был очень красивым, но сейчас тоже имел на себе отпечаток времени. В зале стояла массивная мебель из черного дерева, с потолка свисала старинная тяжелая многорожковая люстра. Некогда богатые, плотные шторы с бахромой и кистями свисали по обеим сторонам входных дверей на перегородке арочного типа, условно отделявшего основную часть зала от игорной с ломберными столами. Такие же шторы были на широких окнах и у выхода на застекленный балкон-галерею с экзотическими растениями. Снаружи и изнутри балкон и здание были отделаны изразцовыми плитками, ни одна из которых не отвалилась от времени и событий, происходивших здесь в течение ста лет. Этот балкон-галерея был общим как для парадного зала, так и для другой комнаты, служившей, по-видимому, столовой. Отсюда широкая мраморная лестница вела вниз в небольшой сад и открывался вид на залив, где на внутреннем рейде когда-то стояли русские корабли, а сейчас виднелись лишь какие-то небольшие китайские суда.

В этот солнечный день был хорошо виден вход в залив с внешнего рейда. Этот залив как бы самой природой был предназначен для порта, потому что вход в залив с двух сторон прикрывали возвышенности, на которых русскими были оборудованы хорошо укрепленные форты, с установленными в них дальнобойными орудиями большого калибра. Массивные бетонные укрепления и сейчас были хорошо видны даже невооруженным глазом. Они входили в общий комплекс туристического маршрута по этому городу и выглядели значительно лучше, чем форты современного Севастополя, заброшенные и разрушаемые не только временем, но и безразличием, если не презрением современных украинских руководителей к русской славе, и безразличием местных жителей, растаскивающих бетонные блоки для собственных нужд.

Увиденные укрепления и вся обстановка очень точно совпадала с его собственными представлениями, только раньше он представлял себе вид порта как бы со стороны моря. Алексей Семенович закрыл глаза, чтобы представить себе эту картину, существовавшую здесь около ста лет назад. Тогда это здание, скорее всего, было единственным двухэтажным домом, а вокруг были одноэтажные дома семей офицеров и служащих, лавки китайцев, их лачуги, лепившиеся друг к другу по склонам холмов.

– «Возможно это и есть здание офицерского собрания, где был бал в тот вечер в честь именин Марии. И когда началась кононада, некоторые подумали, что это салют в честь жены русского наместника, которую звали Марией, а это уже начался обстрел порта японской эскадрой. Кажется, так это событие было описано Степановым в его романе. А может быть не так, ведь офицерское собрание было ближе к морю, а это, вероятно, дом самого наместника», – пытался вспомнить Алексей Семенович, стоя с закрытыми глазами, и вдруг явственно услышал рядом русскую речь.

– «Уж не галюцинации ли?» – от неожиданности он даже вздрогнул и оглянулся.

Недалеко от него у входной двери стояли двое: высокий молодой человек и светловолосая девушка. На парне была форма американского солдата, но говорили они на чистом русском языке.

– «Вероятно, русские студенты, которые часто подрабатывают на киносъемках», – догадался Алексей Семенович и хотел было заговорить с ними, но в этот момент последовала команда переодеваться.

А через несколько минут он сам уже облачился в форму американского генерала и был представлен режиссеру. Тот критически осмотрел новоявленного артиста и о чем-то спросил стоящих рядом помощников. Они в ответ радостно закивали головами. Алексей Семенович понял, что таким образом импровизированный «худсовет» утвердил его на какую-то роль. Макс, стоящий рядом, потом объяснил, что, кроме сегодняшних съемок в качестве почти «свадебного генерала» без слов, ему предложили исполнить в этом фильме еще одну роль, но сьемки будут длиться две недели.

– Макс, на следующей неделе у меня занятия, – попытался возразить Алексей Семенович.

– Позвони декану факультета.

– Если я позвоню даже заведующему кафедрой, то мне сразу же прикажут вернуться назад безо всяких разговоров, – сказал Алексей Семенович, а про себя добавил: «Уж я-то хорошо знаю, как боятся руководители в Китае нарушить любое, даже малейшее правило, а тем более, разрешить сделать это другому».

– Но иначе, Алекэсай, я не могу оставить тебя в гостинице больше одного дня.

– Хорошо. Давай я сейчас продолжу работу, затем на два дня съезжу в Пекин, решу там все свои вопросы, а потом приеду назад.

– А ты действительно приедешь?

– Ты плохо знаешь русских, Макс. Не волнуйся, если я что-то обещаю, то обязательно выполняю.

– Хорошо, я поговорю с режиссером. Но ты знаешь, тебе придется сбрить усы.

– Как сбрить усы? Нет, мы так не договаривались.

– Понимаешь, они говорят, что в Америке генералы еще могут быть с усами, а вот все офицеры без усов.